Ирина Алкснис Ирина Алкснис Предатели вынуждены старательно вылизывать сапоги новых хозяев

Реакция на трагедию в «Крокусе» показала, что у несистемной оппозиции, уехавшей из страны, за громкими словами о борьбе с тираническим государством и авторитарной властью скрывается ненависть к стране и ее народу.

3 комментария
Дмитрий Губин Дмитрий Губин Что такое геноцид по-украински

Из всех национальных групп, находящихся на территории Украины, самоорганизовываться запрещено только русским. Им также отказано в праве попасть в список «коренных народов». Это и есть тот самый нацизм, ради искоренения которого и была начата российская спецоперация на Украине.

6 комментариев
Ольга Андреева Ольга Андреева Почему на месте большой литературы обнаружилась дыра

Отменив попечение культуры, мы передали ее в руки собственных идеологических и геополитических противников. Неудивительно, что к началу СВО на месте «большой» русской литературы обнаружилась зияющая дыра.

13 комментариев
11 июля 2006, 12:55 • Культура

Паломники в страну Востока

Паломники в страну Востока
@ ИТАР-ТАСС

Tекст: Екатерина Нистратова

Говорить о загадочности Востока – значит выражать европоцентристскую точку зрения. Что неполиткорректно, зато повсеместно. Но говорить об этом уже не имеет смысла, потому что Восток желает быть разгадан! Ему вовсе не улыбается играть роль буки, которым пугают детей (впрочем, современных детей ничем не напугаешь – они любят телепузиков). Восток желает быть разгадан и поэтому учится говорить. Западным языком.

«Восток» – термин, конечно, убогий, ибо относительный и многозначный до бессмысленности. Однако и Ближнему, и Дальнему, и Среднему Востоку, во всем многоцветье их национальных особенностей, уже давно присуща одна тенденция: позиционироваться в отношении Запада. При этом выставить напоказ свою аутентичность, убедиться в ней, защитить ее и отстоять как неотъемлемую собственность. И сделать это так, чтобы услышали и, главное, поняли и Европа, и Америка.

У Востока нет другого выбора, ибо белый человек давно захватил все права на владение культурными критериями мирового масштаба. Белый человек учит и ставит оценки. Чем лучше знание западных истин, тем выше оценка. Самобытность не слишком приветствуется, разве что в качестве пряной приправы. Так себе, конечно, учителишка, этот белый человек. Но, как известно, чем хуже учитель, тем хуже и дисциплина в классе. Не потому ли Восток осознается нами не только как источник мудрости (древней и необязательной), но и как источник угрозы (реальной и сиюминутной)?

Памук О. Снег / Пер. с тур. А. Аврутиной. СПб.: Амфора, 2006.

Обложка книги Орхана Памука
Обложка книги Орхана Памука "Снег"
Орхан Памук – кандидат номер один на получение Нобелевской премии в области литературы. Автор мировых бестселлеров «Черная книга» и «Меня зовут Красный». Его новый роман «Снег» безупречно великолепен – причудлив, поэтичен и печален.

Молодой журналист и поэт Ка приезжает в Карс и оказывается на три дня запертым благодаря снегопаду в бедном провинциальном городе. Снег идет на протяжении всего романа, образуя символическую связь между собою (снег по-турецки «kar»), именем героя и городом Карс. После долгого перерыва Ка пишет здесь стихи, ощущает присутствие Бога и обретает любовь.

Поэзия органично сопрягается с брутальным сюжетом: в отрезанном от мира городе происходит военный переворот, и его организатор, актер-кемалист Сунай Заим, пытается использовать Ка в своей авантюре. С другой стороны, в городе находится политический исламист и террорист Ладживерт, у которого с Ка свои счеты, личные и идейные.

Напряженность ситуации ощущается мучительно, почти физически: выхода нет. Между Ка, с его проевропейским настроем, с его поэзией, которая воспринимается как западная идея индивидуального (свободно-атеистического!) творчества, и политическим исламом («девушки в платках»), осознающим себя как попытка национальной самоидентификации, – бездна, заполненная непримиримой враждой. «Они – люди, а мы – мусульмане» (с. 351).

В интервью цюрихской газете Tages-Anzeiger (февраль 2005) Памук заявил: «На этой земле [в Турции] были убиты 30 тысяч курдов и миллион армян, но никто, кроме меня, не осмеливается об этом говорить». Это вызвало мировой скандал. Только осуждение со стороны Евросоюза и мировой общественности вынудило правительство Турции закрыть «дело против Памука», грозившее ему тремя годами тюрьмы. Я узнала об этом после прочтения романа. А пока читала, все думала: ничего себе, написать такое в Турции! И как это он до сих пор на свободе?

Острота национального унижения в романе кажется непереносимой, свобода и самоуважение – недостижимыми, попытки выразить свое, турецкое, по-европейски – оскорбительными. Пожалуй, единственным примиряющим фактором является снег – он свидетельствует о Боге для всех, Боге, которого невозможно использовать в политических спекуляциях. О Боге, который дарует свободу говорить на любом языке, оставаясь собой. Беда в том, что его не так легко принять…

Винер Ю. Красный адамант. М.: Текст, 2006.

Обложка книги Юлии Винер
Обложка книги Юлии Винер "Красный адамант"
Совсем другой Восток у Юлии Винер – почти свой, домашний. Не знаю, каков процент русских в Израиле, но по рассказам наши там – на каждом шагу. Евреи, арабы и русские топчутся на маленьком клочке ближневосточной земли, пытаясь как-то осознать свое там присутствие. Писательница глядит на этот базар-вокзал глазами нашего человека.

В его роли – инвалид Чериковер, который сидит у окна и плетет коврики. И рассуждает за жизнь – на том удивительном эмигрантском языке, который кажется чистым и незамутненным русским. Язык Чехова и Зощенко, слегка реформированный (или деформированный?) советской литературой, сейчас воспринимается как зов детства. Он умиляет. Потому что он подлинен, не подделан, не стилизован. Он понятия не имеет о постперестроечных симптомах! Это и славно.

В результате невероятной случайности в руки инвалида Чериковера попадают краденые бриллианты, и среди них – Красный адамант. Его дочь влюбляется в араба, а жена уходит к ортодоксальному еврею. События стремительны, и повествование не отпускает ни на секунду. Но это НЕ детектив. Во-первых, нет определенности в конце. Во-вторых, с бриллиантами, собственно, ничего не происходит, если не считать того, что Чериковер таскает их за собой по больницам и попадает при этом в комичные переплеты.

Все происходит в семейно-душевном измерении. Что так же характерно для русской классики, как и язык, которым пользуются персонажи. Ах эта напряженность противостояния всепрощающей любви и любви собственнической! Боль осуждения и боль прощения! Все так знакомо – и так заново переживается. Особенно потому, что происходит на новом фоне – иерусалимского рынка, арабских кварталов и Йом-Кипура, когда во всем Израиле отключены телефоны, не ходит транспорт, не работают ни телевизор, ни радио, и все постятся и молятся.

Симада М. Хозяин кометы / Пер. с яп. Е. Тарасовой. М.: Иностранка, 2006.

Обложка книги Масахико Симады
Обложка книги Масахико Симады "Хозяин кометы"

Восток надвигается на Россию и Европу в лице японского стилиста Масахико Симады, чей роман представляет собой первую часть трилогии «Канон, звучащий вечно». Симада великолепно освоил западный жанр семейного романа вроде «Саги о Форсайтах» или «Войны и мира».

Разумеется, семейные проблемы переживаются по-японски, и это добавляет книге прелести и познавательной ценности. Что мы знаем о переживаниях приемного сына в японской семье, о взаимоотношениях девочек и мальчиков, о предках в чайной комнате?

Основная сюжетная линия романа – это поиск предков: Фумио Цубаки ищет своего отца Каору, приемыша семьи Асакава, который всю жизнь искал своего отца – Куродо Нода. Который в свою очередь искал свои японские корни, потому что его отец Джей Би был только наполовину японцем, а матерью была гейша – прототип Чио-Чио-сан. Запутанно, зато увлекательно.

Предки и отношение к ним – это лучшее у Симады. Завеса над тайной японской культуры приоткрыта, и можно заглянуть в чайную комнату. Там – страсти, переданные по наследству, и принадлежность к роду, довлеющая в душе каждого японца. Чайная комната – святая святых, охранная грамота японской самобытности. Но чтобы это стало понятно, нужен Масахико Симада с его умением превратить японскую самобытность в европейский артефакт – с помощью семейного романа.

..............