Андрей Архангельский: Упрощение зла

Заметим: это не документальная, а именно художественная книга про холокост. Два девятилетних мальчика, разделенные колючей проволокой: один мальчик – немец, сын коменданта лагеря смерти; второй – еврей, заключенный этого лагеря. Книга написана «простым языком», даже детским: мы видим нацистский мир глазами ребенка. Именно эта непритязательность и простота книги вызвала восторженную реакцию западной критики: «детская книга не для детей», «очень просто и совершенно незабываемо», «такая простая и такая легкая, она буквально разрывает душу».

Всякое государство и всякое здоровое общество понимает, что пропагандой базовых человеческих ценностей заниматься нужно (не надо ее путать с идеологической пропагандой – хоть в России этим и грешат, но пропаганда ценностей в этом не виновата, неумелое с ней обращение не отменяет ее необходимости).

Общество стремительно превращается в ребенка: нацизма перестают бояться, потому что его не понимают

Пропаганда антифашизма – краеугольный камень сегодняшней этики, в своем роде квазирелигия, которая учит не тому, как поступать нужно, а тому, как поступать ни в коем случае нельзя. Антифашистскую пропаганду нужно вести − это вопрос ясный. И на массовом уровне. Неясно другое: как, каким языком, на каких примерах?

Книга Бойна в этом смысле симптоматична: она отражает новейший мировой тренд – говорить о фашизме без судорожных всхлипов, без пафоса и без патетики; обязательно просто, понятно, как бы «по-детски» − то есть доступно для массового читателя, зрителя.

Почему сегодня в мире приветствуется именно массовость и доступность антифашисткой темы?

Кроме того, что память о войне постепенно уходит в прошлое вместе с последними ее свидетелями, еще и сам по себе человек XXI века становится все менее сложным. Его индивидуальное сознание уже в детстве заменено массовым, медийным: философы вообще ведут речь о конце Я-личности. Современный человек стремительно теряет индивидуальность – и вместе с ней и способность к восприятию сложных, нелинейных понятий и вещей.

Зло, как и фашизм, нацизм, есть понятие сложное. Если у человека нет навыка работы с абстрактными понятиями, он нацизма не понимает и не различает его симптомов. Выросло уже поколение, для которого нацизм – это просто вопрос выбора формы игрока в компьютерной игре.

Общество стремительно превращается в ребенка: нацизма перестают бояться, потому что его не понимают.

Такому обществу-ребенку (в нравственном смысле) все нужно объяснять заново, буквально «на пальцах». Про нацизм теперь нужно рассказывать, как страшную сказку на ночь, иначе человека не проймет. Как это ни цинично, но про фашизм теперь нужно делать шоу – иначе людям будет «скучно». Вот почему в том числе приветствуется роман Бойна (книга снабжена пояснительными рисунками – вроде звезды Давида и свастики).

Это тенденция – упрощение и адаптация сложных понятий и явлений, схематизация их – повсеместна для современного искусства. Однако про фашизм так до последнего времени писать и говорить было не принято. Года три назад в Европе был страшный скандал – кто-то выпустил комиксы про концлагерь. Вообще, конечно, для большинства россиян это пока дико, но, шут его знает, может, европейцам и вправду так ПОНЯТНЕЕ?!

Второй тренд нынешнего сезона – смеяться над фашизмом (пример – российский фильм «Гитлер Капут»). Даже антифашисты признают: сегодня лучше уж издеваться над образом Гитлера, чем надувать щеки и кричать: «Бесчеловечно! Преступно!» – потому что эти слова на большинство людей в мире больше не действуют. В эпоху медиа говорить всерьез о чем бы то ни было бесперспективно.

Общее слово, характеризующее сегодняшнее отношение в мире к нацизму, – упрощение.

Вопрос, однако, в том, можно ли объяснить такое явление, как нацизм, на пальцах, по-простому – без утраты смысла, сути явления?

Книга Бойна, увы, демонстрирует нам, что упрощение проблематики зла лишает принципиальной возможности его понимания.

первый «детский» роман о холокосте: книга Джона Бойна «Мальчик в полосатой пижаме» (фото: i.booknik.ru)

В этой книге (как, кстати, и во многих других на эту тему) нацизм опять понимается не как естественное порождение Зла, присущее этому миру и природе человека, а как сбой в работе человечества. Исключение. Нелепость.

В романе Бойна много символического: мальчик Бруно, от лица которого идет рассказ, родился в 1934 году; ровесник режима, он, по сути, это молодая германская нация. Нация-ребенок, которая не ведает, что творит.

Однако герои в книге подобрались на редкость сознательные. Вот перед нами семья коменданта лагеря смерти: жена коменданта (мать главного героя), как-то почти не таясь, ругает Гитлера.

Бабушка героя тоже все понимает и ругает сына-нациста: «А эта форма… Глядя на нее, мне хочется выколоть себе глаза! Господи, почему я не ослепла, прежде чем ты ее напялил!»

Горничная хоть и молчалива, но тоже все понимает и осуждает; наконец, и сам главный герой – девятилетний сын немецкого функционера, к которому благоволит фюрер (в романе – Фурор), − тоже все понимает про своего отца: «Я все еще думаю, что он совершил страшную ошибку», − вполголоса произнес Бруно».

Такое ощущение, что и отец мальчика, комендант лагеря, тоже вот-вот все поймет и раскается.

Ах, что за прелесть выходит картина. Семья – это слепок общества, микросоциум. Получается, по книге, весь германский народ все понимает, или, напротив, ничего не понимает, но понимающе вздыхает.

Все это подталкивает читателя к мысли: фашизм – дело рук каких-то нечеловеческих извергов, засланных с другой планеты, но не немецкого и прочих народов.

Потому что если даже в семье гитлеровского приспешника «все всё понимают», то непонятно вообще, откуда тогда мог взяться нацизм в Германии? Виноват во всем человек с усиками и пара его приверженцев, а больше никто не виноват.

Это очень удобная, но вредная идея – и она скорее потакает злу, чем противостоит ему. Зло массовое, естественно-человеческое, так сказать, подменяется злом отдельных негодяев, что уводит читателя от объяснения главного: почему в ХХ веке целые народы сообща и добровольно совершали неслыханные прежде злодеяния? Нацизм ведь впервые поставил истребление безвинных людей на конвейер, превратил убийство в заурядное технологическое мероприятие (что отразилось даже в языке: недаром нацисты именовали это «стерилизацией»). Массовое истребление людей было хорошо продумано, и без народного одобрения и поддержки осуществить его было бы невозможно.

Нацизм именно тем и сложен, и опасен, что его идеи разделяло не меньшинство, не отдельные негодяи, а вполне добропорядочное большинство. Как произошло это массовое согласие с творимым злом, даже сами немцы сегодня не могут объяснить, это до сих пор загадка для историков и психологов.

Вместо того чтобы показывать массовость, доступность и соблазнительность зла, в чем и заключается его главная опасность, книга Бойна успокаивает читателя: Зло – это не мы. Зло – это другие. Зло – где-то снаружи, а не внутри каждого. Надо ли напоминать, что теория расового превосходства именно на этом постулате и строилась?

Того же обратного результата добивается и фильм «Гитлер Капут»: да, положим, нужно смеяться над нацизмом, разоблачая его, чтобы выбить из-под него табуретку напыщенности, монументальности, но в результате нацизм опять же понимается зрителем как нелепость, ошибка природы, непонятно откуда явившийся ужас в виде колченогих выродков с автоматами.

Если бы это было так на самом деле, никакого нацизма бы не было. Однако он был – и, что самое ужасное, к его осознанию если и подходят сегодня, то только с рациональных позиций. «Технически невозможно было уничтожить в печах шесть миллионов. Ученые доказали, что только четыре с половиной», − пишет просвещенный читатель на интернет-форуме.

Вот к чему приводит упрощение проблематики зла, попытка «на пальцах», по простому или рационально объяснить то, чему нет рациональных или простых объяснений. Таков печальный итог современного просвещения − с цифрами и картинками:

«Только четыре с половиной миллиона».