Катастрофичность мышления, раздувающая любой риск до угрозы жизнеспособности, сама становится барьером – в том чтобы замечать возникающие риски, изучать их природу, причины возникновения, и угрозой – потому что мешает искать решения в неповторимых условиях сегодняшнего дня.
2 комментарияИгорь Манцов: От него сбежала привычная электричка
Ныне я читаю книги, купленные в середине 90-х. Читать их сразу, с пылу с жару, не было никакой возможности. 90-е – время нервов, время бессмысленной суеты. Самый популярный слоган 90-х: «Пропади все пропадом!»
И еще: «Бери больше (а хотя бы и книжек с лотка в Олимпийском!), беги дальше». Короче, читать было некогда.
Зато кино отсматриваю по большей части свежее. Кино говорит о текущей социокультурной ситуации много больше телевизора, газет и даже анекдотов, среднестатистическое качество которых, кстати, резко ухудшилось.
Грустно и несмешно.
Когда в одной отдельно взятой голове встречаются старинная книга и прокатное, как бы «рядовое», заранее опущенное нашей мыслящей общественностью американское кино, случается замыкание, производится так называемый смысл. А вы думали, что смысл производится в Совете Федерации, Думе, Академии наук или в телевизионной студии «Останкино»? Нет и нет. Здесь и сейчас – только в одной отдельно взятой ответственной голове. Там же, где собирается группа товарищей, непременно начинаются дрязги или даже воровство. Короче, больше двух – не собираться.
Всем-всем-всем, кроме самых оголтелых и одиозных, надоели и тотальная торговля, и сопряженный с нею дикий рынок, плавно переходящий в неуправляемый базар
Вообщем, читайте вечные книги в комплекте с новыми фильмами – вот вам мой заветный рецепт, так сказать, коктейль от Манцова. Это не значит, что я не советую читать свежие книги и смотреть старое кино. Да делайте вы что хотите! Все равно сегодня никто никому не верит и никто никого не слушается. Как провидчески написал без малого столетие назад гениальный поэт Александр Блок: «Свобода, свобода, эх, эх, без креста! Тра-та-та! Холодно, товарищи, холодно!»
Итак, книжку, которую я откопал теперь в собственном книжном шкафу, написал знаменитый Фома Кемпийский, которого не следует путать с куда более знаменитым Фомой Аквинским, но который все равно потрясает воображение, едва открываешь его на первой попавшейся странице, едва задумываешься над прочитанным.
А свежеиспеченное кино Микаэля Хафстрема по мотивам чьего-то там второстепенного романа называется у нас «Цена измены», однако верить этому названию ни в коем случае нельзя, оригинал именуется совершенно иначе. Попросту наши замечательные прокатчики в очередной раз держат отечественного зрителя за идиота. Снова придумывают название-завлекуху, название-залепуху.
Наше прокатное название составлено из двух словечек, на которые, по мнению прокатчиков, клюнет всякий постсоветский человек: «измена» и «цена». Слова эти – действительно, ключевые слова 90-х, вот только сегодня никакой благодарной реакции у нашего потребителя зрелищ они не вызывают. Всем-всем-всем, кроме самых оголтелых и одиозных, надоели и тотальная торговля, и сопряженный с нею дикий рынок, плавно переходящий в неуправляемый базар, и вытекающая из бесчестной торговли всем чем ни попадя тайная измена, чреватая откровенным предательством.
Короче, я видел название этой картины на афишной тумбе, но смотреть ее, в пику прокатчикам, долго отказывался. Название «Цена измены» не обещало ничего хорошего. В самом деле – подлость в одном флаконе с корыстью. Но подлости с корыстью хватает и в нашем повседневном измерении: уже тошнит.
Случайно узнал оригинальное название картины: «Deralied». Почувствуйте разницу! Нет, я тоже не знаю английского и я тоже не сумел перевести упомянутое словечко с ходу. Все равно, несмотря на свое лингвистическое невежество, сразу почувствовал: в оригинале что-то иное. Что угодно, только не дебильная «Цена измены».
Допустим, «Потерпевший крушение», а еще лучше – «Съехавший с рельсов», что-то такое. Но это же совсем другое дело, это любопытно и это немедленно надо смотреть!
Прежде чем распаковать DVD, открываю Фому Кемпийского и сильно удивляюсь: «…Никогда не обещай себе безопасности в здешней жизни, хотя и кажешься себе добрым монахом или благоговейным пустынножителем».
Клайв Оуэн |
Или: «Явившись в мир, никто не в безопасности, если только не любит пребывать в уединении…» Оп-па, приехали. Сегодня принято трындеть о том, что мир внезапно утратил параметры безопасности, что «если не фашисты, то террористы», что теперешняя жизнь – непереносимо пугающая. А кто вам обещал другую? Вы что, свалились с Луны? А раньше – не было разбойников, самодуров-помещиков и татаро-монголов? Средневековый подвижник веры Фома Кемпийский хорошо знал: с людьми жить – по-волчьи выть. «Никогда не обещай себе безопасности в здешней жизни!» Оказалось, фильм Хафстрема тоже про это.
А я ведь все время пишу, что даже самый заурядный западный драмодел работает в параметрах высокой западной культуры. Если даже снижает и профанирует – все равно имеет в виду нечто важное и вечное. Он, может, и не читал Фому Кемпийского, всю свою сознательную жизнь провел в барах и на теннисных кортах, да только дух Фомы Кемпийского растворен в западном воздухе – не избегнешь, не промахнешься.
Я бы назвал отчетную картину «Съехал с рельсов» – кажется, есть в русском языке такое вот устойчивое выражение. Герой, Чарльз Кристофер Шайн, – прилежный обыватель. Живет с женой-учительницей и дочерью, больной сахарным диабетом. Работа в рекламном агентстве. Устроенный быт. К о л е я. Одна и та же пригородная электричка. Один и тот же маршрут. По правде говоря, скучно. И вот в один прекрасный, а точнее, ужасный, день парень, которого играет отличный актер Клайв Оуэн, попросту с х о д и т с р е л ь с о в.
«Оставь любопытное. Если отдалишь себя от лишних разговоров, от любопытного, от слухов и рассказов и новостей, найдешь довольно удобного времени предаться благочестивому размышлению».
Или: «Зачем желаешь видеть, чего иметь не позволено? Желания чувственные зовут в разные места; но когда пройдет час, что принесет он тебе? Разве что бремя совести твоей и рассеяние сердцу. Часто, чем веселей выходишь, тем печальнее возвращаешься, и где завечерял до позднего часа весело, там печаль тебя встречает наутро».
С некоторых пор Чарльз Шайн перестает целовать свою жену перед выходом на работу. Чарльз Шайн немножечко отдаляется от дочери. Теряет собранность. Наконец, опаздывает на свой неизменный утренний поезд. И – поехало! Прямо в вагоне зачем-то разговорился с живой симпатичной женщиной, которая впоследствии окажется мошенницей. Продолжил знакомство с этой красоткой, даже вознамерился с ней переспать.
Недостаточно хорошо сделал очередной рекламный ролик, в силу чего потерял выгодный контракт. Покрыл вора – бойкого темнокожего паренька, то и дело снующего возле его рабочего места и даже вознамерившегося украсть с этого рабочего места компьютеры. Снова встретился с красоткой из поезда. Обманул по телефону жену – дескать, важная работа на ночь. Отправился с красоткой в отель, чтобы переспать. Предоставил себя ее воле, прикрыл глаза, замурлыкал… Внезапно начались большие и даже очень большие неприятности.
Венсан Кассель |
Я коротко разбираю этот американский, этот будто бы легковесный фильм – в пику хулителям Америки, где, кстати, сам никогда не бывал, Америки, к которой никакой такой особенной любви не испытываю. Однако хулители то и дело норовят обвинить Америку в бездуховности, в некритичности к ее собственным, к ее американским ошибкам, в бессмысленности ее нынешней культуры. Я же хочу заметить: представить себе более жесткую критику американского общества потребления, нежели та, что предъявлена отчетной картиной, попросту невозможно, все хулители отдыхают!
Америка, что бы кто ни говорил, – все-таки христианская страна, и градус ее здоровой, ее очистительной самокритики нисколько не меньше градуса ее самодовольства, нисколько. Нынешняя массовая американская культура, повторюсь, узнает себя даже в религиозных гимнах Фомы Кемпийского: я не притягиваю за уши, я всего лишь внимательнее других. А нынешняя наша культура – откуда она, кто ее породил, что питает? НЭП, классический советский НЭП в постсоветском изводе. Он ее породил, он же ее и убьет. К нашему всеобщему удовлетворению. Не факт, правда, что на руинах нынешней нашей «культуры» возникнет нечто стоящее, не факт.
О чем же, по большому счету, говорит «Derailed»? О том, что нынешний порядок вещей уже нестерпим, более невозможен. Сытый, довольный собой, не имеющий никаких проблем рекламщик Чарльз Шайн сходит с рельсов потому, что его рельсы ведут в никуда. Антипод Чарльза – французский бандит Ларош в отличном исполнении Венсана Касселя. Именно Ларош врывается с пистолетом в гостиничный номер, отбирает деньги у несостоявшихся любовников, «насилует» Люсинду – свою подлинную жену и сообщницу, а после настойчиво шантажирует Чарльза.
Так вот, Ларош, этот безжалостный бандит, этот изгой, это беспринципное чудовище – морально неизмеримо выше, нежели благополучный обыватель Чарльз Шайн, в конце концов всех перестрелявший, всех обманувший и, вдобавок, избегнувший «самого справедливого в мире суда» – американского! С первой встречи в отеле Ларош глубоко презирает Чарльза: «Трахаешься с чужою женой, приятель?!» Жена Лароша, Люсинда, тоже вроде бы мошенница, предостерегает рекламщика в свою очередь: «Глупые люди частенько не ценят того, что имеют!» Но он ничего не хочет понимать, прет как танк.
Майкл Дуглас |
Едва Чарльз вознамерился ее соблазнить, едва ее поцеловал, Люсинда говорит идиоту: «Я никогда не обманывала мужа, никогда!» Двусмысленность ситуации очевидна. То, что Чарльз принимает за шаловливое кокетство, является святой истиной: Ларош и Люсинда преступают законы социума, но сохраняют верность друг другу!!
В тюрьме, где должна состояться решающая схватка антиподов, Чарльза и Лароша, преступный француз бросает в лицо американскому обывателю решающее обвинение: «Деньги? Думаешь, я буду мстить тебе за деньги? К черту деньги! Дело в Люсинде. Я любил ее, Чарли, а ты просто хотел ее поиметь!»
Вот оно что, транснациональный преступник Ларош – умеет любить, а благополучный американский обыватель Чарльз Шайн – не умеет, нет. Ларош предъявляет свои обвинения Чарльзу самым остроумным образом: предлагает ему прочитать историю с к р ы т о г о, историю того, как Чарльз сошел с рельсов. Среди прочего в этой тетрадочке под названием «Deraile» есть и такая фраза: «…Чарльз выстрелил, стер отпечатки пальцев, незаметно выскользнул и вернулся к своей дерьмовой жизни». Каркас этой истории немного напоминает современные главы «Мастера и Маргариты»: дьявол является в мир, чтобы наказать самодовольного невменяемого грешника, уверенного в том, что все идет как надо, что поезд его жизни стремительно несется по рельсам. Грешнику кажется, что неприятности начинаются с того момента, когда дьявол впервые оказывается с ним лицом к лицу. Однако, повторюсь, это не так. Парень «сошел с рельсов» значительно раньше! Дьявол явился затем, чтобы сделать крушение поезда о ч е в и д н ы м. Ужас ситуации в том, что Чарльз так ничего и не понял. Обманул жену. Подставил дочь. Перестрелял полгорода. Вышел из тюрьмы, поддев неприятеля ножом. Вернулся домой нераскаянным и сразу попал в объятия своей сладкой супруги. Все хорошо? Почти все. За одним маленьким исключением.
Внимательный зритель крайне удивится последнему эпизоду картины. В то время как жена пытается приласкать вернувшегося мужа, дочка вовсе не замечает отца, проходит мимо, бросая единственно матери: «До скорого!» Это очень сильное, очень тонкое, по-настоящему кинематографичное решение. Можно обмануть проницательного инспектора полиции, Уголовный кодекс, сексуальную партнершу (ибо Чарльз низвел жену именно до уровня сексуальной партнерши). Нельзя обмануть по-настоящему любящего сердца. Девочка – вот его Страшный суд и вот проклятие, которого ему не смыть. Не обладая никакой достоверной информацией, девочка знает все. Все тайное становится явным, а как же!
Коротко говоря, Америка начала производить картины, где впервые за много лет ставится под вопрос безупречный характер ее социального законодательства. Зато не ставятся под сомнение закон любви и высший моральный суд. Традиционный голливудский сюжет «чужой в семье» едва ли не впервые решается не в пользу семьянина. Категорически не в пользу семьянина!
Допустим, в отличной картине «Роковое влечение» изменивший своей семье персонаж Майкла Дугласа с некоторого момента получал авторское оправдание, прощение. Здесь же даже бандит лучше, нежели лживый, культивирующий категорию «скрытое» хитрован-обыватель Чарльз Шайн.
«…А чувство безопасности рождается у нечестивых от гордости и от мнения о себе, а после обращается в самообольщение». Глядите, мы смеялись над Америкой, мы говорили: «Задохнутся от собственной спеси!» Они же вовремя опомнились. Они начали лечиться. Они не пропадут.
А мы?