«Манекенщицы приравнивались к рабочим»

Ленинградские моды 60–70-х вернулись в Петербург. Правда, пока не собственно моды, а только фотовыставка «Ленинградские моды 60–70-х годов», на которой представлена коллекция фотографий одной из самых известных тогдашних моделей Евгении Хартлебен-Куракиной, а также фотографии из архивов других советских моделей, альбомы и календари того времени. Теперь Евгения Куракина – редкий гость в родном городе, она давно живет в Германии.

Наша администратор шутила: «Не встречала никого прожорливее манекенщиц!

На небольшую ретроэкспозицию в Конюшенный корпус петербургского Елагина острова собрались герои fashion-индустрии тех времен: модели, фотографы, художники... В планах показ этой выставки в марте в Германии, под Берлином. В замке Майенбург, где расположен музей моды известного коллекционера Жозефины фон Кремпль, представят ленинградские фотографии и коллекции одежды, которую носили в те же годы в Германии, чтобы продемонстрировать сходство и различия советского и немецкого стилей.

О том, какова была судьба манекенщицы в ленинградские 60–70-е, газете ВЗГЛЯД рассказала главная героиня выставки «Ленинградские моды» Евгения Хартлебен-Куракина.

ВЗГЛЯД: Евгения, в отличие от нынешнего времени, в годы вашей юности большинство людей, наверное, даже не знали, кто такие модели: все хотели стать космонавтами, учеными, поэтами... Как же вы стали манекенщицей?

Евгения Хартлебен-Куракина: Конечно, я совершенно не собиралась становиться манекенщицей. Мама хотела, чтобы я поступила в Политехнический институт, но я получила на вступительном экзамене по физике «четверку» и не набрала проходной балл. Самый большой конкурс в то время, кстати, был в самый престижный Институт культуры им. Крупской, который теперь называется Университетом культуры и искусства...

Так вот после «незачисления» я шла по городу заплаканная, огорченная, и вдруг у Казанского собора меня остановила один из детских модельеров Дома моделей, звали ее Алевтина. И она сказала, что ищет именно такой образ «грустного подростка». Я пришла в Дом моделей, прошлась по подиуму, как меня просили, и когда мне сказали, что меня берут на работу, удивленно спросила: «Вот это и есть работа?» Мне показалось, что это так просто...

Советские модели 1960–70-х хорошо одевались только на работе, в обычной жизни был дефицит. Евгения Куракина в 1960-е (фото: Петр Сегаль)

ВЗГЛЯД: И потом в работе манекенщицы не возникало трудностей?

Е. Х-К.: Честно говоря, мне все давалось легко, хотя с нами и много работали: ставили движения, создавали образ, проводили фотосессии, выезжали на показы по всей стране, а в семидесятые годы уже и за рубеж... Но, наверное, работа манекенщицы и правда была органична для меня. Тяжелее всего давались, пожалуй, примерки: мы должны были стоять часами, потому что коллекции шили индивидуально, практически создавая модель на манекенщице, и, пока модельер работал, ты стояла как вкопанная.

ВЗГЛЯД: А как одевались манекенщицы в свободное от работы время?

Е. Х-К.: В то время был дефицит на все: что-то добыть в советские времена было невозможно. Вообще «добывание» было своеобразным развлечением, а очереди – образом жизни. Манекенщицы приравнивались по оплате к рабочим категориям, но сначала – очень низкого разряда. Мы получали очень маленькие деньги, чуть больше дворника – рублей 70–90 в месяц, поэтому приходилось порой покупать вещи на двоих, а то и на троих! Но больше всего модели рукодельничали сами: все вязали, все шили. Было престижно, например, за одну ночь сшить себе новогоднее платье. Почти как Золушка!

ВЗГЛЯД: Как же конкуренция между моделями? Неужели в те времена ее не было?

Е. Х-К.: Наверное, нам всем так непросто жилось, что мы жили очень дружно и не гнушались одеждой или обувью, общей для нескольких девушек. Тогда процветала фарцовка: моряки, которые ходили в «загранку», привозили хорошие вещи, косметику, приносили их на продажу в Дом моделей и Дом мод. Но все это было дорого – покупали вскладчину. Непросто было найти и хорошие чулки или колготки. А тушью весь модельный мир Ленинграда, например, снабжала одна женщина из Дома мод, все ее звали Зина. Одна тушь стоила страшно дорого – пять рублей! И макияж манекенщицы наносили себе сами. Разве что парикмахер в Доме моделей для нас был бесплатным. Это, пожалуй, была единственная привилегия... Можно было, конечно, купить и модели одежды после показов, но для нас это было запредельно дорого!

На эту тему
• Пьер Карден решил продать бизнес за миллиард евро
• Неделя высокой моды в Париже: рано хоронить haute couture
• Кризис изменил манеру носить одежду
• Питер показал наряды политических лидеров (фото)
• Первый советский кутюрье сидела в Бутырке и умерла в сквере у Большого театра

ВЗГЛЯД: Как относились родные и окружающие к вашей профессии?

Е. Х-К.: Когда мама узнала, что я «пошла в манекенщицы», ей стало плохо... В трудовой книжке у нас была запись «Демонстратор одежды», но оплачивали нас по рабочей категории. Но и я, и мои родители несколько стеснялись моей профессии (такое уж было время!), и на вопрос, кем я работаю, я часто отвечала: «Продавщицей».

ВЗГЛЯД: Сегодня для модели самое сложное – соответствовать некоему стереотипу «90х60х90», плюс бесконечные диеты... Вам приходилось сидеть на диетах?

Е. Х-К.: В наше время модели были разных размеров – от 44-го до 50-го. Поэтому мы могли оставаться такими, какими были. Наша администратор даже шутила: «Не встречала никого прожорливее манекенщиц!» Но удивительно, мы не толстели, хотя у всех было то, что называют «формы». Просто много энергии уходило на работу, примерки, показы.

ВЗГЛЯД: В Ленинграде, как и в Москве, кроме официальной жизни существовала жизнь неофициальная, богемная. Что она представляла собой тогда в Ленинграде?

Е. Х-К.: Конечно, у манекенщиц были некоторые привилегии: мы могли попасть на закрытые кинопоказы в Дом кино, встречались в Доме журналиста и Доме литератора, бывали во всех мастерских художников того времени. В те годы были замечательные джем-сейшены, на которые попадали очень немногие: играли Константин Носов, Геннадий Гольштейн, начинал играть Давид Голощекин... Мы встречались не только на концертных площадках, например, Дворца культуры Кирова, но и, например, в кафе «Белые ночи» на Майорова – это было настоящее джазовое кафе.

ВЗГЛЯД: А привилегия выезда за границу?

Е. Х-К.: В первую очередь мы выезжали в Москву и республики СССР. А за границу мы начали выезжать только в 1970-е. Для меня, например, проблемой при выездах было то, что я была беспартийной, да еще и не замужем. Во время заграничных выездов, например, на выставки в Лейпциг, у каждой манекенщицы было по двое «охранников» – сопровождающих, которые следили за твоими перемещениями, контактами. Категорически запрещалось общаться с иностранцами! И вообще, манекенщиц за границу выезжало всегда меньше, чем «обслуживающего персонала».

Мы получали очень маленькие деньги, чуть больше дворника – рублей 70–90 в месяц, поэтому приходилось порой покупать вещи на двоих, а то и на троих

ВЗГЛЯД: Отличались ли коллекции, которые готовили к показу в стране и за рубежом?

Е. Х-К.: Некоторые отличия, конечно, были. Для зарубежных коллекций часто создавали специальные костюмы. Так, я помню, как для выставки в Лейпциге для меня создали такой образ Ивана-царевича: сшили яркий кафтан, особенный головной убор, шаровары, обувь – получился такой сказочный стиль а ля рус.

ВЗГЛЯД: Удавалось ли следить за тенденциями мировой моды за «железным занавесом»?

Е. Х-К.: Тогда в открытой продаже не было европейских журналов мод, их продавали разве что фарцовщики. В Доме мод и Доме моделей были иностранные журналы мод, но доступ к просмотру этих журналов был строго ограничен.

ВЗГЛЯД: Между московским и ленинградским стилем всегда проводили границу – в те времена эта разница действительно чувствовалась? Что такое ленинградский стиль в моде?

Е. Х-К.: Ленинградскую моду считали более стильной и элегантной: она была лаконичнее, строже, сдержаннее, чем московская. Больше внимания уделяли не деталям, а собственно линии, силуэту одежды. В Ленинграде господствовал такой спортивно-элегантный стиль одежды. Хотя в жизни долгое время у нас даже женские брюки были под запретом! В институт, например, приходилось приходить, повязав сверху брюк шарф, чтобы пропустили. Хотя в 1970-е годы мы уже носили и очень короткие юбки, и очень высокую платформу, и очень прозрачные блузки. После этого вообще ничто в моде не кажется слишком смелым...

ВЗГЛЯД: Вы приехали в родной город после выставки, которая прошла в Москве...

Е. Х-К.: Действительно, выставка «Ленинградские моды 60–70-х» сначала прошла в галерее Церетели. И, удивительное дело, после нее меня нашли по Интернету несколько моих знакомых того времени: один манекенщик, который живет теперь в Ирландии, один из музыкантов джаз-бенда, сопровождавших тогда наши показы – Александр Галембо, и замечательный ленинградский художник, который живет сейчас в Америке. Такое вот получилось «путешествие в прошлое».

Кстати:

В юности у Евгении Хартлебен-Куракиной было прозвище «графиня». Позже оказалось, что род Куракиных по псковской линии действительно относился к дворянской фамилии Куракиных, служивших при дворе Александра II и Александра III и разорившихся после революции.

Справка:

Ленинградский Дом моделей (на Невском проспекте, в створе улицы Желябова – нынешней Большой Конюшенной) был самым презентативным в Ленинграде, определяя направление моды на сезон. Здесь также находился экспериментальный цех, где работала, например, знаменитая советская художница Галина Светличная (она обшивала исключительно выездной состав манекенщиц), а также Ольга Демидова, Надежда Гринько, Нонна Меликова, Светлана Челышева, Александра Соколова и другие.