Евдокия Шереметьева Евдокия Шереметьева Почему дети задерживаются в мире розовых пони

Мы сами, родители и законодатели, лишаем детей ответственности почти с рождения, огораживая их от мира. Ты дорасти до 18, а там уже сам сможешь отвечать. И выходит он в большую жизнь снежинкой, которой работать тяжело/неохота, а здесь токсичный начальник, а здесь суровая реальность.

20 комментариев
Борис Джерелиевский Борис Джерелиевский Единство ЕС ждет испытание угрозой поражения

Лидеры стран Европы начинают понимать, что вместо того, чтобы бороться за живучесть не только тонущего, но и разваливающегося на куски судна, разумнее занять место в шлюпках, пока они еще есть. Пока еще никто не крикнул «Спасайся кто может!», но кое-кто уже потянулся к шлюп-балкам.

5 комментариев
Игорь Горбунов Игорь Горбунов Украина стала полигоном для латиноамериканского криминала

Бесконтрольная накачка Украины оружием и людьми оборачивается появлением новых угроз для всего мира. Украинский кризис больше не локальный – он экспортирует нестабильность на другие континенты.

3 комментария
19 мая 2009, 10:00 • Авторские колонки

Максим Кононенко: Последняя статья про «Евровидение»

Максим Кононенко: Последняя статья про Евровидение

Максим Кононенко: Последняя статья про «Евровидение»

В этом году музыкальные критики написали, что «Евровидение» начало превращаться в конкурс, который интересно смотреть. Но как раз теперь «Евровидение» снова начнет превращаться в самое унылое зрелище на земле.

Когда-то давным-давно в Европе придумали конкурс «Евровидение». Идея сама по себе была достаточно странная – международный конкурс эстрадной песни.

Результаты московского конкурса были предсказаны очень многими. За голосованием было совершенно неинтересно следить

Во-первых, эстрада в каждой стране разная. Испанская эстрада – это не французская эстрада, а французская – не немецкая. Во-вторых, всем участникам аккомпанировал один и тот же оркестр, что совершенно нивелировало такую важную составляющую эстрадной песни, как аранжировка. В-третьих, артисты обязаны были петь живьем, что окончательно превращало мероприятие в конкурс не песни, а исполняющих их артистов. Соответственно этому конкурс и судили так называемые «профессиональные жюри» в каждой стране – как на прослушивании в творческий вуз.

Все это вместе делало конкурс «Евровидение» самым унылым зрелищем на земле. А исполнявшиеся на нем песни были как-то заведомо вне существующей поп-культуры. За редкими исключениями вроде приснопамятного случая с ABBA.

Но однажды ситуация начала меняться, причем меняться она начала сразу во многих отношениях. Во-первых, разрешили использовать минусовую фонограмму. Во-вторых, на «Евровидении» появилось зрительское голосование. В-третьих, на «Евровидении» стал стремительно расширяться список участников. И хотя исполнявшиеся на конкурсе песни так и продолжали оставаться где-то вне контекста чего бы то ни было, последние два фактора (зрительское голосование и расширение списка стран) просто-напросто изменили саму природу «Евровидения». Это перестал быть конкурс песен. Перестал быть конкурс артистов. Это стал конкурс стран.

Музыкальные критики продолжали через губу говорить, что «Евровидение» никакого отношения к музыке не имеет и что этот конкурс смотрят одни домохозяйки. В то время как зрительская аудитория конкурса быстро приближалась к ста миллионам человек. Конечно, публику интересовали и песни. Но голосовали все равно за своих.

Того «Евровидения», к которому мы привыкли за годы нашего в нем участия, более не существует (фото: Артем Коротаев/ВЗГЛЯД)
Того «Евровидения», к которому мы привыкли за годы нашего в нем участия, более не существует (фото: Артем Коротаев/ВЗГЛЯД)

Гадать на «Евровидении» стало удивительно интересно. Букмекеры стали принимать на его результаты серьезные ставки. Они научились анализировать. Считали сочетания всех факторов: собственно песни, артиста, номера, страны проживания, порядкового номера в концерте. Промо-туры и пиар-кампании.

И неожиданно так называемся «старая Европа», страны, считающиеся себя главными на континенте, увидели, что мир изменился. И что будь ты хоть тысячу раз Англия – но каким-то украинцам, русским, полякам и сербам на тебя наплевать. На тебя наплевать белорусам. А туркам наплевать на поляков и сербов. И на белорусов. И на Англию, разумеется, тоже.

Победы славянских стран стали системными. Стало видно, что в Европе существуют некие очень мощные наднациональные общности, рядом с которыми старые европейские страны выглядят нелепыми недоразумениями.

#{eurovision}

Выигрыш «Евровидения» Россией окончательно вывел старушку Европу из себя. Они более не могли с этим мириться. И устроители конкурса снова вернули жюри.

Из «Евровидения» сразу пропала интрига. Результаты московского конкурса были предсказаны очень многими. За голосованием было совершенно неинтересно следить.

Теперь те устроители говорят, что в Москве было как-то уж слишком круто. Что такой размах – это не для «Евровидения». С одной стороны, их можно понять – повторить московское шоу вряд ли возможно. Не потому, что у Европы нет на это ресурсов. Ресурсы есть. Но они просто не захотят. Зачем? Это для России «Евровидение» было чем-то особенным. Той высотой, которую просто необходимо было взять. Мы взяли эту высоту. Грандиозное московское шоу завершило тот период в истории «Евровидения», в который его было интересно смотреть.

Теперь зрительский интерес к этому мероприятию будет неизменно спадать. Во-первых, голосовать половиной голоса неинтересно. Притом что другой половиной твоего голоса голосует неведомое жюри (например, украинское жюри поставило артистке Приходько ноль баллов, а зрители – двенадцать).

Во-вторых, все понимают, что бóльшего шоу не будет. А любое шоу раз от раза должно быть круче предыдущего – это закон шоу-бизнеса. Открытия Олимпийских игр, церемонии вручения премий – все это каждый раз должно превосходить предыдущий раз. Как только начинаются «бюджетные решения», публика моментально теряет интерес. Зачем ей смотреть то, что уже было? И рекордные сто пятьдесят миллионов зрителей московского шоу наверняка останутся самой большой в истории конкурса цифрой. И, наконец, самое главное – с новой системой голосования «Евровидение» перестало быть конкурсом геополитических пристрастий. И снова стало конкурсом песни. А кому нужен еще один конкурс песни? Этих конкурсов и так миллиард.

В этом году многие музыкальные критики написали, что «Евровидение» наконец-то начало превращаться в конкурс, который интересно смотреть (имеется в виду – критикам его интересно смотреть). Хоть я и не музыкальный критик, рискну не согласиться. Как раз теперь «Евровидение» снова начнет превращаться в самое унылое зрелище на земле.

Поэтому того «Евровидения», к которому мы привыкли за годы нашего в нем участия, более не существует.

Конкурс закончился.

И это, видимо, моя последняя статья о нем.