Оксана Синявская Оксана Синявская Опыт 1990-х мешает разглядеть реальные процессы в экономике

Катастрофичность мышления, раздувающая любой риск до угрозы жизнеспособности, сама становится барьером – в том чтобы замечать возникающие риски, изучать их природу, причины возникновения, и угрозой – потому что мешает искать решения в неповторимых условиях сегодняшнего дня.

2 комментария
Сергей Миркин Сергей Миркин Режим Зеленского только на терроре и держится

Все, что сейчас происходит на Украине, является следствием 2014 года и заложенных тогда жестоких и аморальных, проще говоря – террористических традиций.

2 комментария
Ирина Алкснис Ирина Алкснис Предатели вынуждены старательно вылизывать сапоги новых хозяев

Реакция на трагедию в «Крокусе» показала, что у несистемной оппозиции, уехавшей из страны, за громкими словами о борьбе с тираническим государством и авторитарной властью скрывается ненависть к стране и ее народу.

8 комментариев
20 марта 2009, 10:00 • Авторские колонки

Наталья Радулова: Мое сердце разбито

Наталья Радулова: Мое сердце разбито

Что вы чувствуете, когда читаете эту фразу? Вы ведь наверняка помните это ощущение. Помните, как вам было печально. Как вы сидели в кресле, обхватив себя руками, и слушали Стинга. Как смотрели в окно, как вздыхали.

Отсюда, с безопасного расстояния все видится таким красивым и торжественным, как на гламурных фотографиях, правда? Ну, вы знаете – капли дождя на стекле. Или девушка под красным зонтом в пустом осеннем парке. Или замерзшие руки, которые некому согреть. Или мужской силуэт, растворяющийся в ночи.

Мне не сообразить, что она чувствует. Потому что я не помню – каково это, когда твоя Вселенная рушится

Я примерно это и вспомнила, когда родственница, по имени Аня, сморкаясь в салфетки, стала рассказывать о своем расставании с парнем: «Мое сердце разбито». Я тут же увидела свои картинки и мысленно достраивала композицию с собой, страдающей, в центре, пока она то всхлипывала, то спешила выговориться, то смотрела в одну точку – в общем, демонстрировала всю неприглядную гамму чувств оставленной девушки.

Я подавала салфетки и воду и вставляла в нужных местах: «Хмм… Понимаю». После двадцатого «понимаю» Аня вдруг взорвалась. «Что ты понимаешь? – крикнула она. – У тебя такое было, говоришь? Ты помнишь? Да ни черта ты не помнишь. У тебя давно отболело, зажило. Ты не знаешь, как это, когда выворачивает кишки наружу. Когда кажется, что из глаз кровища льется вместо слез. Когда хочется молотком дать по руке, чтобы хоть как-то заглушить ту, другую боль. Когда смотришь на окно и думаешь – эх, распахнуть бы сейчас его – и вниз, чтобы все сразу закончилось».

Я, конечно, от такой истерики струхнула. Стала лихорадочно вспоминать, есть ли у меня в аптечке что-то посильнее настойки пустырника. Анька воспользовалась моментом и убежала в ванную – пугать своим воем соседей по стояку. Я осталась сидеть на кухне, слегка оглушенная и растерянная.

Ну как она могла так? За что? Любая девушка старше шестнадцати знает, что такое расставания. Двадцатилетняя уже в курсе, как собирать по кусочкам разбитое сердце. К тридцати уже почти каждая имеет опыт звериной тоски. Мы все знаем, не надо ля-ля.

Анька воспользовалась моментом и убежала в ванную – пугать своим воем соседей по стояку (фото: sxc.hu)
Анька воспользовалась моментом и убежала в ванную – пугать своим воем соседей по стояку (фото: sxc.hu)
За неимением объекта спасения пришлось накапать пустырника себе. Полегчало. «Все я помню», – проворчала я в сторону ванной. А потом задумалась. Что в действительности я помню? Вот, к примеру, Дима. Он ушел к другой девушке, и я страдала. Совершенно точно страдала. Писала на листике все его плюсы и минусы, чтобы понять, что потеряла не так уж и много.

А Леша? Мне было двадцать лет, и однажды вечером мне сообщили, что он женат. Тогда я каталась с другом по ночному городу и плакала, прижавшись лбом к окошку автомобиля. А Виктор? Мы неумолимо расходились в разные стороны, и от этого было так грустно. Я стояла в прихожей, смотрела, как он завязывает шнурки на своих кроссовках, и понимала, что это последняя наша встреча. Да-да, так и было, припоминаю.

Но могу ли я снова пережить это ощущение… с кишками? Могу ли я вспомнить, как во сне мне казалось, что любимый рядом, а утром я просыпалась и понимала, что место на кровати рядом со мной пусто и надо встать и как-то пережить очередной день? Могу ли я еще раз почувствовать, что это такое – снова и снова, помимо своей воли искать на улице знакомую фигуру или знакомую машину?

Аня сказала: «Он разбил мне сердце», – и я улыбнулась, считая, что понимаю ее. О, как это трогательно, подумала я. Как это знакомо. А если разобраться – все это сейчас настолько далеко от меня. Вот такие, как я, и говорят бесстрастным голосом в таких случаях: «Ой, да было бы из-за кого убиваться».

Я не понимаю Аню. В глубине души я смеюсь над ней, над ее горем. Мне кажется, что вся эта трагическая история яйца выеденного не стоит. Парень не стоит ее слез. И почему она так убивается, дура? Мне хочется встряхнуть ее хорошенько: «Прекрати. Это так глупо. Самой не надоело? В окно она смотрит… Нормально ли у тебя с мозгами?» Мне не сообразить, что она чувствует. Потому что я не помню – каково это, когда твоя Вселенная рушится.

Но зато я знаю, что это не длится вечно. Что сердце – самый сильный орган в человеческом организме. Что боль забудется, как забываются родовые муки…

Аня вышла из ванной, умытая и тихая, как на причастии. Села рядом: «Прости…» Я протянула ей стаканчик с каплями. «Сейчас я тебе тоже скажу кое-что, Анька… Все пройдет». Она горько усмехнулась.

«Каждые десять секунд в мире кто-то расстается, Аня. Но человечество не перестало верить в любовь. Человечество немножко страдает, а потом опять встает на ноги и идет в кафе кушать суши и пить вино. Вино снова обретает свой вкус. И аппетит приходит. И новые партнеры появляются. И снова наступает весна. Понимаешь меня?»

Нет.

..............