Андрей Громов: Справедливость и буржуазное общество

Справедливость – слово, давно и прочно закрепленное за левым дискурсом. Тут, в общем, все понятно: мир, где «трудился из последних сил, недоедал бедняк, а барин досыта кормил охотничьих собак», видится несправедливым и потому требует переустройства. Левые механизмы этого переустройства могут быть разные – от «все отнять и поделить» до «прогрессивной шкалы подоходного налога», но в основе их представление о том, что имущественное неравенство – основа несправедливости.

Любая идеология исходит из своего представления о справедливости: никто не хочет строить несправедливое общество и никакая социальная группа не может свой успех и свою власть воспринимать как результат попрания справедливости

Однако, несмотря на то что слово «справедливость» принадлежит левому политическому дискурсу, обозначаемая им сущность – основа любой общественной системы и любой идеологии. Каким бы ни было общественное устройство, оно живо только до того момента, пока осознается самим обществом как справедливое. Как только критическая масса (тут, разумеется, речь не о простом большинстве или меньшинстве) начинает осознавать социальные взаимоотношения как несправедливые, начинается кризис. Причем это применимо не только к буржуазному обществу, но и к социалистическому. В основе крушения развитого социализма все тот же кризис справедливости. В конце 80-х критическая масса советских людей стала воспринимать социальное устройство вообще и свое положение в нем в частности принципиально несправедливым, и это предопределило дальнейшее развитие событий.

Любое общество основано на той или иной системе справедливости. Любая идеология исходит из своего представления о справедливости: никто не хочет строить несправедливое общество и никакая социальная группа не может свой успех и свою власть воспринимать как результат попрания справедливости.

В правой идеологии есть два принципиально разных подхода к справедливости. Первый можно назвать собственно правым, второй – консервативным.

Собственно правый подход исходит из тех же положений, что и левый, – в основе справедливости лежит имущественное расслоение, только трактуется оно прямо обратным образом: расслоение и есть справедливость. Почему богатые богаты? Потому что они работают, берут на себя ответственность, обладают умом и талантом. Почему бедные бедны? Потому что они не хотят работать, косны, ограниченны и вечно пьяные. Если бедные будут много работать, если у них есть талант и ум, то они тоже станут богатыми. Деньги – эквивалент общественной значимости, таланта, ума и прочих достоинств. «Если ты такой умный, то почему такой бедный?» – одна из максим такого подхода. Ум определяется не абстрактной глубиной мысли, а количеством заработанных с его помощью денежных знаков. И если за какую-то работу не платят достойных денег, то, значит, эта работа бессмысленна и никакой значимости не имеет.

Исходные положения этого подхода коренятся в той самой «протестантской этике», в основе которой положение кальвинизма о том, что в дни Страшного суда спасение будет даровано далеко не всем, а только избранным. Знаком же божественной избранности в миру является способность зарабатывать деньги. И чем больше денег, тем очевиднее избранность. Сегодня это положение сильно трансформировалось, да и настоящих пуритан (которые не только зарабатывают деньги, но и не тратят их на себя) уже не осталось нигде, кроме отдельных сект в глубинной Америке. Однако востребованность обоснования социального успеха истинной справедливостью осталась.

Нетрудно догадаться, что в наиболее чистом виде этот подход свойственен тем идеологам, которые непосредственно обслуживают бизнесменов. Когда бизнесменам говорят, что они не просто так зарабатывают кучу денег, а это результат их выдающегося достоинств, ума и таланта, – они как минимум будут прислушиваться к этому мнению, а то и выделят некоторые (может, и немалые) средства для его дальнейшего развития и распространения.

Почему богатые богаты? Потому что они работают, берут на себя ответственность, обладают умом и талантом

В основе консервативного подхода к справедливости не имущественное расслоение, а свобода. Свобода выбора и свобода возможностей. Не все определяется деньгами. Имущественное расслоение объективно и продуктивно, только оно не должно и не может являться мерилом справедливости. Кто-то зарабатывает деньги, потому что умен и талантлив, кто-то – потому что, как раз наоборот, обладает набором дурных качеств, кто-то – просто потому, что так сложилось. Ровно так же и с бедными: в одном случае бедность – результат лени и косности, в другом – стечения обстоятельств, а в третьем – личного выбора. Только мир, в том числе и социальный, материальным благосостоянием не ограничивается. Общество функционирует не только по шкале доходов в долларах. Система уважения (или отсутствие такового) окружающих, внутренняя гармония (дисгармонии), реализация творческих устремлений – все это не определяется и не исчисляется одними деньгами.

Человек должен иметь возможность достойно жить при любом социальном статусе и любых доходах. Человек должен иметь свободу зарабатывать деньги и быть богатым ровно так же, как иметь свободу отказаться от этой гонки. Человек должен иметь возможность тратить деньги в дорогих бутиках и шикарных ресторанах ровно так же, как он должен иметь возможность выпить чашечку кофе в недорогом кафе. Мы все несовершенны, и ни богатство, ни бедность не являются основанием ни для каких выводов о человеке, его достоинствах и ценности для общества.

Буржуазный мир можно представлять как мир, который держится исключительно на воротилах бизнеса и крутых профессионалах, получающих крутые зарплаты… Можно представлять как мир, где все производится «людьми труда» и потом беспардонно отбирается кучкой паразитов. А можно как сложноустроенную систему, где все – даже откровенно маргинальные элементы – играют свою роль и без которых целое невозможно.

Один из самых ярких манифестов буржуазного общества мюзикл «Оливер», снятый буквально в пику Диккенсу, да к тому же еще в 1968 году, в разгар «левого поворота», прокатившегося по Европе, – вовсе не воспевает ум и благородство обитателей дорогих кварталов. Наоборот, в центре буржуазного мира тут Ист-Энд – район бедняков. Мясники, разносчики газет, раздельщики рыбы и прочий рабочий люд так лихо, так виртуозно и счастливо отплясывают, что понимаешь – именно тут сила этого мира. Но не самого по себе. В одной из следующих сцен отплясывают уже обитатели богатого района. И сцены эти прямо связаны: и там, и там общая жизнь – всему в буржуазном мире есть место и все при всем разнообразии делают одно общее дело. Все одна семья, объединенная торговлей (основа социальных связей и творческих устремлений) и любовью (основа человечности и сострадания). Билл Сайкс, злобный убийца, лишенный творческого чувства, социальных связей и любви, обречен, он сам загоняет себя в петлю. Для всех остальных этот мир не чужой, и каждый тут может найти себе свое место: Оливер – в уютном доме в богатом районе, Билл Сайкс – на виселице, а вор останется вором. В последней сцене, распевая веселую песенку именно с этими словами, Фейгин (жадный еврей, содержатель детского воровского приюта, которому, впрочем, не чужды ни любовь, ни сострадание) и Ловкий Плут весело скачут навстречу солнцу.