Борис Кагарлицкий: Венесуэла Чавеса: между революцией и прагматизмом

В любой другой стране это событие вряд ли имело бы политическое значение. Но Венесуэла – случай особый.

Дайана Мендоса – классическая представительница креольской элиты, чья красота контрастирует с внешним видом большинства жителей Каракаса не меньше, чем облик шведа с внешностью индуса. Меньше всего в этническом и культурном смысле она может считаться типичной представительницей Венесуэлы. Традиционная элита в этой стране помешана на конкурсах красоты, которые начинаются с привилегированных школ и являются важнейшим событием общественной жизни в благополучных элитных кварталах, отгородившихся от остальной страны. Подобные конкурсы каждый раз наглядно демонстрируют, насколько элита даже внешне, этнически отличается от большинства населения. Это их идеология, их образ жизни, их принцип.

Если суммировать происходящее в Венесуэле несколькими словами, то это можно охарактеризовать как кризис революционного процесса

Успех Дайаны – показатель того, насколько, несмотря на все потрясения революции, старая элита сохраняет свои позиции и свой образ жизни в государстве, провозгласившем намерение построить «социализм XXI века».

У президента Чавеса, напротив, есть более чем достаточно поводов для беспокойства. Состоявшийся в июле визит лидера Венесуэлы в Москву планировался на куда более ранний срок. Однако был перенесен: венесуэльского президента задержали дома важные и неприятные дела – неудача конституционного референдума, конфликт с Колумбией и разногласия среди его собственных сторонников.

Если суммировать происходящее в Венесуэле несколькими словами, то это можно охарактеризовать как кризис революционного процесса. Достижения первых лет правления Чавеса бесспорны, и они не могут быть объяснены исключительно доходами от продажи нефти. Вернее, значение Чавеса для венесуэльского общества состоит в том, что он сумел использовать значительную часть нефтяных доходов в интересах большинства населения.

Нефтедоллары и раньше подогревали венесуэльскую экономику, но до прихода к власти нынешнего президента массам от этого золотого дождя почти ничего не оставалось, все оседало в карманах олигархии и коррумпированного чиновничества, которые в лучшем случае готовы были понемногу подкармливать средний класс. Даже простейшие вопросы не решались. Так, Венесуэла, несмотря на изрядные средства, которыми располагало государство, имела крайне отсталую систему образования, часть населения вообще была неграмотной. Трущобы Каракаса были (и остаются) одними из самых ужасных в Латинской Америке, а нищета поражала именно на фоне огромных доходов, которые страна с 1970-х годов получала от нефти.

Перераспределительная политика Чавеса дала массам ощущение, что они в своей стране – полноправные граждане, имеющие законные права, что государство о них заботится. Было множество инициатив – от ликвидации неграмотности, распределения продовольствия и бесплатных завтраков в школах до создания специального Женского банка, который помогал представительницам прекрасного пола завести собственный маленький бизнес.

Принцип Чавеса состоял в соблюдении формальных демократических свобод, что он в очередной раз продемонстрировал, когда признал неудачные для него результаты референдума. И дело не только в том, что голоса честно посчитали, но и в том, что оппозиция получила возможность свободно вести кампанию. Это не значит, будто в Венесуэле нет эксцессов авторитаризма. Они просто бросаются в глаза – власть явно сконцентрирована в руках президента и его ближайшего окружения.

Но это вполне соответствует общим традициям латиноамериканской политики. Политзаключенных в Венесуэле нет, оппозиционные газеты выходят массовыми тиражами, а губернаторы-оппозиционеры остаются на своих местах, несмотря на конфликт с лидером. Во время референдума несколько мэров и губернаторов выразили свое несогласие с Чавесом, который тут же обозвал их контрреволюционерами и предателями. И с ними ничего не случилось.

Популярность президента остается высокой даже после поражения его конституционных инициатив на референдуме. Так что, казалось бы, волноваться особенно не приходится. Однако реальное положение куда сложнее. Проведя перераспределительные меры, правительство оказалось в стратегическом тупике. У него нет долгосрочной программы.

Рассуждения Чавеса о «социализме XXI века» так и не стали конкретным политическим и социальным проектом. По существу, речь идет о продолжении политики, которую левые популисты пытались проводить в Перу в конце 1960-х и в начале 1970-х. Государство мобилизует ресурсы для решения социальных программ, но оказывается не в силах провести структурные преобразования в экономике и обществе.

Бедным помогают, но они остаются бедными. Чудовищный разрыв между привилегированной элитой и массами сохраняется. Иными словами, социальное преобразование остается лозунгом, на практике сводясь к помощи малоимущим. А народу, пробудившемуся от апатии благодаря первым успехам революции, хочется большего.

Лидеры профсоюзов уже открыто критикуют президента, который в ответ ругает их последними словами – полковник Чавес не отличается сдержанностью в выражениях. Оппозиция, одержав верх на референдуме, воспрянула духом. Даже бывшая жена президента выступила против него, решившись баллотироваться на пост мэра областного города Баркисимето от перешедшей в оппозицию партии Podemos.

Власть сталкивается с дилеммой: как в условиях растущей политической напряженности и истекающего президентского срока Чавеса гарантировать необратимость революционных преобразований, одновременно соблюдая все принципы демократии? Конституционные инициативы, вынесенные на референдум, были направлены на ужесточение политического контроля. Обнаружив, что этот путь народ не принимает, президент сменил курс. Авторитарное законодательство отзывается.

По отношению к соседней Колумбии враждебные заявления сменились примирительными: Чавес призвал левых партизан из движения FARC сложить оружие и перейти к политической работе. Одновременно он заявил и о примирении с испанским королем, с которым он прилюдно поругался во время встречи иберо-американских наций. Тогда, впрочем, нагрубил именно король. Услышав, что Чавес обзывает бывшего премьера Испании фашистом, король не выдержал и попросил президента «заткнуться».

Теперь, если верить Чавесу, они с королем снова друзья.

Политика Чавеса дала массам ощущение, что они в своей стране – полноправные граждане (фото: Reuters)

Однако, как бы ни выстраивал президент Венесуэлы свой внешнеполитический курс, как бы ни колебалась генеральная линия, остаются нерешенными главные вопросы. Опасность изоляции республики усиливается на фоне неопределенности, царящей на Кубе. До сих пор Фидель Кастро был важнейшим политическим советником и авторитетом для лидера Венесуэлы. Показательно, что кубинские эксперты, которых довольно часто можно встретить в Каракасе, отнюдь не были сторонниками жесткого курса. Они постоянно рассказывали венесуэльцам об ошибках, допущенных в СССР и на Кубе, призывая не наступать повторно на те же грабли. Они предоставили республике, где элементарно не хватало образованных людей, свои знания и опыт в качестве врачей, инженеров, преподавателей.

Теперь, когда Фидель отошел от дел, превратившись из президента республики в колумниста газеты ВЗГЛЯД, будущее самой Кубы выглядит далеко не ясным. В руководстве идет острая борьба. Одни призывают идти китайским путем (политическая жесткость и рыночная либерализация в экономике), другие призывают к совместным с венесуэльцами поискам нового социализма, третьи вообще призывают ничего не менять.

На этом фоне одним из наиболее перспективных направлений представляется Чавесу усиление сотрудничества с Россией. Революционная риторика венесуэльского президента вряд ли импонирует кремлевскому руководству, но прагматические резоны толкают две страны к сближению. Оба государства торгуют нефтью. У обоих есть серьезные разногласия с США. Им нечего делить – они географически и исторически слишком далеки друг от друга. А главное, в России есть то, чего так не хватает Венесуэле после разрыва с Соединенными Штатами, – технологии и оружие. Причем оружие простое и дешевое, а технологии – нужные именно в нефтяной отрасли.

Надо отметить, что среди сторонников Чавеса сближение с Россией воспринимается далеко не однозначно. Как заметил один из профсоюзных лидеров, «русские капиталисты – все равно капиталисты». Прагматизм политических решений далеко не всегда укрепляет идеологию революции. А идеология играет важнейшую роль в мобилизации масс.

Надвигающийся мировой экономический кризис для Венесуэлы станет серьезным испытанием, даже если цены на нефть не упадут так резко, как предсказывают пессимисты. Так что лидеру республики для поддержания стабильности в равной степени важны и надежные внешние партнеры, и поддержка масс внутри страны. Сможет ли Чавес удержать правильный баланс, укрепляя и то и другое, – главный вопрос венесуэльской политики сегодня.