Дмитрий Губин Дмитрий Губин Почему Украина потеряла право на существование

Будущее Украины может представлять собой как полную ликвидацию государственности и раздел территории соседними странами (как случилось с Речью Посполитой в конце XVIII века), так и частичный раздел и переучреждение власти на части земель под жестким контролем заинтересованных стран (как поступили с Германией в 1945 году).

9 комментариев
Игорь Караулов Игорь Караулов Сердце художника против культурных «ждунов»

Люди и на фронте, и в тылу должны видеть: те, кому от природы больше дано, на их стороне, а не сами по себе. Но культурная мобилизация не означает, что всех творческих людей нужно заставить ходить строем.

11 комментариев
Геворг Мирзаян Геворг Мирзаян Новая оппозиция Санду сформировалась в Москве

Прошедшее в Москве объединение молдавской оппозиции может означать, что либо уже готов ответ на возможное вторжение Кишинева в Приднестровье, либо есть понимание, что Санду не решится на силовое решение проблемы.

8 комментариев
13 марта 2006, 14:39 • Культура

Жених Гитлера

Жених Гитлера

Tекст: Кирилл Анкудинов, Майкоп

Известный поэт-концептуалист Дмитрий Александрович Пригов написал «правдивое повествование» под названием «Боковой Гитлер»; оно-то и является, на мой взгляд, самым знаковым текстом январского номера «Знамени».

Сюжет «правдивого повествования» таков: в пору застоя некоего андеграундного художника вызвали в правление московского отделения Союза художников на предмет факта незаконного выставления его картин за границей. Художник стал оправдываться: ко мне-де столько всякого народа приходит, что за всеми не уследишь; попадаются и иностранцы; как их не пускать, раз уж они появляются? На это молодой коллега-карьерист задал риторический вопрос: «А если к вам в мастерскую придет Гитлер? Тоже пустите?»…

Война и мир

Писатель Василь Быков (minsk.edu.by)
Писатель Василь Быков (minsk.edu.by)

Эта весьма типичная для своего времени коллизия стала затравкой для фантасмагории: в мастерскую к герою повествования вдруг действительно явился Гитлер вместе со своей свитой.

Затем странные гости обратились в хвостатых чудовищ и сожрали хозяина мастерской. Впрочем, с ним ничего не сталось, поскольку, как можно было догадаться, это оказалась фантазия. Правда, непонятно, чья фантазия. Поначалу автор выразился так: «А мне представилась картина». В финале же «правдивого повествования» выяснилось, что картина представилась не автору, а художнику, и он поведал о ней на заседании правления Союза художников в присутствии двух молчаливых гэбистов (в эту версию верится меньше, поскольку художник был рекомендован Приговым как человек умный и здравомысленный)…

Жизнь иногда устраивает странные совпадения. Как на грех, в этом же номере «Знамени» опубликованы материалы «Из переписки Игоря Дедкова с Василем Быковым и Алесем Адамовичем» (публикация и примечания Т. Ф. Дедковой). Материалы эти в общем сообщают мало нового: корреспонденты были людьми сдержанными, не доверяли почте (имея на то основания) и о важных вещах предпочитали не распространяться в письмах, так что из переписки в основном можно выловить «мелочи быта». Но и этого достаточно…

Василь Быков и Алесь Адамович были фронтовиками и писали о войне. О той самой, Великой Отечественной войне. И о фашизме, разумеется.

Они положили свои судьбы на то, чтобы истребить у сограждан представление о фашизме как о «парадномундирном» и «готичнодраконьем» феномене.

Понятно почему. Некогда они имели дело с «обыкновенным фашизмом» и знали, насколько легко эта зараза может передаваться «нормальным людям», «таким, как все». Адамович посвятил этому целый роман, на многих страницах которого мучительно пытался осознать: как же возможно, что обычный советский моряк или обычный советский бухгалтер – и вдруг превращается в гитлеровского карателя? Надо сказать, романы Быкова и Адамовича (и в особенной степени «Каратели» Адамовича) пробивались к читателю с неимоверными препонами, через бесчисленные партийно-цензурные рогатки. Оно и понятно. Зато «мундирным экзерсисам» в те времена дорога была открыта беспрепятственно…

Такая параллель: в числе мистических визитеров из Третьего рейха Пригов живописует «элегантного Штирлица – Андрея Болконского сего ослепительного, если можно так выразиться, великосветского бала». И вправду, куда без Штирлица? Заодно является и еще одно творение пера Юлиана Семенова – Холтофф…

А вот что пишет Алесь Адамович Игорю Дедкову в 1986 году…

«Я давно был убежден (даже писал), что наши «нео» – из 17 мгновений! (В большой мере.) Вот так-то, тов. Семенов Юлиан! Удивительно поворачивается «патриотизм», когда он на потребу и лжа!»

Что касается адресата Адамовича и Быкова – пребывавшего в Костроме литературного критика Игоря Дедкова, то он был интеллигентом дореволюционного, яростно-народничьего замеса, не побоюсь сказать, фанатом правдивости. Воображаю, как бы он взвился, прознав про «Бокового Гитлера»…

Бывают и иные соответствия

Поэт-концептуалист Дмитрий Пригов (www.vavilon.ru)
Поэт-концептуалист Дмитрий Пригов (www.vavilon.ru)

Читая прозаический раздел «Знамени», я подумал: не слишком ли много в наших «толстых литературных журналах» «невыдуманного», того, что принято называть иностранным словечком «нон-фикшн»? Судите сами: два текста из четырех (монороман Инны Лиснянской «Хвастунья» и воспоминания знаменитого театрального художника Сергея Бархина «Осколки радуги») – чистый нон-фикшн.

Знаю, что оба текста – примеры высококачественного, хорошего нон-фикшна: мемуар Лиснянской, довольно рискованный по композиционному построению «с пятого на десятое» (от самоубийства Шпаликова – сразу же к истории о рыбном рулете), замечателен бесконечным обаянием рассказчицы, так что читал бы его с упоением и читал, а миниатюры Бархина привлекают необыкновенной фактурностью примет эпохи.

Но присмотримся-ка к двум оставшимся текстам.

Приговский «Боковой Гитлер» начинается обстоятельным (и нудным) описанием советского уклада. Тоже нон-фикшн своего рода. Да и у героя-художника, уверен, есть прототип, и сама история о нечисти в мастерской, полагаю, имеет основой услышанную байку. Так что воображение Пригова не слишком-то потрудилось. А в оставшемся тексте – рассказе Льва Усыскина «Вечером в Азии» – автор настойчиво и мастеровито выкладывает на бумагу все накопленные жизненные и книжные впечатления о Средней Азии. И здесь не сказать чтобы совсем уж фикшн…

Ближе ко второй половине журнала мне был уготован сюрпризец: редакция «Знамени» устроила анкетирование на тему «Для чего литературе воображение?».

«Все чаще приходится слышать мнение, что воображение, вымысел (фикшн) становится прерогативой массовой литературы, а серьезная литература склоняется к интеллектуальному артистизму, жанрам ассоциативной прозы, прозы документальной, мемуаров, внутреннего монолога/рассказа автора о жизни, в том числе (а часто и прежде всего) своей; именно этого ждет от нее и серьезный читатель… Возникает вопрос: необходимо ли вообще воображение литературе, и если да, то кому оно нужно – автору или читателю?»

Мнения специалистов

Поэт Александр Кушнер (www.vavilon.ru)
Поэт Александр Кушнер (www.vavilon.ru)

Анкетируемые ответили по-разному: Валерий Попов выразил скепсис («Шар фантазии оторвался, улетел и, что самое грустное, выдохся»), Павел Крусанов справедливо возмутился («Реализму нет и двух веков от роду, а он хоронит то, что в культуре традиции существовало до него и недурно до него обходилось в течение как минимум трех миллениумов. Хамство-то какое»), а Аркадий Драгомощенко по обыкновению изъяснился так, что я ничего не понял…

Все бы ладно, но напрашивается ехидный комментарий. Допустим, нон-фикшн победил… Но почему он действует исключительно в одном направлении? Как байки из времен застоя травить, так «воображение не нужно»… А когда предстоит осмыслить реальность (собственно говоря, для этого документальная литература и существует; да и примеры перед глазами – тот же Алесь Адамович)… Вот тут-то появляются Гитлеры с хвостами…

Остальные материалы первого номера «Знамени» предсказуемы. Поэтический раздел представлен «мэтрами». «Мэтры» таковы, какими мы их привыкли видеть. Сергей Гандлевский аскетичен и угрюм, Александр Кушнер раздумчив, Алексей Цветков герметичен и загадочен, а Фазиль Искандер демонстрирует непосредственность и простоту слога.

В разделе публицистики – статья бывшего первого заместителя министра иностранных дел СССР, бывшего депутата Верховного Совета России Федора Шелова-Коведяева «Россия на сквозняках глобальных перекрестков». Концепция статьи: существуют два антагонистических вектора – «Западный вектор» и «Восточный вектор». Первый – прагматичен, неагрессивен и перспективен; второй – идеологизирован, крайне агрессивен и «заражен вирусом самораспада».

В отношении шеловско-коведяевской концепции у профессиональных историков появится масса вопросов. Я умолчу о них, поскольку не историк. Мне интереснее то, что Шелов-Коведяев, вписав Россию (попутно с Византией) в «Западный вектор», настойчиво рекомендует ей вступать в НАТО, чтобы совместно с НАТО отражать «китайскую угрозу». Текст Шелова-Коведяева сопровожден постскриптумом директора Института политического и военного анализа Александра Шаравина «На Запад – из России в Россию». Шаравин критикует Шелова-Коведяева… за недостаточно проамериканскую позицию. НАТО, мол, России ни к чему, там засели хлюпики-европейцы; если уж России союзничать, то непосредственно с США. Чтобы отражать «китайскую угрозу»…

Если вспомнить еще и статью Александра Храмчихина из предыдущего номера «Знамени», в которой главным стратегическим противником Российской Федерации объявлялся Китай, то… Тенденция, однако, как сказал чукча из анекдота…

Михаил Эпштейн продолжает свой лингвистический проект текстом «Русский язык в свете творческой филологии». Он совершенно правильно указывает на то, что словообразование в современном русском языке по большей части осуществляется за счет его варваризации и латинизации, предлагая альтернативный «Словарь творческого развития русского языка». Забавно, что глобалист Эпштейн фактически повторяет почвенников из «Нашего современника» 70–80-х годов прошлого века, с которыми он же в свое время воевал: те тоже возмущались распространившейся в лексиконе молодежи «фирмОй»-«джинсОй» и предлагали бороться с ней при помощи активного использования благолепных диалектизмов, таких как «духмяный» и «рукомесло». Смею заметить, проект Эпштейна является столь же возвышенным и столь же мертворожденным, как и проекты советских почвенников. Дело в том, что за каждым словом – в соответствии с догадкой Ницше – видится жест. В русском языке остаются только те неологизмы, за которыми прозревается точный и уместный жест. В пресловутых «наездах», «разборках», «стрелках» и «трубках» он присутствует. А придуманное Эпштейном благородное слово «своеправие» на уровне жеста являет фонвизинского Стародума, застрявшего в джакузи. Увы…

..............