Вадим Пономарев: Блеск и нищета электроники

В СССР было продано 13 млн пластинок «Space» – воистину космическая цифра. А сама группа стала первой, кому разрешили сыграть концерт на Красной площади.

Я помню тот концерт в «Олимпийском». Подозреваю, что мало кто вообще понимал, что идет на концерт электронной музыки. Я вот по малолетству иначе как словом «танцы» эту музыку не называл. Да фиолетово, что Маруани окончил Парижскую консерваторию по классу фортепиано, – ничего такого в его незатейливых мелодиях не просматривалось. Чудным было только то, что все игралось на клавишных, – чего только эти французы не придумают...

Мы боимся сделать немелодический саундтрек» – сродни признанию «мы боимся делать немелодичную музыку

Значительно позже появилась электронная сцена в том виде, в каком ее можно представить сегодня. Сначала был «Space», а потом – «Зодиак». Причем большой бум на «Space» пришелся даже позже, чем бум на «Зодиак». Так получилось. Латыш Янис Лусенс увлекся музыкой «Space» раньше, чем она стала широко известна по всей необъятной советской стране. Поэтому альбом «Диско Альянс» появился в 1980 году, а хитовый «Magic Fly» от «Space» стал популярен у нас только к 1981 году, хотя вышел в свет в 1977.

Нормальное отставание. Да неважно, что «Magic Fly» стал номером один по количеству продаж в 25 странах мира, включая Англию и США. Зато потом фирма «Мелодия» реабилитировалась, выпустив в 1983 по итогам гастролей в СССР году пластинку «Дидье Маруани и «Париж-Франция-Транзит»: турне в СССР» каким-то сумасшедшим тиражом.

Зато «Зодиак» взял инструментовкой. Такой виртуозной полифонии французские электронщики не знали. Манипуляции с мелодией в разных октавах и синкопированная солирующая бас-гитара – сразили людей в самое сердце. Пластиночка со стилизованными роботами в космосе на обложке до сих пор лежит у меня на полке.

Это все – стадионная электроника. Мы говорим о ней.

И «Space», и «Зодиак» собирали стадионы, не будучи модными рок-группами или сильно раскрученной попсой. Собственно, именно феномен стадионной электроники в России заставляет меня вспоминать столь древние времена. В чем причина такого успеха? Чем взяли электронщики тогда и чем берут теперь?

Чтобы понять, перенесемся на десяток лет попозже. Забавно, конечно, что на десяток. Потому что Жан-Мишель Жарр и Вангелис начинали все в том же 1977 году, международный релиз альбома «Oxygene» был продан в 6 млн экземпляров. Но это во Франции, без которой нам обойтись невозможно. А у нас Жарр и Вангелис стали широко известны только в конце 80-х, когда широко растиражировались кассеты с модными мелодиями этих авторов. Модными же они стали после частого звучания на телевидении в качестве заставок. Если рок-группы в те годы после одного телепоказа в программе «Взгляд» просыпались национальными звездами, то для электроники хватало нескольких заставок в одной телепередаче. Время такое было.

Говоря об успехе, я неизменно подразумеваю либо огромные тиражи проданных альбомов, либо стадионные концерты самих музыкантов. Именно поэтому приходится обойти вниманием многих достойных серьезных электронных музыкантов, оказавших влияние на целые поколения других музыкантов. Тот же «Tangerine Dream» или выходец из него Клаус Шульц. Не повезло им с популярностью у нас.

Внутри страны электронная музыка тоже развивалась семимильными шагами. Эдуард Артемьев стал штатным автором саундтреков, Михаил Чекалин сочинял замысловатые композиции и целые симфонии, Алексей Рыбников активно использовал синтезатор для своих кинопроектов. Однако представить этих людей в качестве артистов, собирающих стадионы, все же невозможно.

Свежее дыхание принесла «новая волна». Сначала «Depeche Mode» побила все рекорды по популярности в стране – воистину жаль, что они не приезжали тогда в Россию. Потом появилась целая генерация рок-групп, активно экспериментирующих с электроникой. Но никто из них так и не стал по-настоящему популярным.

Чуть позднее мир захлестнула танцевальная электронная музыка – диджеи, миксы, миллионы микростилей. По сути, миром овладела буржуазная развлекательная культура, частью которой оказались многочисленные диджеи. Никто из них не мог собрать большого зала, зато общее количество результировало в огромные рейвы. Большая часть этого движения жива и поныне, но не грезит о больших залах, вполне удовлетворяясь клубной, неплохо оплачиваемой вечеринкой. Не о них речь.

Небольшую революцию в электронной музыке смогли произвести только «The Prodigy». В 1994 году альбом «Music For The Jilted Generation» был продан более чем миллионным тиражом по всему миру, и началась продиджи-мания. Смешение клубного хип-хопа и хауса оказалось невероятно привлекательным, «The Prodigy» звучали «из каждого утюга», и гастроли в России прошли с сумасшедшим успехом. Впрочем, о группе забыли уже через пару лет, и больше ничего подобного не возникало.

Последний прорыв электронной музыки в России оказался опять связан с Францией. Группа «Air» поначалу числилась в занудном нью-эйдже, где-то рядом с «Cocteau Twins», но быстро стала популярной. Полагаю, что так получилось благодаря тому же телевизору. Мелодии из «Moon Safari» звучали почти в каждой музыкальной телепередаче в качестве заставок (чего ж еще?), и о группе «Air» узнали все.

Недавно «Air» приезжали в Москву. Концерт получился странный – словно и необязательный. Вроде бы и играли то самое, вроде бы и огромный зал битком. Но ощущения, что надо внимательно слушать и внимательно смотреть на сцену – такого ощущения не было. В концертном виде «Air» капитально проигрывает своему альбомному звучанию.

Впрочем, мне удалось поговорить с Жан-Бенуа Данкелем о его видении электронной музыки.

И «Space», и «Зодиак» собирали стадионы, не будучи модными рок-группами или сильно раскрученной попсой

– В песнях «Фотограф» и «Last Message» нового альбома опять слышны интонации «Pink Floyd». Какие-то воспоминания заставляют вас возвращаться к этой атмосфере, к этому времени?

– У меня совсем иные впечатления об этих композициях. Мы вдохновлялись музыкой Дебюсси и «Roxettе». Но я понимаю, что каждый человек слышит в музыке что-то свое. Какие-то нотки, которые близки ему самому.

– У вас много атмосферных композиций, а есть ли песни сюжетные, связанные с конкретными историями из жизни?

– Очень трудно сказать. Когда садишься записывать песню, то она рождается из сердца. Это всегда чувства, а не какие-то конкретные события.

– Работа над саундтреком к «Virgin Suicides» была воплощением вашей идеи о саундтреке в целом?

– Когда мы садились делать саундтрек к «Virgin Suicides», то мы были обеспокоены реакцией публики на альбом «Moon Safari». Нам казалось, что публика не совсем поняла меланхолию «Air». И при записи «Virgin Suicides» мы хотели показать нашу другую сторону, нашу темную сторону.

– Что такое идеальный саундтрек?

– Мне очень нравится саундтрек к фильму «Планета обезьян», где много перкуссии и разных тревожных звуков. Еще я люблю саундтреки Ennio Morricone, John Berry. Да, это все мелодисты. Мы хотели бы сделать немелодический саундтрек – это очень интересно, но и очень рискованно. Мы даже боимся этого.

– Знаете ли вы каких-либо русских электронных музыкантов?

– Я знаю Термена, он был ученым и изобрел инструмент терменвокс.

– Пользуетесь ли вы клавишными советского производства? В СССР и ГДР выпускались аналоговые клавишные с очень необычными звуками.

– О, у меня их просто нет. Но если бы у меня была возможность, я бы с удовольствием использовал их. Я взволнован, потому что действительно ничего не знал об этом.

– Все знают, что первые альбомы вы записывали, приглашая множество музыкантов и живьем играя в студии одновременно. Последний альбом «Pocket Symphony» записывался так же?

– Я играю на музыкальных инструментах с пяти лет, и мне очень нравится играть. Когда вы смотрите на сцену, то видите, что я играю все живьем. На этом альбоме мы пригласили только барабанщика, флейтиста и арфистку. Такой маленький оркестр. Однако на гитаре, на басу, на всех клавишных, на вибрафоне, перкуссии, гармонии, японских инструментах – очень на многих инструментах мы играли сами. На концертах поем сами, иногда применяя вокодер.

Это был важный ответ. «Мы боимся сделать немелодический саундтрек» – сродни признанию «мы боимся делать немелодичную музыку». Пожалуй, именно тут зарыта собака. Представить себе «Air» без мелодий невозможно.

Но стоит теперь оглянуться. А можно ли представить без мелодий «Space», «Зодиак», Жарра, Вангелиса, «Depeche Mode»? Единственным исключением представляется «The Prodigy», но не забудем, как плотно крутил их в период их краткой популярности новомодный канал MTV-Россия…

Так или иначе, судьба популярной электроники в России всегда была связана с мелодией. Красивая мелодия, чем славны французы, и нехитрая аранжировка – вот и весь успех электронной музыки в России.

Я упомянул тут только о самых главных вехах. Наверное, надо было бы рассказать об успехе одной мелодии группы «ППК». Хорошо бы изучить феномен малоизвестности Jean-Jacques Perrey или «Kraftwerk» (как не назвать это имя). Или, наоборот, сумасшедший успех «Crazy Frog». Надо ли, если ключевое слово уже названо?

Мелодия.

Как-то так получилось, что наше ухо куда более привычно к мелодиям, нежели к ритмике. У французов – та же история. Надо ли удивляться, что французские электронщики столь популярны у нас, а немецкие – нет?

Примерно так выглядела история популярной электронной музыки у нас. Завязанная на мелодию как на спасительный шнур.

Наводит на размышления.