Михаил Бударагин: Перепредъявили

Россия – кафкианская страна. Без лишней оценочности: было бы куда неприятней, если бы она была страной генри-миллеровской или борхесовской. Но радости тоже мало. Меня достаточно часто спрашивают, что я делаю в рядах сторонников власти, которая … и далее по тексту все что угодно – от ультралевых обвинений в «либерализме» до ультраправых в «советскости», от истерик относительно заключения под стражу очередного оппозиционера до такого же накала истерик по поводу не впечатляющего количество «посадок» и отсутствия расстрелов.

Я же поддерживаю власть по одной очень простой причине: я живу не в пределах Садового кольца, а в Великом Новгороде, и прекрасно понимаю, что вся та косная машинерия провинциального чиновничества, которая и составляет остов власти, принципиально несменяема.

Из мира Кафки существует только один выход: узаконенное торжество здравого смысла

Всех этих держиморд и Сквозников-Дмухановских – их просто некуда деть, и некого найти на их место, кроме ровно таких же. Чистками, расстрелами и воссозданием ГУЛАГа тоже ничего не изменить: репрессируют в итоге всегда еще большие держиморды, совсем уж унылые и бессовестные. Виртуальные строители «пятой империи» просто слегка стесняются об этом говорить: их руки останутся чистыми, а вот кого они будут нанимать, понятно уже сегодня.

Из мира Кафки существует только один выход: узаконенное торжество здравого смысла. До тех пор пока победу будет одерживать не он, а формулировка, путь к Замку будет длиться и длиться. С точки зрения здравого смысла «новгородское дело» – беспомощно абсурдно. Когда Антонина Мартынова несколько месяцев жила с мужем и дочерью, сначала перед обследованием в институте имени Сербского, затем – в ожидании итогового заключения, следствие, еще в апреле заявлявшее из телевизора о том, что «дело ясное», неустанно искало и формулировало, искало и формулировало. У обвинения был шанс выйти из всей этой нелицеприятной истории (в которой было и незаконное содержание в СИЗО, и заявление представителей прокуратуры о том, что Антонина – «убийца» – до вынесения обвинения, естественно, к чему такие формальности), переформулировкой обвинения и сменой статьи (в конец запутавшееся следствие могло списать все на «аффект», благо после тех мытарств, которые выпали на долю Антонины, найти «аффект» уже постфактум труда не составляло), но это было бы слишком здравомыслящим решением.

Мартынова безразлично относилась к своей дочери, предавая ее жизни и здоровью меньшее значение

Следствие перепредъявило Антонине обвинение. Доказательная его часть звучит теперь следующим образом: «Мартынова безразлично относилась к своей дочери, предавая ее жизни и здоровью меньшее значение, чем своему личному благополучию и своим дальнейшим планам, полагая, что наличие малолетнего ребенка может стать препятствием для устройства ее личной жизни, учитывая, что она находится в разводе с отцом Алисы и с ним не проживает, желая вызвать чувство жалости со стороны своего сожителя Мартынова К.К., приняла решение избавиться от дочери путем убийства». Все это торжество стиля было сформулировано на основании показаний соседа Антонины по общежитию и мнения бывшей свекрови обвиняемой. Любые другие мнения о характере отношений Антонины и дочери в расчет не принимались: зачем, право слово, усложнять себе следственную деятельность всякими частностями?

Наверное, и мое свидетельство покажется чем-то не слишком существенным, но я, пожалуй, могу вполне обоснованно предположить психологические мотивировки подобных формулировок. В чьем-то извращенном сознании однажды родилась мысль о том, что Антонина Мартынова виновна, и теперь просто отступиться от этой мысли невозможно, потому что кафкианский мир внутренне замкнут, в нем нет места ничему, что не укладывается в самые простые паттерны. Длящийся с апреля поиск доказательств виновности обвиняемой – бесконечное торжество бессмыслицы, отторжения любой возможности здравого смысла, любого иного мнения о том, что же произошло.

Общество в этой ситуации может сделать только одно: выступить единственным защитников здравого смысла, согласно которому любые обвинения требуют прежде всего доказательств и соответствия действительности, а не поддержания падающей, как штаны, чести мундира. Такая честь недорого стоит. Гораздо меньше, чем спокойствие всего трех людей: Антонины, Алисы и Кирилла Мартынова, виноватых только в том, что попали единожды в жернова обвинительной машины, которая вдруг взялась судить о том, любила ли Антонина дочь, и, решив, что «не любила», сломалась на полном ходу, погребая под своими останками не только семью, но и самое просто здравомыслие.

С этим можно и должно бороться, а значит, именно этим мы и будем заниматься.