Иерей Димитрий Фетисов: Пробел в знаниях

Помимо некоторых неоригинальных журналистских колкостей, недавно услышал такой анекдот по поводу открытия кафедры теологии в МИФИ:

Некоторые мои уважаемые студенты-очники вовсе не являются православными христианами

Профессор – студенту: Иванов! Назовите, пожалуйста, каков период полураспада урана?

Студент: На всё Божья воля...

 – Садитесь, пять!

Понятное дело, что всяк кулик своё болото хвалит, но обойти эту тему я не могу, поскольку и наши оппоненты, и соратники, на мой взгляд, слишком упрощают проблему, рассуждая о ненужности или же необходимости теологических дисциплин в образовательном процессе высшей школы.

Немного раздражает, например, что различные доброжелатели теологии, утверждая её необходимость, начинают в первую очередь приводить нравственный аргумент: мол, молодёжь нынче не имеет духовного стержня, а вот кафедра теологии как раз его даст. Т. е., условно говоря, всё пытаются свести к извлечению педагогической пользы от ознакомления студентов с христианской традицией.

С этим категорически не могу согласиться. Более того, я начинаю понимать и своих оппонентов, выступающих против данного гуманитарного направления, поскольку такой подход действительно не просто упрощает, но и попросту дискредитирует идею.

На самом деле теология – это широчайший пласт знания, необходимый для полноты кругозора не только любому гуманитарию, но и вообще образованному человеку. Это прекрасно понимают мировые флагманы гуманитарного образования. 

Такие общепризнанные мировые университеты, как Оксфорд, Кембридж, Сорбонна, Гарвард, Йель, Принстон, несмотря на явную независимость от какого бы то ни было религиозного мировоззрения, имеют не просто кафедры, но и мощнейшие выпускающие факультеты теологии. Следует добавить, что эти западные факультеты имеют чётко выраженную конфессиональную принадлежность, поэтому чаще всего их в упомянутых вузах два: протестантский и католический.

Почему, кстати, на Западе, да и у нас такая чётко выраженная конфессиональная принадлежность теологической кафедры или факультета, ведь с ней – пугают нас – нет должной объективности, необходимой для того, чтобы научное знание, собственно, и было научным?

Логика проста. Совершенно очевидно, что про абстракционизм, например, мне лучше всего расскажет практический последователь этого художественного направления, а вовсе не Н. С. Хрущёв.

Когда же утверждают, что библеистику должен преподавать атеист или агностик, то этим подразумевают, что так непременно будет достигнута некая объективность. Раз эти люди не принадлежат изучаемой религиозной традиции, следовательно, глядя извне, они могут быть более объективными. Однако абсолютной трансцендентности к любому религиозному мировоззрению не существует в природе.

Будем честны, атеист тоже стоит на религиозном, в смысле иррациональном, основании, поскольку утверждение того, что Бога нет, мир произошёл сам по себе и человек после смерти перестаёт существовать как личность, – это утверждения, недоказуемые в принципе, а следовательно, они являются предметом веры. Агностицизм рассматривать не будем, поскольку это вообще отказ от поиска внятного ответа.

Но вернемся к вопросу о востребованности теологии в числе прочих вузовских дисциплин.

Коварно начнём со столь «стратегически важной» и востребованной сейчас профессии, как журналистика. Тут особенно пояснять и не стоит, зачем будущему журналисту хотя бы краткий спецкурс православной теологии. Достаточно взглянуть на массу ужасных и смехотворных ляпов, которые постоянно допускает журналистская братия, когда пишет и снимает на религиозную тематику.

Великий русский певец Фёдор Шаляпин в мемуарах пишет об одном занятном предприятии, в котором он участвовал во времена своей грешной юности. Вместе с товарищами, такими же в тот момент голодными и оборванными русскими артистами, они ездили по провинциям и выступали, представляясь итальянской труппой. Они не знали итальянского языка, поэтому пели под музыку Пуччини и Верди импровизированную «абракадабру». Народу нравилось, билеты покупали...

Не хочу никого обидеть, но многие современные журналисты, разрабатывающие религиозные темы, напоминают мне вот эту лжеитальянскую труппу. Хочу подчеркнуть, что речь не идёт о том, что нас нельзя критиковать и проч. Пожалуйста, критикуйте, нам это вообще полезно, но уж блюдите репутацию, ведь и в провинции могут найтись знатоки итальянского.

Впрочем, уже сейчас качество дискуссий стремительно возрастает отчасти и из-за появления в светском медийном пространстве профессиональных теологов.

На эту тему
• Олег Макаренко: Важная наука
• Протоиерей Владимир Шмалий: Странный стереотип
• В МИФИ создана кафедра теологии
• Иерей Димитрий Фетисов: Мы, священники – плохие христиане

Кстати, критикам Церкви не приходила ли мысль о том, что своим участием в деле становления теологии в российских вузах «коварная» РПЦ задаёт в первую очередь себе весьма высокую планку, а может, и проблемы в будущем? Ведь выпускаем-то мы не семинаристов, а вполне свободных светских специалистов, которые, возможно, в будущем смогут нас так расчихвостить, сославшись на Писание и Вселенские соборы, как нам до этого и не снилось. При поступлении на теологию вовсе не требуется вступать в партию и присягать курии: например, некоторые мои уважаемые студенты-очники вовсе не являются православными христианами. Есть протестанты, есть агностики, и, честно признаться, с ними у нас бывают самые интересные занятия.

Искусствоведение, культурология, музееведение. Объекты исследования этих направлений очень часто имеют прямую или косвенную связь с религиозной традицией. Как, например, понять чудный мир византийской и русской иконы или храмовой архитектуры без знания основ христианской догматики?

Однажды, когда я был ещё гимназистом и учился в 10-м классе, со мной произошла занятная история. Приехав в Москву и зайдя в Третьяковку, в сокровищницу галереи, где представлены драгоценные священные сосуды и напрестольные Евангелия, я увидел следующую сцену: некий солидный господин, с любопытством озиравший эти предметы, обратился к хранительнице, попросив рассказать подробнее, что это за «штуки». В помещении нас было трое. Я, признаюсь, напрягся, ожидая услышать «абра-швабру-кадабру». Но этого не произошло, т. к. работница оказалась женщиной порядочной и, пояснив, что на витрине «всё написано», призналась в своей некомпетентности в данном вопросе.

Я тогда не стерпел и, попросив позволения, провёл краткую экскурсию, рассказал об экспонатах, их символике и богослужебном применении. С интересом выслушав моё повествование и задав пару вопросов, солидный господин поинтересовался, откуда мне сие известно. «Как мне не знать, ведь я учусь в православной гимназии», – гордо ответил я, краснея...

Филология и литературоведение. И ежу понятно, как близки традиции русской письменности и, скажем, церковнославянской Псалтири, которая ещё задолго до появления А. С. Пушкина была мерилом и кладезем зело красных глаголов неизреченных. Не представляю, какой процент текста «Моления Даниила Заточника» или же антиклерикальной «Калязинской челобитной» доступен для понимания студентам, не знакомым со Священным Писанием.

А произведения Ф. М. Достоевского без знания евангельской символики и основ православной антропологии и вовсе превращаются в любопытный, но непонятно отчего затянутый детектив, лишившись глубины и онтологической проблематики.

Тургенев, Лермонтов, Пушкин, Чехов, Лесков, Толстой, Шмелёв и даже Горький в своих произведениях часто обращаются напрямую или косвенно к религиозной тематике и терминологии, поэтому близкое и доскональное ознакомление с ними невозможно без знания простейших основ православного миросозерцания.

История. А как понять развитие исторического процесса, не ведая тех внутренних доминант, которыми руководствовались вершители его?

Я уже как-то писал о «протокоте» Аввакуме и св. страстотерпцах Борисе и Глебе, которые у одного докладчика на студенческой конференции оказались «последователями» учения Махатмы Ганди...

Педагогика и психология. Нельзя сказать, что русская педагогическая школа совсем неотделима от православной традиции, но серьёзнейшая взаимосвязь, несомненно, есть. Корифей русской педагогики К. Д. Ушинский писал: «Современная педагогика исключительно выросла на христианской почве, и для нас нехристианская педагогика есть вещь немыслимая – безголовый урод и деятельность без цели, предприятие без побуждения позади и без результатов впереди. Можно ли себе представить, например, сколько-нибудь сносного учителя грамотности даже, который бы не коснулся религиозных истин, если только он не занимается одним механизмом чтения, убийственным для детской головы. Мы требуем, чтобы учитель русского языка, учитель истории и т. д. не только вбивали в головы своим ученикам факты своих наук, но развивали их умственно и нравственно. Но на что же может опираться нравственное развитие, если не на христианство?» (Ушинский К. Д. Собр. соч. в 11 т. М., 1948. Т. 2. С. 39).

Давайте же и в современной педагогике и психологии допустим – не говорю главенство православной парадигмы – хотя бы плюрализм подходов. Хуже точно не будет, если, помимо Фрейда, Юнга и Маслоу, знакомить студентов с Ильиным, Зеньковским и нашим современником академиком Слободчиковым.

А опыты духовного писателя второй половины XIX века свт. Феофана Затворника Вышенского по созданию системы христианской психологии? Можно критично к ним относиться, но знание их, несомненно, обогатит кругозор любого психолога.

Философия. Здесь до сих пор наблюдается застой, особенно в провинциальных вузах, поскольку люди, которые там работают, частенько и сейчас склонны рассматривать всю философскую мысль человечества как предтечу марксизма-ленинизма, этим существенно обедняя её.

Как можно быть остепенённым философом, не зная богатейшего наследия не только классической, но и поздней античности, а также всего Средневековья, нового и новейшего времени?

Как хотите, но я не могу считать полностью и всесторонне образованным человека, который совсем не знаком с наследием блаженного Августина Аврелия, Оригена, Тертулиана, Иоанна Златоуста, Григория Нисского, Иоанна Дамаскина и прочих выдающихся мыслителей поздней античности и раннего Средневековья.

Размышление на тему упадка нашего гуманитарного направления – вообще отдельный и печальный разговор, который, признаюсь честно, и ко мне относится. Не задумывались, почему большинство современных дипломированных филологов не сравнятся по уровню знания классических языков с дореволюционным заурядным семинаристом? Дореволюционный семинарист был обязан уметь вести диспут на латыни и греческом, а также с ходу писать на этих языках стихи на заданную тему.

Так, может быть, в этом и вся проблема российского гуманитарного образования, некоторые представители которого до сих пор кричат о недопустимости теологии в высшей школе, позоря нас на весь цивилизованный мир?

Они просто не хотят в зрелом возрасте восполнять того, что немцы называют bildungslücke, т. е. пробел в знаниях, поэтому продолжают самоуверенно заявлять, что теология и всё, что с ней связано, – это атака клерикализма.

Так вот, поэтому-то среди главнейших вузов нашего государства кафедра теологии впервые открывается не в преимущественно гуманитарном учебном заведении, а в МИФИ. Физикам, им, знаете ли, проще интересоваться данным направлением, не раня своего достоинства. И постепенно крепнет дружба между ними и богословами, можно привести в пример хотя бы совместные конференции, проходящие в ядерном центре в Дубне, куда ежегодно приглашается интеллектуальная элита нашей Церкви.

Заметьте, решение об открытии новой кафедры в МИФИ принимал учёный совет, члены которого – люди именитые в научной среде и вряд ли позволили бы собой манипулировать каким-то «церковникам». Что-то не слышно их возмущения по поводу обозначенного события...