Дмитрий Соколов-Митрич: Хи-хи во славу Божию

Потому что, как только его в очередной раз начальник вызывает в кабинет и говорит: «Ты что, хочешь лишиться работы?!», приятель мечтательно закатывает глаза: «Эх, скорей бы...» – и спокойно работает на этом месте до следующего приступа рвения у начальства.

Говорят, надежда умирает последней. По-моему, это неправда. Последней умирает самоирония.

Другой мой хороший знакомый, сантехник из города Электростали, когда к нему кто-то предъявляет претензии, любит отвечать: «Да я бы таких, как я, вообще убивал бы!» После этого наезжающий расплывается в улыбке и претензии, как правило, снимаются.

Самоирония – великая вещь. И она особенно нужна нам сейчас, когда крепчает финансовый кризис. Все настолько серьезно, что справиться с этим геморроем можно только при помощи несерьезности

Самоирония – великая вещь. И она особенно нужна нам сейчас, когда крепчает финансовый кризис. Все настолько серьезно, что справиться с этим геморроем можно только при помощи несерьезности. Ведь нынешняя мировая депрессия – она не столько экономическая, сколько психологическая. Планете срочно нужно к психиатру, и лучшего доктора, чем самоирония, планете не найти.

Самоирония успокаивает, самоирония тонизирует, самоирония смиряет. Она чем-то похожа на велосипед. Она оздоровляет того, кто на ней едет, и гасит негатив окружающих. Как можно обижаться на велосипедиста? Никак. У него нет затемненных стекол, мигалки и ложного чувства безопасности. Он ни от кого не прячется, он у всех на виду со всеми своими недостатками. Честно крутит педали и не демонстрирует на трассе свою гордыню, потому что случись чего – и цена за этот грех на дороге будет слишком высока для него же самого.

Пожалуй, велосипед – это самый христианский вид транспорта. Точно так же, как самоирония, на мой взгляд, самое христианское из всех мирских чувств.

– Ну что, отцы, нажрались? Теперь давайте и в Царствие Божие попросимся! – это сказал один священник, вставая из-за стола на молитву. Его слова приводит в одном из своих интервью дьякон Андрей Кураев. Есть ли в этих словах осквернение последовавшей за ними молитвы? Любой, кто знает этого священника лично, скажет, что нет. Есть ли в них смирение и самоуничижение? Да, есть. И доля юмора лишь усиливает их.

Самоирония, на мой взгляд, – это вообще такая разновидность смирения. Неофиту, например, лучше начинать смиряться именно через самоиронию. Чтобы не впасть в фарисейство, в унижение паче гордости, в «христианскую шизу». И в то же время не настроить своей маниакальной серьезностью против себя окружающих. Каждому православному хорошо знакома эта проблема – как вписать свой новый образ жизни в прежнюю среду общения. Чаще всего сказанное даже умиротворенным голосом «я православный» имеет обратный эффект. Люди озлобляются: «Ага, значит, ты православный, а мы уроды моральные?! Ну ладно...»

Самоирония – это такая разновидность смирения (фото: sxc.hu)

– Мне теперь нельзя, я теперь грешник, – говорит еще один мой знакомый бывший алкоголик, когда старые друзья предлагают ему выпить. «Грешникам не наливать!» – беззлобно шутят приятели, разливая очередной тост, и нисколько не сердятся на бывшего собутыльника. А недавно еще одним «грешником» в их рядах стало больше. Самоирония – лучшее оружие миссионера.

Грех – это вообще вещь серьезная, основательная. Неисправимыми грешниками, как правило, становятся люди без чувства юмора. Они, конечно, умеют хихикать, но не над собой, а над окружающими. И как правило, получается не смешно, потому что невозможно талантливо смеяться над другими, не смеясь над собой. Есть в этом какое-то вранье и даже что-то аморальное. Именно самоирония дает право на смех. Почему не смешон, например, Шендерович? Потому что нет у него такого права. Кажется, что ткни в него по-дружески пальцем – и он тут же начнет корчиться от обиды и серьезности. И еще постарается тебя за этот палец ухватить и потащить в Страсбургский суд. Будь Шендерович священнослужителем, он бы наверняка тут же стал вторым епископом Диомидом.

– Мужики, помогите машину толкнуть, заглохла, – это отец Игорь из села Медного Тверской области заводит разговор с односельчанами-алкоголиками.
– Батюшка, а чего мы тебе помогать-то будем? Мы же атеисты!
– Да?.. Мужики, а вы какие атеисты будете? Атеисты – они же разные бывают. Есть исламские атеисты, есть иудейские, есть католические, протестантские, буддийские атеисты...
– Не, батюшка, мы атеисты наши, православные!
– Ну тогда чего ж вы стоите? Помогите машину толкнуть!

Помогли.

Смеяться над собой может лишь тот, кто духовно состоялся или хотя бы уже идет в верном направлении. Чтобы легко отдавать себя во власть самоиронии, нужно иметь твердую точку опоры вовне – а что может быть надежней, чем Бог? Когда ты с Богом, ты неуязвим. Твое самолюбие нельзя ранить, потому что его нет. Поколебать в человеке можно лишь то, что он любит, поэтому так легко обидеть эгоиста и честолюбца. Их «я» для них – это и цель, и средство. Они над ним дрожат, как над последним рублем. Чуть только поставил под сомнение существование этого рубля – и все, истерика.

А Христос – он был спокоен. Он ни капельки не был похож на Шендеровича. То есть в целом, конечно, образ Спасителя в Евангелии вырисовывается неулыбчивый, но, скорее всего, это свойство жанра, а не героя. С точки зрения литературы Евангелие очень близко к эпосу, а в нем вообще мало кто улыбается. Если же проанализировать поступки Иисуса, то нельзя не согласиться, что Сын Божий очень даже любил приколоться над собой.

«...Тогда Иисус послал двух учеников, сказав им: пойдите в селение, которое прямо перед вами; и тотчас найдете ослицу привязанную и молодого осла с нею; отвязав, приведите ко Мне... Ученики пошли и поступили так, как повелел им Иисус: привели ослицу и молодого осла и положили на них одежды свои, и Он сел поверх их... Народ же, предшествовавший и сопровождавший, восклицал: осанна Сыну Давидову! благословен Грядущий во имя Господне! осанна в вышних!»

Ну разве это не смешно? Царь Иудейский въезжает в город не на колеснице, не на белом коне, а на обычном крестьянском осле, даже на двух!

Нет, я, конечно, помню следующий стих Евангелия от Матфея: «Всё же сие было, да сбудется реченное через пророка, который говорит: Скажите дщери Сионовой: се, Царь твой грядет к тебе кроткий, сидя на ослице и молодом осле, сыне подъяремной». Но пророки много чего пророчили. Из их богатого наследия Христос мог выбрать для своего входа в Иерусалим что-нибудь и покруче, тем более что в тот момент иудеи ждали от него величия, блеска, мощи. А он – на осле. Разве это не поступок того, кто умеет посмеяться над собой? Представьте себе, что, к примеру, новоизбранный президент Медведев въезжает в Москву не на «мерседесе» представительского класса – или на чем там он въезжает? – а на «Дэу-Матиз». С эскортом, с мигалками – но на «дэу»! Думаю, он бы добавил себе процентов десять – пятнадцать рейтинга в считаные минуты. Величие, помноженное на умение смеяться над собой, взлетает до небес. Иисус это понимал. Наверное, в тот момент у него на устах была улыбка самоиронии. Тихая, смиренная, покоряющая. Посмотрите внимательней на иконы. Разве не так?

Я, собственно, о кризисе хотел написать, а получилось почему-то о религии. Может, потому, что слово «кризис» по-древнегречески означает «суд», «расплата». За что? За излишнюю самосерьезность. За неуемность. За чрезмерную зацикленность на своих мелких и крупных финансовых хотениях. Спасибо кризису, теперь есть время остановиться, оглядеться. Понять, что даже если все будет плохо, все равно все будет хорошо. Потому что как-нибудь да будет. Ведь не может быть так, чтобы совсем никак не было.