Наталья Радулова: Перебрать романтики

Он хороший парень, этот Андрей. Подарил мне пять букетов, три раза сводил в кино и выпил со мной чашек пятнадцать кофе, прежде чем пригласить в загородный пансионат на выходные. Человечеству известен только один повод, по которому мужчина приглашает женщину в загородный пансионат – он хочет заняться с ней сексом.

Я, кстати, ничего против не имела. Я хотела, чтобы у меня появился наконец близкий человек. Чтобы я, говоря о себе, использовала местоимение «мы». Чтобы мой номер был первым в чьем-нибудь списке телефонных номеров со скоростным набором. Чтобы кто-нибудь смеялся над моими шутками и, слушая радио, мог вместе со мной спеть припев: «Я буду всегда с тобой, птицею над волной, краешком той земли, ла-ла-ла».

Ну разве будет типичный столичный житель читать девушке стихи, собственноручно рисовать ей открытки и рассказывать о звездах?

К тому же, у меня так давно не было секса, что я возбуждалась даже от взгляда на изображение бородатого мужика на этикетке пива «Толстяк». И тут – на тебе, пожалуйста: вас приветствует богиня любви по имени Воспаленный Нос.

Впрочем, отказываться было поздно, и я, натянув на себя куртку и красную вязаную шапочку под цвет прыща, отправилась навстречу судьбе. Судьба сидела в машине с очередными лилиями. «Привет!»

Я старалась держаться уверенно: захлопнула дверцу, взяла цветы, улыбнулась, ловким движением руки стянула шапочку, и наэлектризованные волосы встали дыбом в разные стороны, сделав меня похожей на метлу нашей дворничихи тети Любы. Прекрасно. Еще парочка таких финтов – и я смогу давать уроки на тему: «Как испортить свидание с мужчиной, который тебе нравится».

«Ты чудо». Боже мой, Андрей, это ты чудо. Нежный ангел, непонятно каким образом встретившийся мне в московских джунглях. Ну разве будет типичный столичный житель читать девушке стихи, собственноручно рисовать ей открытки и рассказывать о звездах? У нас и звезд-то не видно из-за вечного смога. А этот рассказывал, и рисовал, и читал.

Странно. Москва – это ведь антиромантичный город. Не Жмеринка, конечно, но далеко не Париж. У нас романтика – это когда водитель пропустил тебя на пешеходном переходе. Мы не привыкли к изыскам. Мы запихиваем в микроволновку какой-нибудь полуфабрикат и поедаем его под вечерние новости, вместо того чтобы два часа тушить какого-нибудь кролика в сметане, а потом, усевшись за столом с белоснежной скатертью, чинно вкушать сие яство, запивая его вином из серебряных кубков, и рассуждать о творчестве Байрона.

Наши мужчины не поют нам серенады, а мы не посылаем им писем с засушенными васильками между страниц – вместо этого мы обмениваемся интернет-ссылками и смайликами в ICQ. У нас нет времени даже на то, чтобы рассказать друг другу о своих чувствах. И есть ли они у нас, эти чувства? Проблема с московскими мужчинами заключается в том, что они постоянно шутят, если разговор не касается, конечно, футбола. Такое вот серьезное занятие – спорт.

Да и барышни мало чем отличаются, если честно. Странно даже представить, чтобы я, работающая женщина, отпахав десять часов в офисе, гуляла бы после этого с зонтом под дождем и краснела, услышав пылкие признания какого-нибудь юноши со взором горящим. У нас все по-быстрому. Встретились, понравились, переспали. И не дай бог ляпнуть что-нибудь типа: «Ты мне позвонишь?»

В этом городе романтика – синоним глупости. Мы ничего о ней не знаем. У нас с рождения прививка против нее, как против ветряной оспы. И если какой-нибудь индивидуум вдруг начинает декламировать тебе лирическую поэму, ты первым делом пугаешься: «О нет! Знаю я эти уловки. Сначала ты будешь заманивать меня в свои сети, сотканные из сладких речей, будешь шептать: «Верь мне», – будешь подбираться к самому моему сердцу, станешь моей плотью и кровью, моим дыханием, моей жизнью. А в одно прекрасное утро слиняешь в свой Мужикистан, не оставив даже записки на подушке? Нет! Отвали».

Поэтому, хоть Андрей мне и нравился, но, говоря откровенно, все эти его закидоны в духе девятнадцатого века внушали мне некоторые опасения. С одной стороны – приятно, и человек вроде хороший. Но уж больно непривычно. Дитя бетонных кварталов, столкнувшись с такой хрупкой субстанцией, как романтика, я внутренне отторгала ее.

Так вот. На фоне всех этих размышлений мы с Андреем, значит, прибыли в пансионат. Наш номер был украшен воздушными шариками, на которых болтались бумажные сердечки. Я криво улыбнулась: началось. Потом мы пообедали. Погуляли вокруг озера, покормили уток. А вечером он опять устроил мне сюрприз. Я догадывалась, что будет как в кино: большая ванна с воздушной пеной, ароматизированные свечи, холодное шампанское. Вместе с дневными шариками – перебор, короче. Двадцать два.

Я не утверждаю, что первый раз надо заниматься сексом в кабинке мужского туалета в ресторане. Но и слишком идеально всё не должно быть. Циничные современные натуры могут и не выдержать такое счастье.

В этом городе романтика – синоним глупости (Фото: sxc.hu)

Неудивительно, что в ванне у меня закружилась голова. Андрей уверял, что это от шампанского, я смеялась: «Нет, от чувств-с», – но понимала, что дело совсем плохо. Проворковав: «Минуточку», – я, как мне показалось, элегантно попыталась выйти из этого океана любви. Встала, перекинула ногу через край ванны, поискала точку опоры на мокром кафеле, увидела свой пунцовый нос в зеркале, мысленно чертыхнулась и – бэмц! – взмахнув руками, как озерная утка крыльями, рухнула на пол.

Сверху посыпались какие-то флакончики, за которые я, видимо, пыталась ухватиться. Один из них, между прочим, оказался моими духами. Голый Андрей бултыхался в джакузи, тоже пытаясь выбраться, и кричал: «Не шевелись! У тебя может быть сломана шея!» Я лежала мокрая, пахнущая Mademoiselle и истерически смеялась.

Андрей наконец выбрался и накрыл меня полотенцем: «Это шок, шок, не волнуйся, смейся». Я сразу успокоилась. «Можно, – говорю, – я теперь встану? А то здесь холодно». Я уверяла, что со мной все в порядке. Просто романтики перебрала. С непривычки-то!

А потом он отвез меня в районный травмпункт, предварительно побегав по пансионату и совсем не романтично поорав: «Мать вашу, почему коврики в ванной не прорезиненные?» Я разбила лоб и локоть. Локоть мне заклеили пластырем, а вот ранку на лбу пришлось зашивать. Андрей с помощью денег настоял, чтобы врачи сделали снимок моей дурьей башки. Сотрясения, к счастью, не обнаружилось.

Там же, в райцентре, мы, нервно истощенные, купили два пирожка с повидлом и съели их прямо в машине, запивая одной на двоих бутылкой колы. «Как ты матерился! – восхищенно говорила я. – Мой герой». Андрей качал головой и мычал что-то невразумительное, пережевывая свой пирожок.

«Давай договоримся, Андрюш: больше никакой романтики. Как видишь, мой мозг не в состоянии выносить ее в таких количествах». Андрей улыбнулся: «Ну, если я теперь и так твой герой, то конечно».

Я слизывала варенье с пальцев и думала, что самое романтичное признание – это не красивые слова. Не мелодии, не застольные тосты, не банальное: «Я подарю тебе эту звезду! Светом нетленным она будет сиять вечно». Романтика – это поступки. Когда тебя не оставляют в беде. Когда радуются всем твоим победам, а в неудачах утешают и говорят, что всё у тебя еще будет хорошо. Когда не ищут только своей выгоды. Когда и через сорок лет после свадьбы двое держатся за руки. И когда тебя поднимают с мокрого пола, помогают натянуть колготки и не замечают прыща на кончике носа – это тоже очень романтично.