Магия реализма и реализм магии

Советский читатель если уж кого и любил – то любил сильно, крепко и навсегда. Но мода, которая становилась для миллионов искренней любовью, сменялась с каждым новым поколением, у которого появлялись свои кумиры. Так вслед за Хемингуэем и Фолкнером пришел черед Маркеса, тем паче что это совпало с присуждением писателю в 1982 году Нобелевской премии.

Любимец номер три

Представительствовать за так называемый латиноамериканский «магический реализм» в СССР пришлось одному Маркесу

Любовь к Маркесу была еще замешана на том жанре, которого недодали в свое время советскому читателю – магический реализм. А жанр этот, судя по феноменальному успеху «Мастера и Маргариты», был любим и ожидаем, востребован, как сказали бы сегодня.

Но для советского читателя складывадась такая ущербная картина: вслед за Гоголем был только Булгаков, а вслед за Булгаковым – «Альтист Данилов» Орлова.

Другие писатели, чьи произведения могли бы быть причислены к этому жанру, были либо малоиздаваемы и сложны (Андрей Белый), либо вообще недоступны (Сигизмунд Кржижановский, Александр Чаянов и прочие недобитки).

Поскольку маркесовские земляки по континенту Борхес и Кортасар не были к тому времени более-менее полно переведены, то представительствовать за так называемый латиноамериканский «магический реализм» в СССР пришлось одному Маркесу.

Это оказалось удобным еще и потому, что он стабильно позиционировал себя как социалиста и говорил в интервью, что чем скорее этот замечательный строй наступит повсеместно, тем лучше, и что вообще это неизбежно. Такие признания из уст Нобелевского лауреата дорогого стоили.

Его издательская судьба сложилась в нашей стране удачно, что в немалой степени было следствием приемлемой личной и творческой биографии писателя.

Маркес побывал в СССР во время студенческого фестиваля 1956 года и оставил сочувственные заметки о своих оттепельных впечатлениях «СССР: 22 400 000 квадратных километров без единой рекламы кока-колы».

Нищета провинциальных городков, которая бросалась в глаза гостям из Западной Европы во время следования поезда, не была для Маркеса чем-то из ряда вон выходящим и оказывалась вполне сопоставима с бытом колумбийских деревень.

Хотя и жизнь на благополучном в социальном отношении Западе позволяет Маркесу со скептицизмом относиться к советским достижениям.

Метод борьбы с пиратством

На эту тему
• Буддист Серебряного века
• День Улицкой
• Последняя любовь Маленького Принца
• Одиночество вещей
• Постреляйте в пианиста

Не удивительно, что стихия фольклора и народной миологии была ему близка. У Маркеса была своя «Арина Родионовна» – дедушка с бабушкой, которые жили в небольшом провинциальном колумбийском городке и занимались его воспитанием.

Маркес получает юридическое образование, но выбирает карьеру журналиста, становится международником и «остается на Западе» после переворота в Колумбии.

Маркес много пишет, печатается уже не за счет друзей, как на родине, наибольшее внимание привлекает повесть «Полковнику никто не пишет», где появились фирменные приметы его стиля: фольклорная стихия, магия, удивительно адекватная обыденности, экзистенциальное одиночество среди общинной суетности, смена череды поколений, бюрократическая мистика государственной машины.

В начале 1965 года Маркес задумывает большую книгу, который напишет за 18 месяцев «добровольного заточения». В 1967 году в Бразилии выходит роман «Сто лет одиночества», сразу ставший событием мирового значения. 70-е – время второго главного романа Маркеса «Осень патриарха», в котором в той же манере – столь же традиционной, сколь и эксцентричной – рассказывалась история диктатора одной из латиноамериканских стран.

Интерес к его книгам не ослабевает, и в 1982 году Маркесу присуждают Нобелевскую премию. В заявлении Нобелевского комитета говорилось: «В произведениях Гарсиа Маркеса народная культура… испанское барокко… влияние европейского сюрреализма и других модернистских течений представляют утонченную и жизнеутверждающую смесь… Гарсиа Маркес не скрывает своих политических симпатий, он стоит на стороне слабых и обездоленных, против угнетения и экономической эксплуатации».

Эта формулировка довольно точно отражает то, чем Маркес «взял» читателя, совместив несовместимое – магию и быт, магию и политику. Оказалось, что это субстанции взаимоперетекающие и взаимодополняющие друг друга. Наверное, эту истину осталось понять только политикам, и тогда жизнь кардинально изменится – вот только в лучшую ли сторону?

Магическая стихия, в которой пребывают персонажи Маркеса, имеет обыкновение выплескиваться в реальность, воплощать не существовавшее и менять неизменное. Вот два примера.

Макондо – город, в котором разворачивается действие романа «Сто лет одиночества» – это пример вымышленного населенного пункта, который едва не стал реальным.

В преддверии очередной круглой даты мэр городка Аракатаки, в которой родился Маркес, предложил переименовать населенный пункт в Макондо. Этому помешала лишь инертность горожан: не удалось достичь необходимой для утверждения результатов голосования процентной явки.

А из пришедших за проголосовало 90%!

Маркес уже вошел в историю как борец с пиратами и «меняльщик концовок»: когда его последний роман вышел контрафактными изданиями за месяц до официального обнародования, писатель настолько рассердился, что изменил конец своего произведения.

Книга вышла с другим финалом, и эта история лишь подогрела к ней интерес.