Андрей Архангельский: В защиту кухонного базара

21.00. Пятница. Звоню ей. «Ну, как ты, Катя? Скоро ли?» – «Ой, у нас тут только началось. Презентация-шухеризация. Боюсь, никак сегодня не получится». Она в книжном издательстве работает, довольно известном.

Главный вопрос – почему ты этим занимаешься? – в наше время не задают

Чехов добился своего: интеллигент переехал в Москву и работает. Вот он с утра программу презентации пишет в блокнотик.

«Начало: 17.00. Встреча гостей.

18.00. Чайная церемония от спонсора презентации. «Чай «Нектар» – наш любимый пар!» – ведущему напомнить, что в нач. и в конц. повт!!! им. спонс.!!!

19.00. Представление книги – слово автора. Мин. 20?

Вопросы от журналистов. NB: Света!!! Кашляков!!! (Кто будет задавать вопросы? Степановой – списки прессы!!! Вопросы!!! Издания? Кто будет?)

Вопросы из зала (Организовать vip-гостей. Макаревич – не пр. Максимовская – м.б. Бавильский! Парфенов!!!)

20–21 Фуршет. Телевидение, интервью. Первый канал – машина!!! Номер на входе!!! «Известия», АИФ, НГ – в пор. оч.

22.00. Концерт Зинаиды Дыркиной, восходящей звезды московских клубов. Машина, музыканты!!!»

Видите, она завалена работой по уши. Надо еще – позвонить, перезвонить, напомнить, и сплошное «нить-нить-нить» – этим ее блокнот испещрен. Нить! Нить! Нить!

Мне и самому звонят из издательств – такие же несчастные. «Здравствуйте, хочу вам напомнить-что-сегодня-в-клубе-нора-состоится-очень-вас-ждем-придете? (Выдыхает. Наученная горьким опытом, знает, что если не скороговоркой, то клиент теряет интерес на второй секунде.) В Москве каждый день – по 80 презентаций чего бы то ни было. Желающих катастрофически не хватает. И звонящей надо получить гарантию, что хоть кто-то придет – чтобы был зал. Маленький зал. Такая задача перед ней поставлена. Довести плотность зала до 705.

За счет кого они все же наполняют залы? Книги там, как правило, презентуются ужасные, но, как писал Гришковец, «в Москве всегда найдется 200 фанатов чего-либо».

Если это даже литература, то максимально очищенная от сложностей – литература, которую не читают приличные люди. Я могу себе это позволить – не читать плохой литературы. Я – счастливый человек.

Но от ужаса и скуки этих телефонных я стал знакомиться со звонящими – из издательств, лейблов, пиар-агентств.

Цепляюсь к словам, прямо спрашиваю: не скучно ли вам все это тараторить? Как можно заниматься бессмыслицей?

Пауза, потом она понимает, что я – человек, а не журналист. Со мной можно поговорить.

Мы говорим.

Выясняется, что она окончила философский факультет МГУ, что у нее кандидатская степень и что ей самой совершенно наплевать на то, чем она занимается сейчас. Поскольку понимает всю бессмысленность и т.д.

Главный вопрос: «Почему ты этим занимаешься?» – в наше время не задают.

Понятно, зачем: кого-то там надо кормить, на что-то там надо копить. Жить на что-то.

Но. Ведь это моральное самоубийство. Так человек по капле выдавливает из себя человека.

Нас с детства – даже наши интеллигентные родители – воспитывали в этом пролетарском чувстве вины: «Ты дело какое делать умеешь? Ты только базарить умеешь». Ведь в России традиционно сложилось мнение, что думать – это не работать. Что базарить – это не работать.

Вот свежий пример с сохранением орфографии, из письма в редакцию:

Коротичам и прочим писуятелям Аганька: как заколебал уже ваш либерастический треп ни о чем и желание показать свою значимость, притомили вы уже своими стонами о Ельцине, о горбатом, о Сталине, о своем местечковом мнении. Идите работать, блин, а не болтать языками.

Евгений Гришковец: «В Москве всегда найдется 200 фанатов чего-либо» (фото:nashe.ru)

Вот мы и пошли работать. Вняли народному совету. Пошли делать дело.

От этого даже произошла маленькая революция на лингвистическом уровне. Тех, кто треплет языками, сегодня называют по старинке «интеллигентами», а тех, кто работает, – интеллектуалами. Фантастическая языковая и смысловая подмена – в учебники ее по семиотике, Барт рукоплещет в гробу! Потому что при таком вульгарном противопоставлении получается, что важна только форма – работа сама по себе, но вымывается напрочь важнейшая оставляющая – качество, ценность производимой интеллектуалом работы.

«Я работаю по 14 часов в сутки», – говорит такой интеллектуал, условный издатель или редактор, выпускающий газету «Тещин глаз» или «Сборник сонников», считая, что своей упорной работой по размножению тупости он уже оправдал себя морально перед детьми и внуками.

Так дурно понятый чеховский тезис через сто лет принес странные плоды. Сегодня, целый день убивая на какую-то фигню поденную, мы вздохнули с облегчением: «Наконец-то мы работаем! Я не бездельник!»

Свершилась вековая мечта русского интеллигента: он завален работой по уши.

Он вынужден писать пресс-релизы, переводить плохую литературу, умножать банальность, вторичность, заниматься переложением известного и адаптацией сложного, а стало быть, сужением смыслов.

Чтобы жить за счет гонораров, мы пишем в три десятка изданий – в каждое ровно с тем тоном и тем интеллектуальным напряжением, которое не сами себе избираем, а с тем, которого требует журнал или газета. Больше всего платят в глянцевых изданиях – поэтому самые большие доходы приносит написание «биографий известных людей» или статей в духе «Десять вещей, которые нужно взять с собой в отпуск». То есть мы давим в себе всё наше образование, отрицаем нашу сложность, переключаем регистр на тупость.

За умное нам платят с большой неохотой и мало. Всё самое умное, злое и настоящее идет в ЖЖ – это та малость свободы, которую мы можем позволить себе.

Мы пишем и переводим книги, которые будут продаваться, а не читаться. Мы пиарим и предлагаем коллегам книги, которые никогда не читали бы сами, приглашаем на презентации, на которые не пошли бы сами, и рассылаем письма людям, которые не интересны нам самим.

Мы пишем сценарии для типовых сериалов («Света сидит на диване, сжимая телефонную трубку в руке. Олег не позвонил. Вдруг раздается звонок. Конец 124-й серии»). Мы работаем на телевидении, на радио, подчиняясь формату, – и гордимся, если нам удается хоть где-то этот формат нарушить. Увы, это никак не влияет на общий градус эфирного убожества: наши нарушения – всего лишь цветочки на лафете самодвижущегося медийного тарана.

Все это мы гордо называем работой. Или же мы смущенно говорим: «Надо же где-то работать». В провинции еще хуже – там и за такое счастье денег почти не платят.

Результат один: мы не выполняем своего единственного долга – не перед страной, бери выше – мы не выполняем своего долга перед Природой, которая дала нам мозги.

Потому что единственный по большому счету долг умного перед обществом – насыщать мир смыслами, объяснять и понимать его, умножать плотность мысли.

К чему я веду? К тому, что лозунг «работать, работать» для интеллигенции конца 2000-х опять нуждается в серьезном переосмыслении.

Потому что если подразумевать под «работой» то, чем мы в основном вынуждены заниматься, то есть умножение пустоты, – то нафиг она нужна, такая работа. Чем так «работать» – уж лучше не работать вовсе. Это, конечно, махровый идеализм, но и последняя утопия полезна – чтобы видеть высшие цели, чтобы подняться над обыденностью хотя бы мысленно.

Пусть этот идеал просто маячит где-то впереди, пусть просто будет – в качестве мерцающего Высока и Недостижимска.

Какую же главную пользу может принести сегодня думающий человек обществу – в идеале?

Первостепенная задача – вообще Быть, сохранять себя. Своим существованием являть пример другого – существования, образа мыслей, типа поведения, наполненности, целеполагания. Отстаивать свою неповторимость и уникальность.

И в такой ситуации одной из задач настоящего интеллектуала является – именно – по-прежнему – «базарить». Образцом в такой ситуации можно было бы считать поведение Андрея Синявского в зоне, описанное в «Голосе из хора». В информационной, антиинтеллектуальной зоне точно такая же первая задача – сохранить себя как мыслящую единицу. Сохраняя интеллект, ты уже не даешь весам, на которых Космос и Хаос, совсем завалиться на чашку Хаоса.

И от свободолюбивого базара в такой ситуации пользы больше, чем от бессмысленной работы. Потому что «кухонный базар» по-прежнему является чуть ли не единственной школой свободы в России. Потому что истина лучше всего, как заметил тот же Синявский, передается даже не письменно, а устно – ведь паузы и молчание, которые являются важными составляющими смысла, на письме не передаются. А значит, от «базара» также увеличивается консистенция свободы и интеллекта в обществе.

В России по-прежнему нет привычки к коллективному свободному существованию – именно в прививке такого опыта общество сегодня более всего и нуждается: в привычке к свободному мышлению и свободному поведению как норме.

Задача интеллектуала в такой ситуации – засыпать общество парадоксами, ставить его в тупик. Усложнять кажущуюся простой жизнь, качественно ее переосмыслять. Нарушать правила хорошего тона в гостиных.

Поэтому лучшее, что может сделать сегодня интеллектуал для общества, – это давать пример свободы. В любом виде – в том числе и в виде трепа. Насыщать воздух вопросами.

Давать пример свободного – поведения, реакций, выбора. Поддерживая в обществе градус интеллектуальной, да и просто личной свободы.

Сегодняшнее общество тотально отвыкает от возможности другого пути – всё завалено тряпками, машинами, желаниями, навязываемыми телевизором.

Значит, задача думающего – приучать общество к тому, что возможно другое поведение, тип мышления, взгляд на вещи.

Демонстрировать свою свободу – лучшее, что сегодня в состоянии делать думающий человек. Читать, думать, говорить – вот что он может сделать для себя – и одновременно для общества, безусловно, полезного.

Быть свободным – это сегодня и есть лучшая работа, которая достойна высокого звания думающего человека.