Психоанализ в огне

Со времени дебюта, состоявшегося в середине нулевых, Анна Козлова упорно гнула свою линию, специализируясь на колоритных образах женского нонконформизма и бытовой сатире с интеллектуально-политическим зарядом.

Рассказчица вооружается узнаваемо поблескивающим скальпелем и проникает в самые неприглядные области причинно-следственной плоти

Сколь бы ни был силен эффект оскомины, вызываемой определением «скандальный писатель», нельзя не констатировать, что Козлова успела таким писателем побывать – в частности, благодаря нарочито эксцессивному роману под названием «Открытие удочки», где описывались сексуальные приключения русской девушки в Арабских Эмиратах, а сразу за этим следовал ехидный экскурс в будни отечественных литераторов-патриотов.

Писатели и политики – вообще любимые герои Козловой, их претенциозные и жалкие фигуры удаются ей особенно убедительно (недаром околополитическая трагикомедия «Люди с чистой совестью» в свое время привела Козлову в шорт-лист «Нацбеста»). Но на их месте, в принципе, может быть кто угодно другой; хроникально-сатирическое ноу-хау Козловой – не в знании каких-то определенных участков социального ландшафта, а в умении броско изображать замкнутую среду как таковую.

В новом романе мата и исступления стало меньше (обложка книги) (фото: amphora.ru)

Само собой, среда эта практически всегда городская, а оптика рассказчика – это взгляд сильно раздраженной женщины. Раздражение всегда планомерно утрируется – до такой степени, что превращается уже во что-то другое, в нечто вроде желчно-пессимистичного спокойствия. Аналогичным образом утрируются также социально и физиологически обусловленные пороки персонажей, отчего любая козловская галерея современных лиц выглядит форменным паноптикумом.

Данный творческий метод применяется и в новом романе, где в качестве главной героини и рассказчицы фигурирует 27-летняя работница телевидения по имени Саша Живержеева. Рассказ ее структурирован по одной из характерных «календарных» схем: перед нами проходит неделя обычной жизни, в течение которой, тем не менее, происходит нечто важное. Соответственно, каждая из глав посвящена одному дню, и так от понедельника до воскресенья.

На эту тему
• Вышла почти автобиографическая книга Орсона Уэллса
• Магнум опус Мураками переведен на русский
• Лайза Пикард раскрыла неприличную сторону жизни в Лондоне
• Самый загадочный российский автор выпустил третий роман
• Леклезио: поэтическая проза войны

Здесь есть все, чего можно ожидать от Козловой при таком раскладе: красочное описание небольшого коллектива, регулярно собирающегося в стенах своего отдела, узнаваемая медийная рутина и приевшиеся радости городского отдыха, ультрасовременная смесь бесцеремонности, неискренности, экзальтации и скуки. В плане характеров и портретов – небезынтересные творческие маневры в пределах гендерных штампов, порожденных не литературой, но самой жизнью.

Вот сослуживица Саши, безрезультатно борющаяся с бесплодием и превращающая любой разговор либо в медицинский ликбез, либо в агитацию за деторождение; вот по-московски невозмутимый юноша-фоторедактор – его Саша в рабочем порядке выберет в качестве подходящего «предмета», но в итоге никакой истории из этого не получится; вот начальники и начальницы, чьи образы набросаны размашистыми словесными штрихами в духе всегдашнего скептического реализма.

Отдельная и едва ли не более важная линия – детство и юность Саши, отношения между ее родителями, взросление без отца, оставившего семью в результате разлада на почве алкоголизма и адюльтера. Исследуя психологию взрослых героев своих воспоминаний, рассказчица вооружается узнаваемо поблескивающим скальпелем и проникает в самые неприглядные области причинно-следственной плоти.

В финале, помимо одной обнадеживающей (или не очень) перемены в жизни Саши, нас ждет знаковая сцена сожжения популярных психоаналитических книг. Мотивация формулируется исчерпывающе: «Я не хочу ничего об этом знать, ни про папу, ни про маму. Я хочу, мать вашу, просто быть счастливой, и все. И я верила, что все ваши книжки помогут мне в этом, укажут дорогу, а они только загоняли меня еще глубже в непроходимое, бессознательное дерьмо».

Главный положительный эффект от этой встречи Людмилы Петрушевской с Валерией Гай-Германикой заключается в том, что при чтении не испытываешь недоверия: Козлова действительно умеет транслировать ненаигранные сильные эмоции. Но проникновение в суть вещей остается неглубоким – глубина заведомо ограничена спецификой жанра и углом зрения. К тому же тот заводной женский панк, который наблюдался в более ранних книгах, почему-то представлен в новом романе несколько смягченной версией – мата и исступления стало меньше. О причинах можно только догадываться. Возможно, добившись продвинутых результатов по линии «жести», Козлова решила создать что-то более форматное. Хотя какие уж там, прости Господи, теперь могут быть форматы.