Михаил Бударагин: Мальчики и девочки

Эпохи «взрослости» и «детскости» сменяют друг друга, формируя каждый раз особый стиль взаимоотношений отцов и детей. Классический пример «взрослости» – любое военное время, когда возраст перестает играть роль естественной защиты от «большого мира». «Рано повзрослеть» – особая социальная конструкция, подразумевающая почти полное отсутствие детства как общественного института. Дети войны, вырастая, продолжают определять общую «взрослость» общества: так силен оказывается их честно завоеванный авторитет.

Торжествующий инфантилизм побеждает сегодня еще и потому, что расслабленность российского общества перешла за какую-то невидимую черту, обозначающую границу коллективного здравого смысла

«Эпоха детскости» – время, когда прошлые авторитеты – политические, культурные, общественные – оспариваются следующим поколением, замечательно описана у Тургенева. В его случае, правда, дети проигрывают, но победу одерживают не отцы: не Павел Петрович оказывается сильнее Базарова, а природа, мир, само положение вещей. Дерзновение детей было очень ощутимо в эпоху расцвета хиппи, которые в большинстве своем, конечно, выросли, нацепили галстуки и стали бегло пробегать по утрам деловую прессу. Дети победили, но порядок вещей нарушен не был, просто послевоенное поколение отцов перестало восприниматься как единственный источник общественной легитимности.

Братья Стругацкие были авторами подобной революции советского извода: их «прогрессоры» – апофеоз «детскости», веры в светлое будущее человечества, радостной победительности разума. Даже поздние Стругацкие – уже авторы совсем не детского «Пикника на обочине» – все равно воспринимались многими как творцы «Стажеров» и «Пути на Альматею», текстов о том, что молодость – самое главное преимущество устроителя будущего. В «Пикнике…», разумеется, никакого будущего уже нет, одно настоящее, да и то не самого лучшего качества.

Эпохи «взрослости» и «детскости» сменяют друг друга, формируя каждый раз особый стиль взаимоотношений отцов и детей

И «взрослость», и «детскость» хороши в умеренных пределах, но, как только они перерастают или в беззубую геронтократию, или в бессмысленный инфантилизм, можно начинать сушить про запас сухари, выключать телевизор, отворачиваться от книжных развалов и, врубив во всю мочь Гайдна, заваливаться на диван с пушкинскими «Маленькими трагедиями».

Нынешние трагедии тоже не слишком огромны. Культ потребления – это мелочи: курточка там, плеер здесь. Умильное подсюсюкивание из каждой розетки – можно перетерпеть, и не такое терпели. Убогая карикатурность «молодежной культуры» с ее нарочитыми благоглупостями – можно вырваться в культуру «немолодежную», живую и взрослую. Беда в том, что в сумме эти маленькие трагедии являют собой одну большую химеру, вынужденную постоянно расти, развиваться и захватывать все новые и новые пространства.

Торжествующий инфантилизм побеждает сегодня еще и потому, что расслабленность российского общества перешла за какую-то невидимую черту, обозначающую границу коллективного здравого смысла. Инфантилизм со здравым смыслом несовместим: он акцентирован только на самом себе, а не на обществе, стране, человеке. Культура потребления – это прежде всего культура потребностей, умения работать с ними в различных ситуациях. Логика сегодняшнего потребления – всех этих не отданных за холодильники кредитов и беззлобного кухонного пересчета серебряных ложечек – свидетельствует только о том, что дальше, когда ложечки закончатся, а кредит нужно будет отдавать, может не быть вообще ничего.

Инфантилизм – это ведь не только о молодежи, хотя современный его извод в России был продиктован желанием пережившего и 80-е, и 90-е поколения отцов «дать детям все». Это извратило не только детей, которые с каждым годом демонстрируют все большее равнодушие ко всему, что выходит за рамки «тусовки», «клуба» или гоп-компании во дворе, но отцов, принявших пример ими же воспитанных детей за правило. В конце концов, если младшее поколение живет в мире неконтролируемо растущих потребностей, то почему старшее поколение должно отставать? Культ этого коллективного безумия в концентрированном виде – сериал «Счастливы вместе» (его рекламой увешано пол-Москвы), где незадачливый продавец обуви Геннадий Букин, смешной и нелепый, как и вообще смешон и нелеп в нынешней массовой культуре мужчина, содержит двух детей и жену. Жена, Даша Букина, – дама лет сорока, которую играет двадцатишестилетняя актриса, – самое осязаемое выражение нынешнего инфантилизма, когда работать лень, следить за домом и воспитывать детей тоже неохота, а не лень только трепаться, выпивать и тратить. Пример и образец для подражания.

Массовую культуру, особенно в ее бумажном варианте, вообще делают исключительно женщины. Все эти неотличимые друг от друга романы Робски, Собчак etc повествуют только об одном: как не делать ничего, иметь дачу на Рублевке и наставлять рога мужу, который, в свою очередь, есть неизбежный хам, клинический идиот и непроходимый алкоголик. Романы эти, написанные, скорее всего, одними и теми же литературными «неграми», издаются баснословными тиражами и пользуются бешеным спросом.

Но позвольте, должен же кто-то в стране работать. Быть хоть бы и клерком, но все же с совестью, хоть бы и продавцом мобильных телефонов, а без этого идиотского кривляния, которое у нас почему-то считается признаком «креативности». А ведь есть еще и такие банальные и скучные врачи (они, например, спасают людям жизнь, но разве это «гламурно»?), рабочие (как же их сейчас не хватает…), водители троллейбусов, наконец. Удивительно, что приходится писать об этом, но работать – это, вообще-то, нормально. Не «зависать», не «клубиться», не размышлять «о паскудности мира, тряпках, девочках и мальчиках, новых ощущениях и старых обидах», а работать. Точно такая же норма – ходить на выборы, участвовать в жизни своего собственного подъезда, дома, двора, учиться разбираться в законах etc. Инфантильность все эти нормы делегитимизирует: «Я не пойду на выборы, потому что это неприкольно» – вот коллективный ответ поколения next безотносительно его реального возраста. Но выборы не должны и не могут быть «прикольными»: политика – это не дискотека и не тусовка. Выборы – это о России, но слова «Россия» в современном лексиконе читателей Робски и Собчак нет. Мы, пожалуй, впервые столкнулись с почти целым поколением, у которого нет Родины. И что с этим поколением делать, мы представляем себе с большим трудом.

Успевшим впасть в полусонную летаргию жителям России на самом деле есть что терять и есть чего бояться. Рабочих рук не хватает уже сейчас, а с нынешним презрением к любому труду взяться им будет неоткуда. Россия, как и любая европейская страна, стареет, а культ пубертата старость (и уважение к ней) исключает напрочь: это так немодно и некреативно – быть старым. На отечественном голубом экране скоро стартует сериал «Тридцатилетние» – о том, как жить, когда тебе уже тридцать. Целых тридцать лет. Уже так сложно изображать из себя юную нимфу и лопотать «мну, привы, симпотно, мущщинко». Ведь в сорок нужно выглядеть на двадцать шесть, а в тридцать – на шестнадцать, быть «мальчиками» и «девочками» – до первых седин.

А вы говорите, Иван Сергеевич Тургенев, роман «Отцы и дети»…