Ольга Андреева Ольга Андреева Почему на месте большой литературы обнаружилась дыра

Отменив попечение культуры, мы передали ее в руки собственных идеологических и геополитических противников. Неудивительно, что к началу СВО на месте «большой» русской литературы обнаружилась зияющая дыра.

0 комментариев
Геворг Мирзаян Геворг Мирзаян Вопрос о смертной казни должен решаться на холодную голову

На первый взгляд, аргументы противников возвращения смертной казни выглядят бледно по отношению к справедливой ярости в отношении террористов, расстрелявших мирных людей в «Крокусе».

12 комментариев
Глеб Простаков Глеб Простаков Запад судорожно ищет деньги на продолжение войны

Если Россия войну на Украине не проиграет, то она ее выиграет. Значит, впоследствии расплачиваться по счетам перед Москвой может уже не Евросоюз с его солидарной ответственностью, а каждая страна в отдельности и по совокупности неверных решений.

10 комментариев
9 июня 2011, 10:00 • Авторские колонки

Андрей Архангельский: Уроки узкого

Андрей Архангельский: Уроки узкого

Новый праздник – День языка (6 июня) – запомнился отказом президента РФ и министра образования той же РФ пройти тест на правописание; а также новостью о том, что в некоторых районах Москвы 25 процентов людей не говорят по-русски.

Парадокс в том, что мигрантов нечему учить.     

Никакого «русского языка вообще» – единого, цельного, каким мы его помним по школе – сегодня нет (то, что его увековечивают и одновременно сужают до одного «дня», кощунственным образом подтверждает этот тезис). Язык все заметнее распадается на три взаимоисключающих и автономных: матерный, канцелярский (бюрократический) и литературный практически «мертвый», поскольку польза от его знания сводится к нулю.

Если что сегодня и стоит спасать – именно грамотных, а не грамотность. Пусть сидят и читают, замаливают общие грехи страны перед великим русским

Мигранты, если уж говорить о них, оба первых языка – матерный и канцелярский – быстро и органично выучивают, потому что их принуждает сама жизнь. Матерный они слышат чаще всего, поэтому и воспринимают его как язык межнационального общения. Если вы замечали, когда приезжий таксист говорит по мобильному со своими земляками, в его речи различимы  вкрапления русской ненормативной лексики и названия улиц. То, что при его работе этим минимумом можно вполне обойтись... как бы это сказать... это не только его проблема. Это даже в большей степени наша проблема что ЭТИМ минимумом у НАС можно обойтись.

Канцелярский же они выучивают в очередях ОВИРов и ЖЭКов, при заполнении всевозможных заявлений и получении справок. «Откуда прибыл; на каком основании; это будет стоить две тысячи пятьсот» – все это они прекрасно понимают также. В символическом смысле русский язык может показаться срамом, прикрытым кучей официальных бумажек. Одним из ответвлений канцелярского является язык менеджеров, он же латентный матерный: язык, при помощи которого, не посылая нас прямо, нас посылают косвенно. Например, когда ты говоришь риелтору, что жилье, которое он предлагает за бешеные бабки, есть дерьмо, унижающее человеческое достоинство, он отвечает: «Это жилье в пределах заданной ценовой политики». Что в переводе на русский означает: «Это не я виноват, что предлагаю тебе дерьмо, а ты виноват, что у тебя мало денег».

Этот язык продавцов – всех тех, кто профессионально нас обманывает, предлагая советский сервис по американским ценам также не имеет ничего общего с русским литературным. Тут такой же «русский», как и в рекламе или по телевизору: это условный язык «Малахов-плюс». Это парадокс, о котором уже упоминалось: язык, который подарил миру непереводимое ни на один другой слово «пошлость» этот же язык способен производить наипошлейшие языковые конструкции. Все эти вывески над продуктовыми и промтоварными магазинами Москвы застывшая музыка группы «Любэ».

Отказ президента и министра образования пройти тест на грамотность (министр в свое оправдание сказал, что он теперь только резолюции пишет и потерял навык) – признание в том, что русский литературный не нужен министру в той же степени, что и 9 /10 населения страны, включая мигрантов.

Местные варвары, которые упрекают мигрантов в незнании языка, считая себя наследниками Пушкина, сами говорят на том ужасном новомосковском («прозвонюсь, отзвонюсь, где вы находитесь территориально?»), который не имеет ничего общего с литературной нормой. Это грамотность лайт: некий выхолощенный, обезличенный кусок языка. Русский консервированный. Но если повседневная ситуация вас самих не вынуждает к использованию литературного, как можно требовать этого от других, от приезжих, скажем?..

Если бы знание литературного могло помочь избежать законопослушным мигрантам встречи со скинхедом или милиционером, или даже с московским собачником, выводящим своего четвероногого убийцу на прогулку, тогда бы они его учили, конечно. Но они знают, что от милиционера спасают только 500 или 1000 рублей (в самом простом случае), а в случае со скинхедом спасают ноги. Язык жестов, а не язык Пушкина им требуется учить. И безопасные маршруты от работы к дому. Невыученный русский (что вовсе не оправдывает лени в каких-то конкретных случаях) есть в целом средство защиты от окружающей агрессии. Высказывание Тургенева о языке, который один поддержка и опора, оно ведь применимо не только к русскому. Для всякой страдающей души родной язык остается единственной надеждой, опорой и защитой. Вот они в языке и спасаются – каждый в своем.

Итак, никакой жизненной потребности учить великий и могучий нет – ни у нас, ни у приезжих. Грамотность давно стала не правилом, а исключением. И это, кстати, я готов простить соотечественникам – при условии, если они простят это мигрантам, чтобы все было по-честному.

Сегодня грамотность в России стала личным делом каждого. Это род внутренней  эмиграции, перевод отношений с родиной на другой, абстрактный и изощренный уровень. Зачем большинству эта роскошь и усложнение (а грамотность является сегодня такой роскошью) – тем более ненужные при наличии технических средств вроде автоматического редактора грамотности в компьютере? Хорошее знание языка, кроме прочего, рождает многие печали. Красивый и грамотный язык необъяснимым образом требует от человека более красивой и осмысленной жизни – чем сильно ее затрудняет. Потому что самый большой дефицит в России – это красивая жизнь; не в смысле евроремонта, а в смысле уважения к личности. «Человек» – это озвучит сегодня излишне, слишком громко.

Хорошее знание языка приучает говорить твою совесть: тут есть, опять-таки, необъяснимая зависимость чем лучше знаешь язык, тем больше претензий к самому себе. Есть люди, которые с этим свыклись – в силу обстоятельств или чего-то другого – которые подсели на это, как на наркотик, и не могут соскочить. Их ломает, поскольку они нуждаются в регулярных дозах грамотности и красоты. Пройдись по Абрикосовой, сверни на Виноградную, постой на Тенистой, если сумеешь отыскать тень: если ты минимально пропитан и одухотворен языком, первая же рекламная тумба или песенка в кафе убьет своим косноязычием.

Грамотность – единственное допустимое проявление аристократизма при демократии. Если что сегодня и стоит спасать – именно грамотных, а не грамотность. Грамотных нужно помещать в специальные места, давать им книги, и пусть они целыми днями читают (писатель Александр Терехов сказал как-то, что мечтает, чтобы платили не за написание книг, а за их чтение). Ей-богу, набрать тысячу мальчиков и девочек по всей стране, назначить им пансион, дать президентский грант пусть замаливают общие грехи страны перед великим русским. Возможно, это лучшее, что сегодня может сделать государство для сохранения языка.

..............