Михаил Бударагин: По чеховским местам

То, что никакой революции в России не будет, понятно и без предвыборной кампании, в ходе которой системная оппозиция разит друг друга красивыми и безопасными рапирными уколами, а несистемная сидит в партере театра и, громко хрустя чипсами, рассуждает о том, стоит ли закидать артистов помидорами или нужно просто встать и уйти.

Те, кто вчера сидел на «терках» с семками, сегодня, глядишь, уважаемые люди, кьянти знают, Моцарта читали, возили любовницу в Лувр. «Терки» и семки, впрочем, Лувром не лечатся

Никто, разумеется, никуда не уйдет.

Не уверен, что всем участникам нравится, но власть сегодня в России сильна, как, наверное, редко когда была сильна. Можно позволить потерпеть и жующий партер. Надолго ли это? Не знаю. Плохо ли это? Уверен, что хорошо: в политической стабильности есть возможность уйти вниз, в то, что более 100 лет назад называлось «народом», а сейчас уже и непонятно, как назвать.

При этом проблемы остались ровно теми же, не были они решены ни в 1917-м, ни в 1991-м. Николай Некрасов, немного наивно предположивший, что рано или поздно крестьяне «Белинского и Гоголя с базара понесут», описал смысл сложностей очень верно.

Россия – очень глупая и жестокая страна. Притом что у нас достаточно умных, тонких и интересных людей, больших специалистов, великих поэтов и замечательных ученых, все они – совершенно не укоренены в реальности. Они тут гости, и каждая тетка в паспортном столе, последний раз читавшая в своей жизни инструкцию к освежителю воздуха, в три минуты даст понять любому академику РАН, где именно его место и кто он вообще такой, что лезет тут. К каждому, кроме всего прочего, может рано или поздно не крестьянин с Белинским и Гоголем подойти, а какое-нибудь очередное существо с вопросом «А чо это ты, пацанчик, такой умный, не дать ли тебе в табло?»

Богатые в этом смысле совсем не отличаются от бедных: просто у первых есть дорогой костюм, а у вторых его нет. В остальном все то же: шансон, «Дом-2», водка, жену зарубил топором (тут есть варианты, но, вы ж понимаете, «сама виновата»), поплакал, выпил, поплакал, пошел в магазин отовариться, ты меня уважаешь?

Да нет, конечно, не уважаю, смотреть тошно.

Советский Союз был призван повторить платоновское государство «умных людей» и даже воспитал их в достаточном количестве (старых, впрочем, без зазрения совести уничтожив), но победила все равно партийная бюрократия, а всякие Стругацкие и Тарковские, физики и лирики существовали скорее вопреки, чем благодаря. Партийная бюрократия выросла – за редкими исключениями – из того же шансона, поэтому, кстати, так нелепо и жалко смотрятся сегодня дети заместителей начальников отделов КГБ, секретарей обкомов и проч., изображающие из себя либералов, однако родительским сленгом и образом мыслей при этом не брезгующие. Получается что-то вроде: «Демократия, свобода, долой преступный режим, а кто не с нами, того под шконку, под шконку...» Очень мило.

Есть мужчины, которые считают, что «в баню с телочками» – просто ниже их достоинства

90-е были, разумеется, эпохой совсем уж торжествующего хама, но и «нулевые» ситуацию не сильно исправили, скорее немного облагородили. Те, кто вчера сидел на «терках» с семками, сегодня, глядишь, уважаемые люди, кьянти знают, Моцарта читали, возили любовницу в Лувр. «Терки» и семки, впрочем, Лувром не лечатся. Свое, родное, навсегда.

Низы и верхи, перефразируя классика, и могут, и хотят, но в основном попонтоваться. Первых никто так и не научил, что «приличное общество» – это не Куршавель, но Манхеттен (хорошо бы не сворованный в меру скудного ума, а свой собственный), а вторым никто не показал, что, кроме «жизни звезд», есть еще и их собственная жизнь, куда более важная, чем похождения какой-нибудь изрядно потасканной 70-летней певицы.

Но если присмотреться, то не все столь мрачно.

Медленно, очень медленно в России вырастает повседневная интеллектуальная среда, состоящая не из людей, которые цитируют Лакана и Жижека, находя в этом завершенное удовольствие, а из граждан, которым просто душно жить, слыша постоянный шансонный рефрен, назойливый и неприятный, как луковая отрыжка. Есть много иных определителей, но все они так или иначе касаются неприятия того, что считается нормой: люди выбрасывают телевизор на помойку, перестают читать гороскопы и сонники, в книжных магазинах проходят мимо названия «Маринина», слушают, сами себе удивляясь, Шопена и Брамса, не очень афишируя это среди знакомых. Есть мужчины, которые считают, что «в баню с телочками» – просто ниже их достоинства, и женщины, уверенные в том, что неприлично восхищаться (или возмущаться, что, в общем-то, одно и то же) какой-нибудь чужой «сумкой-биркин» или т. н. «удачным замужеством». То есть, вообще-то, очевидно, что восхищаться нужно умом, талантом и тактом, но эта простая истина – трудновата пока для общественного понимания.

Есть, проще говоря, загнанные массовой культурой в гетто нормальные люди. Они растеряны, дезориентированы, им все время внушают, что они – уроды, не пьют пивас у телека, а тщатся думать, но следующие пять–шесть лет политической стабильности – это их время. Время тихого, чеховского интеллигента-неврастеника, который учит, лечит, строит, кому-то помогает просто так, который осторожно оглядывается по сторонам в поисках «своих», который ведет себя по-человечески и дико страдает от этого, потому что мир вокруг настолько обезображен бесчеловечностью, что хоть вешайся. И чеховский человек, почувствовав хоть какой-то зазор, хоть какую-то лазейку, просто идет и исправляет тихо все то, что кажется ему неправильным.

На таких исправлениях и держится Россия, не скатываясь в ад бесконечной пьяной поножовщины.

Медленно, очень медленно, в России бесправное и униженное гетто начинает оглядываться и говорить. Говорить, например, о том, что человека определяет не покупательная способность, а что-то иное. О том, например, что «журнал про звезд» – это в принципе унизительно и гадко, потому что сколько уже можно все эти глянцево-стертые лица предъявлять в качестве «цвета нации». Говорить о том, что, если где-то в публичном месте звучит блатняк, его стоило бы выключить, потому что свободные люди не слушают зековских песен.

Индустрия продаж пока побеждает этих людей, но в следующие пять лет и благоденствия, очевидно, не будет, но и политики никакой, кроме триумвирата Путин – Медведев – «ЕР», не появится, потому-то наконец можно будет открыто поговорить о жизни, о ее насущных и действительно важных проблемах: о том, как растить и воспитывать детей не пьющими «Ягуар» у подъезда имбецилами, а нормальными людьми, о том, как можно жить достойно, не покупая постоянно, то есть о том, в чем вообще состоит достоинство, кроме списка покупок, о том, почему не нужно ломать детскую площадку во дворе, мочиться в лифте и блевать под забором.

Медленным преобразованиям вредит всякая нестабильность, потому что в такие времена всем бы выжить, хлеба достать, урвать себе что-нибудь – не до детских площадок. А замерзшая лента новостей – как раз лучший фон для того, чтобы превращать потихоньку Россию в страну, пригодную для жизни, очеловечивать, лечить дикарство, зависть и злобу.

Обойдемся без модальностей: не «нужно» и «должно быть», а уже сейчас происходит, пусть и подспудно, контрабандой. Кто-то вдруг не пьет, кто-то не бьет жену, кто-то не орет дурниной на подчиненных, кто-то читает вдруг, кто-то что-то пишет, кто-то мастерит скворечник, кто-то зарабатывает деньги не для покупки бессмысленного внедорожника, а для постройки собственного дома с садом, кто-то останавливается на «зебре», кто-то не ворует даже – то есть нормальных людей в России много, просто ведь, если ты не идиот, начинают косо смотреть, а это не всегда уютно. Не все еще поверили в то, что эта политика и эта экономика – очень надолго, но март 2012-го, полагаю, развеет все иллюзии, и тогда гетто превратится в моду. И исправление нравов – собственно, главная задача России как цивилизации – пойдет немного полегче. Без скрипа. Если все будет хорошо, через полвека, возможно, удастся даже отучить людей от того, что быть уродом – это нормально.

Тяжело отучить, но ведь можно, я уверен.