Оксана Синявская Оксана Синявская Опыт 1990-х мешает разглядеть реальные процессы в экономике

Катастрофичность мышления, раздувающая любой риск до угрозы жизнеспособности, сама становится барьером – в том чтобы замечать возникающие риски, изучать их природу, причины возникновения, и угрозой – потому что мешает искать решения в неповторимых условиях сегодняшнего дня.

0 комментариев
Сергей Миркин Сергей Миркин Режим Зеленского только на терроре и держится

Все, что сейчас происходит на Украине, является следствием 2014 года и заложенных тогда жестоких и аморальных, проще говоря – террористических традиций.

2 комментария
Ирина Алкснис Ирина Алкснис Предатели вынуждены старательно вылизывать сапоги новых хозяев

Реакция на трагедию в «Крокусе» показала, что у несистемной оппозиции, уехавшей из страны, за громкими словами о борьбе с тираническим государством и авторитарной властью скрывается ненависть к стране и ее народу.

7 комментариев
17 декабря 2015, 08:40 • Авторские колонки

Егор Холмогоров: Самый русский композитор

Егор Холмогоров: Самый русский композитор

Георгий Свиридов, столетний юбилей которого мы празднуем 16 декабря, несомненно, самый русский композитор во всей великой русской музыке. Определяется это не только и не столько, может быть, содержанием его музыки, сколько смыслом и контекстом.

Композиторы «Могучей кучки» Бородин, Мусоргский, Римский-Корсаков создавали нашу национальную музыку. Но начинателю трудно быть в то же самое время средоточием и квинтэссенцией. По большому счету Бородин и Мусоргский создали гениальные наброски, доведенные до ума невероятно трудолюбивым и масштабным, но несколько тяжеловесным Римским-Корсаковым.

Он смог выразить во «Времени вперед» всю сумасшедшую энергию, индустриальный космический порыв русского ХХ века

Чайковский, в известном смысле, принадлежит всему человечеству. Когда Чак Берри велел Бетховену отвалить и передать то же требование Чайковскому, он, конечно, смотрел на Петра Ильича не как на русского, а как на одного из «топовых» композиторов в музыкальной истории.

Такое положение создалось, кстати, не сразу – Чайковского пришлось долго и упорно «продвигать» Стравинскому и Дягилеву, так как самовлюбленные европейские модернисты считали его «эстрадным композитором» – слишком мелодичным и гармоничным.

Но красота, в конечном счете, победила снобизм, и сегодня до самой глубины русский и православный Чайковский перешел в некий сверхнациональный пантеон наряду с Моцартом, Бетховеном, Шекспиром, Гёте и Толстым, оставаясь в этом пантеоне послом именно русской культуры и воспоминанием об ослепительном блеске петербургской империи.

Два гения начала ХХ века – Рахманинов и Стравинский – полная противоположность друг другу.

Рахманинов глубоко национален. В нем классическое русское начало, «белое» начало находит высшее выражение. Но для своей эпохи он уже несколько старомоден. Его музыка – это высокий полет русской души, чистота и ясность мысли, но как бы застывшей в памяти о самой себе, отказавшейся от развития, в котором видит лишь разрушение.

Творчество Свиридова стало сосредоточением русской национальной музыки (фото: Клеткин Максим/Wikipedia)

Творчество Свиридова стало сосредоточением русской национальной музыки (фото: Клеткин Максим/Wikipedia)

Напротив, Стравинский находится на самом острие мирового авангарда, он создает музыкальную технику ХХ века, но в этом порыве к звездам постепенно уходит от национальности. «Искусственный соловей» – горько замечает о нем Свиридов. В Стравинском мы находим блеск и остроту русского ума, его великолепную рабочую форму, постепенно очистившего себя от специфически национального содержания.

Два крупнейших русско-советских композитора, Прокофьев и Шостакович, – великолепные техники, утонченные игроки в большую музыку в ту эпоху, которая уже почти рассталась с большой музыкой. Игра для обоих – защита от людоедской серьезности эпохи «Постановлений ЦК вместо музыкального сумбура».

Шостакович – автор всецело советский, мало того, диссидентски-советский, хотя и страдающий от этой советскости. В наибольшей степени его творчество характеризует то, что самое известное публике его симфоническое произведение – начало «7-й Симфонии» – это превращенное в нацистский марш «Болеро» Равеля. Своеобразная насмешка «формалиста» – самое идеологически выдержанное (если не считать «Песни о встречном» и сюиты, посвященной советской молодежи) произведение Шостаковича оказывается в то же время язвительной формалистической игрой.

В чем-то аналогичен случай Прокофьева. Он, напротив, глубоко национальный композитор по темам, не в ущерб, впрочем, космополитичности. И он, по темпераменту и жизненной позиции в чем-то похожий на А.Н. Толстого, играет на этом. Самые национальные по содержанию произведения Прокофьева глубоко космополитичны по мобилизованному им музыкальному материалу. И напротив, космополитичные по сюжету его вещи оказались глубоко национальны по исполнению.

Прокофьев, сам того не желая, стал композитором мрачной стальной имперской мощи, переиграв в этом Шостаковича с Равелем. Его наступление рыцарей по льду Чудского озера великолепно. Его игривый марш из «Любви к трем апельсинам» неожиданно был превращен Джоном Уильямсом в «Имперский марш». А брутальный танец рыцарей из «Ромео и Джульетты» стал для мира одним из символов мрачной русской мощи, хотя в балете речь идет, разумеется, об Италии и нет ни намеков, ни фиги в кармане.

Георгию Свиридову, ученику Шостаковича, большую часть его жизни не приходилось «играть» и не было нужды защищаться и маскироваться. Расцвет его творчества пришелся на эпоху русского этнического возрождения в СССР, эпоху ВООПИиК. И он стал идеальным композитором фундаментальной эпохи русской пересборки, после того размалывания русского этнического начала в жерновах, которое мы пережили в первой половине ХХ века.

В 90-е годы, когда все кому не лень извинялись в своей русскости, со стороны последнего великого русского композитора прозвучало заявление, укрепившее русское самосознание многих людей:

«Я русский человек! И дело с концом. Что еще можно сказать? Я не россиянин. Потому что россиянином может быть и папуас. И прекрасно он может жить в России. Hа здоровье, пусть живет. Hо русский человек это русский человек. Во мне течет русская кровь. Я не считаю, что я лучше других, более замечательный. Hо вот я такой как есть – русский человек. И этим горжусь. Я призываю вас с высоты своего возраста (и не сердитесь на меня, что я так говорю): надо гордиться, что мы – русские люди!»

Композитор, практически не известный Западу, глубоко эзотеричный для него, окажется шокирующим мир музыкальным открытием

В Свиридове с глубоко современным и остро идеологически мотивированным композитором соединились блестящий техник и фантастический мелодист. Его мелодии объективно лучшие из всех, что были созданы в ХХ веке. Причем, насколько мне хватает слуха и памяти, это оригинальные, свежие мелодии, обошедшиеся без заимствований.

Свиридов не оставил после себя симфоний и других произведений так называемой большой формы. И это была не случайность, а принципиальная позиция – он считал эти формы неестественными, противоречащими живому восприятию музыки человеческим ухом и сердцем, подсознательно ищущим в любой музыке песню.

«Надоел симфонизм! Хочется музыки тихой, мелодической, простой, эмоциональной, духовно наполненной. Не воспринимается громоздкое, многонотное, многословное, мелодически рассеянное, нечеткое в мелодическом отношении искусство».

Основная часть наследия Свиридова – это его кантаты. Всю жизнь он пытался соединить русскую поэзию – Есенина, Пушкина, Блока, Маяковского, Некрасова – с музыкой, создал кантату «Курские песни» и множество духовных песнопений.

К сожалению, эти произведения Свиридова, несмотря на огромную важность их для композитора и восторг музыковедов, обычно не слишком известны нашим слушателям. Наше ухо в ХХ веке развратили сперва популярные мелодии на мотив «7.40», а потом и вовсе чудовищная вульгарность попсы. Даже народная песня у нас стала результатом стремления, как выражался в дневниках Свиридов, «подменить большую тему России «частушечно-сарафанными» пустяками, глубокое и благоговейное отношение к народной песне – «ерническим» отношением к ней».

Поэтому выдержать напряжение свиридовского хора может не всякое ухо. Слишком быстро происходит умственная и эмоциональная перегрузка. Но я все-таки советую читателю послушать «Зорю бьют» из «Пушкинского венка» – одну из вершин свиридовской музыки и русской музыки вообще. У кого как, у меня от этой мелодии обмирает сердце и непроизвольно душа плачет от восторга, настолько, видимо, вибрации этой музыки находятся в резонансе с вибрациями русской души.

Более широкие круги испытывают это чувство резонанса, когда речь заходит о свиридовских музыкальных миниатюрах, формально привязанных к фильмам и числящихся по жанру киномузыки: «Метель» и «Время вперед». Это, кстати, тоже не случайно – во второй половине ХХ века именно кино стало последним прибежищем хорошей симфонической музыки. Писать «саундтреки» – вот, пожалуй, единственный шанс прославиться хорошему композитору, будь то Эннио Морриконе, Нино Рота или Ханс Циммер.

Но свиридовские «саундтреки» привязаны к кино довольно формально. Это – сюиты. По сути, музыкальные миниатюры, «картины», передающие взгляд русского народа и русской культуры на самих себя, свою природу и историю. Если бы меня спросили об одном музыкальном произведении, которое расскажет вам, что такое Россия, о музыкальной иконе России, то это, конечно, «Тройка».

Безудержный и лиричный полет по заснеженной дороге через бескрайний холмистый простор. Звенят бубенчики, скрипят бегунцы саней, поет душа. В такт бубенчикам звенит морозный воздух. Чистота сверкающего снега отражается в зеркале чистой мысли. Путь, движение, как совершенная форма русского бытия, не осложнен здесь бурями и препонами. Это Русь-Тройка, вырвавшаяся на свободный простор. Как возможно за три минуты без единого слова совершенно выразить национальную идею? Для Свиридова это оказалось возможно.

Так же как смог он выразить во «Времени вперед» всю сумасшедшую энергию, индустриальный космический порыв русского ХХ века. Это, пожалуй, самое популярное произведение композитора, хотя причины этого чисто внешние – мелодия «Время вперед» превратилась в заставку общенациональных новостей, а недавно послужила основой для великолепного супрематического балета на открытии Олимпиады-2014.

Когда рассуждают об искусстве, то чаще всего говорится о том, что художник «интуитивно выразил народное начало...» и «почувствовал глубоко русской душой...». Подобные формулировки не про Свиридова. Он не только тонко чувствующий и техничный, но и глубоко рациональный композитор.

Музыкальная икона «Метели» получилась не потому, что «так вышло», а потому, что Свиридов долго думал над тем, что есть национальное начало в музыке, и долго работал. Его гениальность разрушает мифологему об интуитивности, иррациональности русской музыки. Человек от самых корней травы, рожденный в Фатеже Курской губернии в семье крестьянина, Свиридов воплощает собой тип музыкального интеллектуала. Не фантазера, у которого все идет от головы, а человека такого ума, у которого этот ум сходит в сердце и думает из сердца. Его дневники – результат чрезвычайно глубокой и обширной, острокритичной умственной деятельности.

В определенном смысле Свиридов вошел не только в историю музыки, но и в историю русской мысли как глубоко консервативный русский мыслитель, защитник традиционных христианских начал в культуре, серьезного отношения к музыке, настоящий рыцарь русскости, противопоставляющий себя и космополитизму, и самовлюбленной эпатажной «левизне», и упадочному толерантному «россиянству».

Позволю себе несколько пространных цитат:

«Возврат к национальной традиции, не только в смысле интонационного языка, но и по существу, в смысле нравственно-этического содержания – вот истинное, новизна для нашего времени».

«Путь «левизны», путь разрушения исчерпан Русской музыкой до конца, как он исчерпан Русской культурой. Здесь нет уже ничего принципиально нового (можно насаждать это взамен старой музыки), можно только продолжать разрушение, громоздить руину на руину. Вслед за разрушением архитектуры идет разрушение театра, музыки, живописи и т.д.»

«В начале XX века Искусство становится выразителем бездуховного начала (как минимум просто развлекательного). Да и тематически – возврат к язычеству, скифству и проч.: Стравинский, Прокофьев и др. авторы, течения. Произведения Рахманинова были последней вспышкой Христианства в Русской музыке, надолго после этого погрузившейся в мрак и находящейся в нем и по сей день.

Смакование зла, всяческого уродства, воспевание дьявола, дьявольщины, убийства – все это делалось даже не без таланта и делается до сих пор у современных эпигонов».

«Искусство XX века, что говорить, внесло свой вклад в снижение уровня духовности культуры, в насаждение цинизма, скотоподобный человек стал в центре внимания искусства. Обгадить человека стало первейшей задачей искусства, тогда как искусство прошлого идеализировало русскую старину, веру, народ русский и его исторические деяния. Идеализировало Россию в целом, т.е. Государственную власть (от Бога!) – защитницу народа от иноземных врагов и т.д.

Россия стала беззащитной. Ее народ не охранялся более Государственной властью, а должен был сам, погибая, защищать чуждую и, в сущности, враждебную ему деспотическую власть, которой он вынужден был подчиниться под воздействием ужасающего систематического террора».

Творчество Свиридова стало сосредоточением русской национальной музыки. Он вобрал в себя достижения предшественников, довел их до лаконичного совершенства и эмоциональной пронзительности и поставил их на определенную идейную платформу – платформу национальную, традиционную, христианскую и при этом новаторскую, но в новаторстве жизни, а не в новаторстве фиглярства. Им осуществлено концентрирующее сжатие русской музыки в эпоху разрушения, расточения и распада всего русского.

И вот эпоха распада и сжатия, кажется, сменяется эпохой восстановления и экспансии. До русской музыки тоже, несомненно, дойдет дело. И эта возрожденная русская музыка, несомненно, будет строиться на том музыкальном и философском наследии, которое оставил ей Свиридов. Это наследие не только мелодическое и молитвенное, но и боевое.

Композитор, практически не известный Западу, глубоко эзотеричный для него, окажется шокирующим мир музыкальным открытием. И уже не ему будут советовать отвалить эбонитовые парни из гетто, а он им.

..............