Александр Шмелев: Обезьяны

Летом 1996 года известный консервативный публицист М.Ю. Соколов написал статью об «одной из самых тягостных в эстетическом и нравственном отношении черт» леволиберального сознания – склонности преувеличивать свои страдания за счет сравнения себя с мучениками предыдущих эпох. В качестве примера такого явления, обозначенного Соколовым как «обезьянство» (имелось в виду, что обезьяна является столь же пошлой пародией на образ Бога), он приводил парижских студентов 1968-го, провозглашавших себя «немецкими евреями» и называвших противостоящих им полицейских «эсэсовцами». После чего отмечал, что «когда ухоженные детки состоятельных родителей, страдающие разве что от злоупотребления сексом и марихуаной, искренно сравнивают себя с давным-давно вышедшими через крематорную трубу мучениками Аушвица и Треблинки, это может вызвать лишь отвращение».

На протяжении последующих одиннадцати с половиной лет среди отечественных интеллектуалов появлялось всё больше и больше «обезьян

К сожалению, эта статья никак не повлияла на российский образованный класс. На протяжении последующих одиннадцати с половиной лет среди отечественных интеллектуалов появлялось всё больше и больше «обезьян», а к настоящему моменту их количество стало зашкаливать за все пределы.

Особенно заметно это стало минувшей осенью, когда мало кто из пишущей публики избежал соблазна в том или ином тексте, посвященном текущим политическим процессам, всуе помянуть Сталина, Вышинского, хунвейбинов, процесс Промпартии, «чекистов», «особистов» и пр. А выражение «кровавый режим», еще недавно использовавшееся по отношению к нынешней российской власти только иронически, в уходящем году всё чаще употреблялось разнообразными публицистами едва ли не всерьез…

Удивительно, как люди, использующие в своих текстах подобные аналогии, не понимают, что это является откровенным плевком в память о настоящих жертвах людоедских режимов.

Неужели неясно, что, когда очередная сытая, холеная и благополучная «обезьяна», поминая «Сталина» и «37-й», по сути, сравнивает свои «страдания» из-за того, что ей разрешили провести всего лишь митинг, а не демонстрацию, со страданиями заживо закопанных в землю, заморенных голодом или запытанных до смерти невинномучеников, это выглядит омерзительно?

Неужели непонятно, что, когда другая «обезьяна», вспоминая о «хунвейбинах», по сути, сравнивает свои «страдания» из-за очередной «ткачихи» на телеэкране со страданиями забиваемых до смерти ржавыми кирками китайских ученых, это выглядит не менее омерзительно?

Почему же нельзя проявлять хоть минимальное уважение к памяти настоящих мучеников?

Чуть менее отвратительно, но столь же нелепо и пошло выглядит превратившееся уже практически в «общее место» утверждение о том, что современная Россия стала практически неотличимой от СССР времен Брежнева. При этом замечательно, что это утверждение высказывается вполне открыто и его авторов никто не привлекает по статьям, аналогичным 70-й (антисоветская агитация и пропаганда) и 190-й (распространение материалов, порочащих советский государственный и общественный строй).

Можно подумать, что кого-то у нас в стране власть преследует за убеждения (а не за форму, в которой они высказываются – последнее, хоть тоже редко, но всё-таки иногда случается), что книгоиздателей заставляют получать в цензуре разрешение на каждый печатный лист, что получение заграничного паспорта превратилось в привилегию, доступную лишь немногим «проверенным» людям, что писателей, издающих книги за границей, поносят или даже отправляют в места заключения...

Что общего у современной России со временем, когда требованием запредельной смелости многим казался призыв «жить не по лжи» и Солженицын разъяснял: «Это еще не значит – вслух и громко проповедовать правду (страшно!). Это не значит даже – вполголоса бормотать то, что думаешь. Это значит только: не говорить того, чего не думаешь… как видишь ты сам, как говорит тебе твоя совесть»? Неужели сейчас для того, чтобы «не говорить того, чего не думаешь» (или даже «вслух и громко» говорить то, что думаешь) нужна запредельная смелость? Очевидно же, что это не так.

Впрочем, если бы дело ограничивалось только мерзостью или пошлостью, это было бы лишь полбеды. Однако распространившееся в последнее время среди образованного класса «обезьянство» несет в себе еще две проблемы.

Во-первых, люди, убедившие себя, что страна вернулась во времена «ГУЛАГа», полностью теряют способность воспринимать любые мнения, в которых можно видеть хоть какое-то сочувствие к власти. Буквально пару недель назад ваш покорный слуга убедился в этом на собственном опыте. Мои рассуждения о «конце интеллигенции» и о победе «мещанских ценностей» были восприняты абсолютным большинством критиков исключительно как желание «уничтожать интеллигентов». Примерно как если бы кто-то сообщил, что хочет, чтобы не было бедных, что будет бороться с бедностью или даже будет стремиться уничтожить бедность, а в пересказе это превратилось бы в желание уничтожать бедных людей.

Александр Солженицын разъяснял: «Это ещё не значит – вслух и громко проповедовать правду (страшно!). Это значит только; не говорить того, чего не думаешь»

К сожалению, это значит, что какая бы ни было дискуссия о действительно важных и насущных проблемах страны – будь то реформа ЖКХ или развитие системы ипотечного кредитования – становятся практически невозможными. В самом деле, какое уж тут ипотечное кредитование, если вокруг «кровавый режим»… А следовательно, никакой реформы ЖКХ и т.п. так проведено и не будет. Разве что власть начнет принимать все решения самостоятельно, без оглядки на общественное мнение и дискуссию. Что тоже не всегда бывает хорошо.

Во-вторых – и это самое главное, – очевидно, что вопли о повсеместном удушении свободы мешают заострять общественное внимание на действительных злоупотреблениях властей, когда таковые случаются. Например, если считать, что всякий милиционер — «прислужник режима» и садист по определению, трудно привлечь внимание к сообщениям о конкретных случаях милицейского произвола.

Причем, что самое опасное, это относится не только к настоящему времени, но и к будущему. Достаточно вспомнить классическую сказку Толстого про мальчика, несколько раз всуе кричавшего: «Волк! волк!» – чтобы понять, насколько опасными могут быть кричащие сейчас про «кровавый режим» «обезьяны».

Ведь кто может знать, что будет происходить в России через какие-нибудь 5–10 лет? История учит, что неприятные сюрпризы периодически случаются: в сытом и спокойном 1909 году вряд ли кто-то мог спрогнозировать ужасы кровавого 1919-го…

Если, не приведи Господь, в России будущего когда-нибудь действительно образуется «кровавый режим», поверят ли люди тем, кто начнет их об этом предупреждать? Или уже просто не обратят на это внимания, привыкнув воспринимать рассказы о жестоких несправедливостях со стороны власти как пустую болтовню «обезьян»?

Боюсь, с каждым годом второй вариант становится всё более вероятным.