Андрей Архангельский: Пугачева и Лихачев

В этом году день рождения А Б.П. опять превратился чуть ли не в государственный праздник: на всех телеканалах с утра до вечера – «царица», «великая женщина», «звезда на все времена», чуть ли не «родина-мать»... Господи помилуй, речь идет об эстрадной певице, пусть и хорошей (которая, например, говорит «я обожаю ПастернакА») – но зачем так-то, зачем с такими-то эпитетищами?

А между тем, закономерно это все, нечему удивляться.

«Моральный дефицит или несостоятельность российского общества порождает потребность в разного рода «культовых фигурах» и светских авторитетах, своего рода суррогатных образцах «морали». Подобные образцы коллективной «совести нации», выступающие в качестве «общественных святых», обеспечивают символическое единство всего целого в условиях невозможности общих квалификаций поведения как морального».

Когда нет в обществе коллективных представлений о том, что есть хорошо, и что плохо, общество компенсирует это сакрализацией отдельных «святых»

Это социолог, директор Левада-Центра*, доктор философии Лев Дмитриевич Гудков написал недавно, и мысль его настолько хороша, что вопреки законам журналистики я готов поступиться авторским эгоизмом и прежде всего снять шляпу.

В истории России «общественные святые», моральные, а теперь и светские авторитеты возвышаются какими-то соляными столбами посреди безжизненного голого поля – пугающий пейзаж!..

Однако для нашего сознания это настолько привычно, что мы перестаем воспринимать этот феномен хоть сколько-нибудь критически. Да что там – даже с либеральной колокольни, положа руку на сердце, этот феномен видится, буквально, как нечто «хорошее вопреки плохому».

Таково у нас отношение к Сахарову, Солженицыну, Лихачеву… То есть, если говорить по-простому, мы радуемся за моральных авторитетов – как радуются за человека, который победил то, что в принципе непобедимо – тупость, косность, неповоротливость системы. (Косвенно это подтверждает, кстати, что существование самой системы мы признаем как константу).

Таким образом, можно говорить о своего рода традиции – сложившемся в России за века (!) институте воспроизводства моральных авторитетов. То, что этот институт постоянно пополняется, производит иногда даже утешающее впечатление (последнее крупное пополнение было после апреля 1985 года) – нам кажется, что страна медленно освобождается и, ориентируясь на этих «светляков», медленно и уверенно идет к свету, к выходу.

На самом деле, регулярность появления (и ожидание обществом) новых моральных авторитетов (свежий пример – с русским философом Иваном Ильиным) свидетельствует скорее о том, что в обществе, по большому счету, ничего не меняется.

Об этом и пишет Гудков: когда нет в обществе коллективных (консенсусных, которым предшествуют индивидуальные) представлений о том, что есть хорошо и что плохо (общепринятых норм морали и ценностей), общество компенсирует это сакрализацией отдельных «святых». На общем сером фоне святость особенно ослепительна. Происходит какая-то неконтролируемая реакция, массовый психоз – и все.

Штука в том, что закон этот универсален для любой области жизнедеятельности в России – что в эстраде, что в общественной жизни, что в политике.

Ладно – эстрада, политика. С этим в России, что называется, «исторически сложилось». Но вот возьмем гуманитарную сферу – универсальную, казалось бы. С точки зрения западного интеллектуала, даже сама лексика, с которой поминают у нас выдающихся представителей искусства, науки и т. д., – она удивительна.

Представьте себе заголовки: «Жан Бодрийяр – последний французский интеллигент»»; «Ролан Барт – это совесть нации»; «Школьники изучают труды Жака Дерриды», «Жана Поль Сартра должны знать наши дети и внуки» (это я просто взял наугад заголовки из наших газет в связи со столетием академика Дмитрия Лихачева (2006) и подставил вместо Лихачева имена французских интеллектуалов).

Внутреннее сопротивление вызывает не фигура Д.С. Лихачева, конечно, а сам принцип славословия. У нас как нигде умеют за короткий срок так заболтать, так заговорить километрами сахарных банальностей, забюрократизировать и вульгаризировать любую сложную и светлую личность.

Взять хотя бы эту чудную российскую традицию обязательного втягивания во взрослые игры детей и подростков – я имею в виду проведение всяческих школьных олимпиад и конкурсов.

Вот очередной всероссийский конкурс старшеклассников – «Идеи Дмитрия Лихачева и современность», Санкт-Петербургский гуманитарный университет (СПбГУП).

Я читал прошлогодние работы – встречаются очень даже высокого уровня. Но фокус в том, что все они посвящены воспеванию, в конечном итоге, личности самого Лихачева (сам он этого бы не одобрил, уверен) – и написаны без малейшей доли критичности, с большим запасом академизма, дидактичности и даже догматичности, близкой по тону, скорее, советской гуманитарной практике. Ну, а что вы хотели от детей?.. Они не хуже нашего прекрасно понимают, чего от них хотят.

Опять же: не то чтобы так было «нельзя писать» – просто нелеп сам этот тон по отношению к философам, культурологам, людям науки, интеллектуалам. Неестественен, что ли.

В истории России «общественные святые» возвышаются какими-то соляными столпами посреди безжизненного голого поля – пугающий пейзаж! (фото: Сергей Иванов/ВЗГЛЯД)

Вот эта манера – придыхательность, исключительные эпитеты, недискуссивность тона – как будто речь и вправду идет о святом, а не об ученом, не о его трудах. У нас это считается нормально; но, с точки зрения мировой практики, это – нонсенс.

Хотя бы потому, что в одной из своих ипостасей Лихачев – ученый, гуманитарий, интеллектуал; стало быть, идеи Лихачева, как и любого другого ученого, должны критически осмысливаться последующими поколениями культурологов, критиков, ученых.

Вся история западной мысли строится на критике, полемике, опровержении и развитии предыдущих открытий – это живой процесс, это нормальная и, главное, единственная продуктивная для развития культуры (одна из главных тем, кстати, самого Дмитрия Сергеевича) практика.

А теперь представим на секунду выход в России большого научного труда «Критика воззрений Дм. Лихачева».

Объяснение этому есть. Целью гуманитарных практик обычно является поиск истины – и ради ее отыскания, в конечном итоге, ломаются все копья.

У нас же в центре находится, как правило, не истина, а личность, фигура – пусть даже масштабная и великая, но все же человеческая, а стало быть, субъективная, личность.

С учетом плохой советской наследственности, с учетом смещенных моральных основ любой общественный разговор о ценности гуманитарных идей будет неизбежно сбиваться на размышления об этичности поведения самого гуманитария. (Косвенно это свидетельствует о том, что в России остаться порядочным человеком считается такой редкостью и доблестью, что за одно это тебя после смерти возводят на пьедестал).

А стало быть, неизбежна и моральная канонизация, и в первую очередь речь всегда будет идти о порядочности, интеллигентности, моральной стойкости имярек.

Ну, хорошо. В нашем обществе так мало морали – так пусть хоть отдельные великолепные примеры напоминают нам о ней? И хотя бы в этом польза – и немалая – от наличия «общественных святых»?

Ни фига подобного. На личную и общую, коллективную мораль это никак не влияет; скорее, наоборот – усыпляет.

Моральные ценности относятся к числу понятий, которые воспитываются в каждом человеке путем внутренней, сложной, кропотливой и индивидуальной работы. Внешние силы – государство, семья, школа – тут могут и должны, конечно, помогать, но «научить морали» нельзя.

Институт моральных авторитетов – некая застывшая данность – нечто прямо противоположное живой внутренней работе человека над собой.

Существование в России института моральных звезд, аятолл совести, гуманитарных святых есть попытка общества снять с человека индивидуальную заботу о формировании моральных норм, ответственности за моральность собственных поступков.

Потому что безудержное восхваление моральности, сакрализация, вплоть до святости, некоего Х. парадоксальным образом дает «простому человеку» понять, что для него этот идеал недостижим. Ну да, Лев Толстой, статья «В чем моя вера?»: «С одной стороны, все призывают людей жить по заветам Христа, а с другой – всячески подчеркивается, что для человека в земной жизни это неосуществимо».

Это «понимание» облегчает жизнь всем: вот был Лихачев, да, но так, как жил он, обычному человеку прожить невозможно, это под силу только мученикам и праведникам. Значит, все в порядке – я могу успокоиться и не рыпаться. Написано же русским языком – «последний русский интеллигент». Все, забудьте.

Попросту говоря, тебе сообщают: парень, успокойся, здесь всё давно решили: и насчет истины, и насчет морали, и насчет авторитетов. Тут у нас вокруг истины – тройная ограда и вышки с институтами-пулеметами. Ты, вообще, кто такой, чтобы вякать?! Ты что, Лихачев?!

А откуда они возьмутся тогда, новые лихачевы? Опять только в виде исключения. И так – по кругу.

* Некоммерческая организация, включенная в реестр НКО, выполняющих функции иностранного агента