Борис Джерелиевский Борис Джерелиевский Как Европа будет воевать с Россией, если будет

По Европе бродит призрак войны с Россией, и даже называется время ее начала – 2030 год. Но что может измениться к этому времени? Во-первых, французы и англичане могут попытаться обзавестись тактическим ядерным оружием, чтобы попытаться реализовать сомнительную идею «ограниченной ядерной войны».

2 комментария
Дмитрий Родионов Дмитрий Родионов США пытаются завоевать Венесуэлу без войны

Трамп не может игнорировать возможную реакцию России и Китая, которая обязательно будет, учитывая их интересы в Венесуэле и вложенные в нее суммы. Разумеется, ни Москва, ни Пекин не будут воевать за Венесуэлу напрямую, но ведь и в Корее, и во Вьетнаме напрямую не воевали.

0 комментариев
Игорь Караулов Игорь Караулов Декабристам не хватило компетентности

Трудно представить, что сделали бы радетели народной свободы, окажись в их руках Россия в случае успеха восстания. Замечание Ленина – «страшно далеки они от народа» – и сегодня кажется справедливым. Но заговорщики также были далеки и от государственного управления, и от понимания истории.

17 комментариев
8 мая 2015, 16:41 • Авторские колонки

Петр Акопов: Времени не существует

Петр Акопов: Времени не существует
@ Владимир Шпрингель/ВЗГЛЯД

Война была со мной изначально, от рождения. И когда в Константиновке снимают с постамента и пытаются завести советский танк (не с памятника деда, а другой), я понимаю, что времени не существует.

Не помню, когда я впервые услышал про войну. И сколько мне было лет, когда я хотя бы приблизительно понял, что это такое. Только сейчас я осознал, что война была со мной изначально, от рождения – тем фактом, что у меня не было дедушек.

Эти люди – два моих неизвестных мне деда, тесть и отец друга – это и есть моя Великая Отечественная, моя Победа

Их не стало за 25 лет до моего появления на свет – и даже если я не задумывался о том, почему их нет, само их отсутствие уже было тем главным влиянием, которое оказала на меня Великая Отечественная.

Гвардии майор Петр Акопов умер в октябре 1943-го – после тяжелого ранения, полученного в боях за освобождение донбасской Славянки. В этом же году умер и Федор Лассавио – руководил восстановлением угольных шахт и то ли отравился, то ли просто подорвал силы.

Оба деда были на фотографиях – и их почти не было в рассказах родителей: они потеряли их детьми и толком и не помнили своих отцов.

Реальные фронтовики, которых я узнал, и которые стали для меня живым воплощением войны и Победы (Фото: Рамиль Ситдиков/РИА Новости)

Реальные фронтовики, которых я узнал и которые стали для меня живым воплощением войны и Победы (фото: Рамиль Ситдиков/РИА «Новости»)

Единственная увидевшая меня бабушка не рассказывала про войну и про мужа – только мама говорила, что отец каким-то образом смог вывезти ее из уже захваченного немцами Ворошиловграда в Москву.

Еще был орден Отечественной войны, оставшийся от танкиста Акопова – и, уже когда я был во втором или третьем классе, его украл зашедший ко мне в гости малознакомый пацан.

Были воспоминания кого-то из папиной родни – о том, что смертельное ранение Акопов получил уже после завершения боя, от какой-то шальной пули. Потом прислали фотографию его могилы – оказалось, что он с еще несколькими офицерами похоронен в райцентре Константиновка, под памятником освободителям. На постаменте стоит танк.

Не было дедушек – не было и воспоминаний о войне. Были ветераны, приходившие к нам в школу, были соседи по даче, прошедшие войну – но не было их рассказов, и это не становилось личным переживанием, не трогало душу. Первое сильное детское впечатление – «А зори здесь тихие», потому что именно он остался во мне на всю жизнь.

И уже потом, после школы, появились реальные фронтовики, которых я узнал и которые стали для меня живым воплощением войны и Победы. Сначала отец ближайшего друга Владимир Кащеев – ушедший на фронт в 18 лет и «пол-Европы прошагавший». Недавно ему исполнилось 90 – и он еще может выпить с нами рюмку-другую.

Потом мой тесть Александр Петров – краснофлотец, начинавший войну на крейсере «Киров» и демобилизованный только в 47-м. Он не рассказывал о войне – а я, стесняясь, мало расспрашивал – и уже одним этим был типичным русским солдатом. Кое-что я знал в пересказе жены – но и с любимой дочкой он не делился страшными воспоминаниями.

Только на днях мы прочли в наградном листе на «визирщика 3-го класса», что в августе 1941-го, после того, как корабль, на котором уходили из Таллина, был потоплен, Александр четыре часа продержался на воде.

Эти люди – два моих неизвестных мне деда, тесть и отец друга – это и есть моя Великая Отечественная, моя Победа. Через них я чувствую ее, знаю, что она рядом, что она настоящая. И когда в Константиновке снимают с постамента и пытаются завести советский танк (не с памятника деда, а другой), я понимаю, что времени не существует.