Валерий Золотухин: «Не хватает любви»

- Валерий Сергеевич, картину «Парадокс» снимает молодой режиссер, многие актеры: Оскар Кучера, Наталья Королева, Сергей Глушко – тоже принадлежат к новому поколению артистов. Как лично вам работается с молодежью? Нет ли желания поучить их чему-то, чего они не умеют?
- Я люблю молодежь – они дерзкие. Идут впереди прогресса. Что касается учебы, то это очень опасно: учить кого-то жить. Человек может научиться только сам. Мое основное правило: принимать людей такими, какие они есть, видеть в каждом человеке, прежде всего, талант, и не замечать в нем какие-то недостатки. Я больше за кредит доверия, чем не-доверия.

Такие фильмы, как «Дозоры», очень легко ругать, а хвалить опасно и сложно. Но если они плохие, отчего тогда столь высокие рейтинги?

- То есть, по-вашему, каждый человек талантлив?
- Безусловно! Только у кого-то талант просыпается на одну-две минуты в сутки. А у кого-то не засыпает вообще – у Моцарта, например. Надо просто периодически дергать себя за внутреннюю ниточку, отвечающую за талант, развиваться и учиться. Путь этот предполагает возможные неприятности, неудачи, чувство недовольства собой, надо смело говорить себе: «Если что-то не получается, то, прежде всего, виноват я сам». Или: «Я не умею то-то и то-то. Но я должен научиться». Такая позиция. Преодоление недостатков в себе есть саморазвитие.

- Не рождает ли недовольство собой определенные комплексы?
- Сложный вопрос. Любого человека можно затюкать, и крылышки у него опустятся. Но здесь уже другая проблема – окружения, которое каждый из нас выбирает себе сознательно или интуитивно. Я очень люблю фразу Марка Твена: «Опасайтесь людей, которые пытаются подорвать вашу веру в себя. Эта черта свойственна мелким людям». Великий человек, наоборот, внушает окружающим уверенность: и вы можете стать великими! Таким человеком был Высоцкий. Он страшно радовался малейшему проявлению творчества! Для меня он по сей день остается образцом отношения к коллегам.

- Лично вас, в период творческого и профессионального становления, больше хвалили или ругали? Или все-таки повезло на встречи с хорошими людьми?
- Да, мне везло на хороших людей, наверное, я их сам искал и притягивал. Хотя у меня были очень строгие педагоги. Они пристрастно ко мне относились, потому что говорили: «Тебе многое дано, а кому много дано, с того много спрашивается». Я всю свою основную творческую жизнь проработал в Театре на Таганке. Режиссер театра Юрий Любимов – строгий и сдержанный человек, он хвалит крайне редко. Впрочем, я изначально знал, что «планка» у него запредельно высокая. Лучшая похвала Любимова – «работал правильно». То есть, когда он выражает удовлетворение от того, что ты сделал, понимаешь: его слова, действительно, дорогого стоят. Поэтому, даже сейчас, когда иду, что называется, «на сторону», к другому режиссеру, всегда думаю: «Что сказал бы Юрий Петрович, посмотрев на мою актерскую работу?» Хотя я сотрудничал в театре и с Леонидом Хейфицем, и с Анатолием Васильевичем Эфросом – выдающимися отечественными режиссерами, с Любимовым я чувствую себя в процессе ученичества, и это навсегда.

- Недавно я общалась с одним студентом первого курса актерского факультета. Он сказал: «Я думал, профессия сложнее. Оказывается, это так просто: вышел, сыграл». Мне было удивительно это слышать.
- Это действительно не так сложно – сыграть …плохо. Про одного очень известного актера рассказывали: он приехал играть антрепризу в небольшой провинциальный город. Его селят в гостиницу, он ругается: почему я должен жить во второсортном домишке?! Ему отвечают: «Но здесь жили и Абдулов, и Табаков, им понравилось». Он снова в крик: «Кто такие Абдулов и Табаков?» Я…» – называет свою фамилию! Кое-как уладили вопрос с гостиницей. Отправились в местный театр, репетировать спектакль. Актер текста не знает, играет плохо. А принимающей стороне, провинциальным артистам, неудобно. Вроде как его знают по кино, он считается «звездой», но на самом деле – нуль. Так и хочется спросить: «А ты играть-то умеешь?» Как в свое время замечательный Анатолий Эфрос говорил про таких горе-актеров: «Вас ввели в заблуждение по поводу ваших способностей и вашего таланта. Не преувеличивайте свою роль в советском искусстве!» (смеется).

Я, как человек немолодой, хотел бы, чтобы было больше любви, во всех возможных ее проявлениях. Любви к ближнему, к женщине, к стране

- Вы снялись в кассовых супербоевиках нового времени – «Дневном» и «Ночном» дозорах. Критики очень ругали эти картины, а вот публика приняла тепло.
- Мне говорили, что кино ругали. Но я ругательных слов нигде не видел и не читал. Может быть, здесь дело в другом – кто что читает? Во всяком случае, для меня этот фильм стал переломным в жизни моего «медиа-лица». Сейчас много молодых зрителей, которые забыли меня или не знали… И вдруг для них эта роль вампира – небольшая, эпизодическая – оказалась как-то очень знаковой. Меня стали узнавать, просить автографы именно молодые зрители. Это приятно. А что касается ругани, так и хорошо! Слава Богу, что картины не прошли незамеченными – мне было бы гораздо обиднее. Это все-таки новое кино, по всем известным мне кинематографическим статьям: техника, компьютеры. Даже режиссура другая!

Новое кино делается так: режиссер ставит актеру очень четкую конкретную задачу. При этом быстро понимает, способен актер выполнить данную задачу или нет. Если нет, то зачем тратить время, можно что-то поменять в сцене. Быстрый, динамичный подход к построению кадра. Зрелищное кино. Нет каких-то великих претензий на философию – просто интересно смотреть. Хотя, например, не так давно мы – несколько человек кинематографистов и общественников – искали возможность сделать хороший фильм по предотвращению абортов. И вдруг один священник, оказавшийся среди нас, говорит: «А вы знаете, в «Ночном дозоре» эта тема – нелюбви, свободы выбора, за который приходится порой расплачиваться всю жизнь, отлично показана». Меня это поразило. Оказалось, «Ночной дозор» смотрел серьезный служитель церкви, и фильм вызвал у него столь глубокие мысли… Вообще, такие фильмы, как «Дозоры», очень легко ругать, а хвалить опасно и сложно. Но если они плохие, отчего тогда столь высокие рейтинги? Хотя я же не говорю: «Все равняйтесь на «Дозор»! Есть же и другое кино. «Мастер и Маргарита». Вообще Бортко: «Собачье Сердце», «Идиот». После выхода этих картин на экраны зрители «размели» все произведения классической литературы в магазинах. Может быть, я, конечно, преувеличиваю позитив нашего кино, но мне кажется, и в «Ночном дозоре» есть огромные «плюсы».

- На ваш взгляд, чего особенно не хватает современному отечественному кинематографу?
- Я, как человек немолодой, хотел бы, чтобы было больше любви, во всех возможных ее проявлениях. Любви к ближнему, к женщине, к стране.

- Обязательно с хэппи-эндом? Или финал может быть любой?
- Кстати, если говорить о кинематографе нашего прошлого: тогда идеология была такова, что режиссерам запрещалось делать плохие «энды». На моей памяти был такой фильм – «Единственная», где я играл Колю Касаткина, шофера. У него была любовь. В оригинальном рассказе Павла Нилина «Дурь», по которому снимался фильм, мой герой спивается, не может пережить крушение своих надежд. В кино же, поскольку оно массовое и «важнейшее из искусств», Касаткина нельзя было «споить». Помню, бедный Хейфиц, режиссер, три четверти фильма снял, а дальше не знал, как отделаться от идеологических требований. Героя отправляли то на БАМ, то в какую-то партийную ячейку, хотя он был беспартийным, то перевоспитывали, то жена писала куда-то письма, чтобы из него сделали человека. Хотя, конечно, по логике вещей в подобных ситуациях человек, когда он однолюб и слабохарактерный, неизбежно погибает. Но в итоге фильм завершили так: Николай стоит на светофоре, перед ним много дорог… Открытый финал, но с оптимизмом, вроде бы – все будет хорошо. Конечно, этот позитив, заложенный сверху партией и правительством, был наигранным: и актеры, и режиссеры от него шарахались как черт от ладана. А сейчас я смотрю и думаю: может быть, хороший финал не так и плох? Он дает надежду на лучшее.

- Вы часто ездите на гастроли по российской глубинке. Какие мысли вас там посещают чаще: жизнь налаживается, или все-таки поводов для пессимизма больше?
- Здесь все зависит от тебя самого: что именно ты хочешь увидеть. Мне лично видятся положительные стороны. Кто собирает негатив, приводят в пример безумную нищету части нашего общества. Но ведь так было всегда, просто не все знают и помнят об этом. При советской власти были очереди, был голод, были безумные колбасно-мешочные поезда! Тогда в Москву рвались бабы с мешками из всех волостей, покупали продукты (которых не было в магазинах городов, где они жили), чтобы было чем кормить детей… Их ненавидела смертно, мешочниц и мешочников, московская публика! Но куда было деваться этим людям с мешками? Они были вынуждены приезжать в столицу снова и снова.

- Вспомните самую яркую для вас встречу со зрителем, произошедшую в последнее время.
- Таких встреч очень много. Поездки по России убеждают меня, что зритель у нас замечательный. Однажды я поехал со спектаклем в мое родное село Быстрый Исток на Алтай. Там люди не видели профессионального театра более тридцати лет. И вдруг, поскольку я являюсь художественным руководителем молодежного театра Алтайского края, привезли спектакль именно молодежного театра, «На дне» Горького. Я играл Луку. Страх во мне проснулся неимоверный. Потому что сцена в сельском клубе не приспособлена под театр. Кроме того, в голове вертелись мысли: что за публика? Способны ли эти зрители воспринять классику? Зал был полный, много молодежи. Я весь спектакль просидел за кулисами, прослушал, как зал принимал пьесу. Алтайцы поняли и прочувствовали все: юмор, философию. Это был для меня такой великий праздник! Это была встреча с моим зрителем!

На эту тему
• Счастливое время в кино
• «Волкодав» не выдержал «Жары»
• Лучший актер России
• Счастливый Гаркалин
• Андрей Руденский: «Актер бывает или плохим, или хорошим»
• Александр Ширвиндт: «Московский лорд, российский фавн…»

- У вас был день рождения, 66 лет. С какими мыслями подошли к юбилею?
- Ездил, опять-таки, на Алтай играть спектакль. Уже много лет день рождения отмечаю на работе. В молодости тоже, кстати, не был любителем застолий и посиделок.

- Между тем, если речь заходит о поколении, к которому вы принадлежите, лично мне сразу представляется такая картинка. Прокуренная кухня, толпа людей, кто-то играет на гитаре, а в перерыве между песнями – стихи и разговоры о высших материях.
- Со мной такого не было, ложное представление. Это как иностранцам русский народ представляется поющим «калинка-малинка». Многие праздники я встречал не за кухонным, а за письменным столом.

- То, что вы родились рядом с трагической для нашей страны датой – 21 июня 1941 года – наложило отпечаток на вашу судьбу, как считаете?
- Конечно, повлиял этот факт. Вот я говорю вам: «Хочется больше любви». Наверное, это как раз оттого, что не доставало проявлений теплых чувств в детстве. Был голод. Отец воевал (после войны он, к счастью, вернулся домой). На матери «висели» дети, хозяйство, плюс она ведь еще работала – «для фронта и для победы», причем с утра до ночи. Я помню, трех лет мне не было, мы с мальчишками бегали на базар. Там между рядами, прилавками, сидели демобилизованные из армии инвалиды. Они ругались и пили водку. Я сам ходил на костылях – это было последствие детской травмы. И когда я, уже тогда мечтая быть актером, пел со сцены в местном клубе «Шумел суровый брянский лес», стоя на костылях, – а это был пятьдесят второй год, военные раны еще были совсем свежими – люди в зале плакали. Я тогда наивно думал, что им нравилось мое исполнение. Потом дошло: волновал сам факт. Мальчишка стоит на сцене на костылях, поет «Летят советские гранаты … а командир кричит им вслед… громи захватчиков, ребята ...». А в зале тоже стоят люди на костылях! То есть, вся эта атмосфера, в которой я рос, не могла не наложить отпечаток на личность. Даже первое мое кормление было горьким. Когда мама (она мне потом рассказывала об этом) держала меня на руках и кормила грудью, вдруг забежала нянечка и закричала: «Бабоньки, война!» И мать плакала, и молоко ее было пополам со слезами. Мама была жена начальника, и в роддом ее привезли на машине, а обратно она уже несла меня пешком, потому что всем было не до этого… Ладно, что-то вы меня совсем не в ту сторону завели. Давайте менять тему… О молодежи хотели же говорить!

- О молодежи, которая, зная Лукьяненко, не всегда знает какие-то другие имена, не менее важные…
- Не хочу роптать на нынешнюю молодежь. «Пришли иные времена. Взошли иные имена» – говорил в своем замечательном стихотворении Евгений Евтушенко. Сейчас особенно сложно обо всем этом говорить, когда за какой-то месяц ушли великие люди: Ульянов, Лавров, Ростропович. Впрочем, такие времена уже были. Я помню, почти в один год не стало Евстигнеева, Смоктуновского, Леонова, Борисова. И думаешь: действительно, приходят иные времена. Те, кто сейчас живет, кто помоложе, не помнят Олейникова, Грибова, Москвина, Крючкова… Я даже не беру более далекие кинематографические имена.

- К сожалению, не помнят.
- Ну, а почему к сожалению? Так устроен мир! И нас забудут! Это естественно. Все равно, любое яркое поколение, каким бы талантливым и замечательным оно ни было, люди помнят лишь ближайшие к ним сто лет. Человеку отмерено сто лет. Дальше идет забвение, и не может быть по-другому. Нынешний Евгений Миронов не хуже моего любимого Андрея Александровича Миронова. Хотя сравнивать два таланта – это глупое занятие. Все меняется: отцы стареют, дети вырастают. Одно поколение сменяет другое… Талантливыми людьми Россия богата. И слава Богу.

Прямая речь

«Мне кажется, хорошая история у нас получается. Удалось открыть новых артистов, увидеть уже известных актеров с новой стороны. Вся труппа умирала, глядя, как играет Глушко – яркий комедийный актер. Оскар Кучера – замечательный «новый русский» Мэтью Перри. Или если проводить аналогии с советским кино – Кучера вылитый Шурик из «Операции Ы». Все остальные артисты тоже просто «монстры». То есть команда действительно собралась великолепная! И, что мне кажется особенно важным, у нас присутствует связь поколений актеров, некая преемственность. Без нее, как мне кажется, действительно хорошее кино невозможно».