Павел Руднев: Обнищание списка имен

Но все не так этим летом - отбарабанивший сезон был вялым и бессобытийным, разочаровывающим и взывающим что-то менять в сценической жизни столицы.

Во-первых, скажем коротко, подкачали все фестивали – необычайно слабыми были и Чеховский фестиваль, и «Золотая Маска», и NET. Конечно, свершения среди премьер случались. Наберется их, наверное, с десяток, не больше - для мегаполиса все-таки маловато. Справедливости ради надо назвать «Шинель» Валерия Фокина, открывшую экспериментальную Другую сцену «Современника» и очень правильную ветвь нового театра в слегка закостеневшем логове Галины Волчек.

Марина Неелова сыграла Башмачкина в интерьерах не гоголевского Петербурга, но Петербурга Андрея Белого и Федора Сологуба - в мистических египетских песках, завываниях черной невской бездны, в ощущениях античного рока и космического рокота.

Парадоксальная, не вполне удавшаяся инсценировка романа Кононова «Голая пионерка» в том же «Современнике» - единственное не банальное, не затертое высказывание о войне в канун юбилея Победы, поворот режиссера Кирилла Серебренникова к духовной проблематике, а актрисы Чулпан Хаматовой - к амплуа подлинной героини.

Благодаря пародии на Путина и Пугачеву спектакль становится бестселлером и кормит Художественный театр не хуже коммерческой комедии

Могучий монументальный «Лес» того же Серебренникова в МХТ - горькое отчаянное воспоминание о брежневском застое, попытка сравнить 1970-е и 2000-е: закоснение общества, тотальная власть авторитетов, неизбывная тоска по престижу и порядку. И еще более страшная тенденция: выбирать в герои эпохи не хулиганов и бунтарей, а чистеньких ухоженных льстецов. Благодаря принципиально не эстрадной пародии на Путина и Пугачеву спектакль становится бестселлером и кормит Художественный театр не хуже коммерческой комедии «№ 13».

Что следует вспомнить во вторую очередь?

Пародийный Иосиф Сталин у Сергея Юрского, похожий на народных тиранов - и на царя Дадона, и на царя Максимилиана, - в спектакле «Вечерний звон» театра «Школа современной пьесы».

Протохристианская символика и опыт современного освоения античной пьесы в «Филоктете» Николая Рощина (Центр им. Вс. Мейерхольда).

Блистательный дуэт Константина Райкина и Романа Козака в интеллектуальном детективе с мистическим дном и мученическим саморазоблачением зрителя «Косметика врага» в «Сатириконе».

«Самоубийство Валерия Беляковича» в спектакле «Куклы» Театра на Юго-Западе - мудрая огорчительная исповедь художника, владельца студии, «кукловода» о том, что путь театра неуклонно меняется от идеального к посредственному.

И, наконец, странный феномен массовых постановок пьесы Сухово-Кобылина «Смерть Тарелкина» (и лучшая из них Оскараса Коршуноваса в театре «Et cetera»), который нельзя иначе объяснить, как возрождением интереса к жанру социального политического памфлета. Это на самом деле прелюбопытный факт нашего времени.

В области современной драматургии наблюдается точно такой же неподдельный интерес к жанру. Политический, сатирический театр длительное время в России считался рудиментом советской культуры, областью занятий журнала «Крокодил», так сказать. Теперь же вдруг, без соцзаказа, сразу несколько пьес «написались» в этом жанре (к этому же тренду еще следует прибавить две едкие сатиры на Сталина - в «Школе современной пьесы» и «Современнике», где вождя народов сыграли соответственно Сергей Юрский и Игорь Кваша).

Возрождение сатирической литературы – а она не давала о себе знать со времен перестройки – свидетельствует не только об общественном недовольстве масс, но и о более сложных вещах - об устойчивости исторического момента, о стабилизации и стагнации политических форм, над которыми уже начали смеяться или ухмыляться, уже готовые с ними распрощаться.

Спектакль "№ 13", МХТ им. Чехова. Актеры Сергей Беляев и Авангард Леонтьев

Более того, в сентябре этого года эта тенденция увенчается изданием довольно скандального сборника «Путин.doc. Девять революционных пьес» в издательстве «Колонна», где будут представлены тексты Андрея Мальгина, Сергея Решетникова, Ольги Погодиной, Владимир Забалуева, Алексея Зензинова и других. Книга новой альтернативной сатиры закрепит этот любопытный поворот в российском театре.

Как можно объяснить это временное затишье на поле столичного театра, о котором мы писали выше?

Как ни странно, причина весьма проста - это обнищание списка имен, сужение круга ньюсмейкеров, тех, кто способен производить театральные события. Мы знаем элиту - Фоменко, Гинкаса, Захарова, Любимова, Табакова, Райкина, Козака; мы знаем дюжину театров, попадающих обычно в первые строчки культурных новостей.

Как только вышеозначенные лица и институты начинают пробуксовывать, брать тайм-аут, демонстрировать усталость или самоповторы, их становится, буквально, нечем заменить.

Русский театр потерял «чувство равнины» - для нас есть только пики коммунизма и территории ниже уровня моря, затопленные сиваши. Куда-то провалилась «срединная» земля, питательная среда, из которой нарастают будущие герои.

Называется это просто - режиссерский кризис.

Кризис идеологии и власти в театре.

За молодую режиссуру, которая должна естественным образом прийти на смену патриархам, пытались попервоначалу отвечать многие, целое поколение скандальных и борзых.

Все выветрилось, разменялось на коммерческие эффекты и светские поступки, и от поколения остались два организма, впрочем, весьма мощные, монументальные, - Кирилл Серебренников и Миндаугас Карбаускис.

Вот они и тянут лямку за все поколение, наши неутомимые титаны, идущие пока без потерь.

Здесь, в этой точке, нам следует перейти к центральной тенденции минувшего театрального сезона. Маниакальный интерес к студенческому театру, альтернативные пути поиска театральной свежести.

Три дипломных курса завладели вниманием общественности на вполне законных основаниях, потому что их выпустили педагоги, впервые взявшиеся за труд самостоятельного обучения, - Сергей Женовач, Кама Гинкас и Константин Райкин.

Курс Женовача в ГИТИСе унаследовал от педагога милоту, приветливость и христианскую добродетельность: специфически мужской курс, он очаровывает зрителя рубленностью, «нетеатральностью» лиц, суровым, без кокетства и каботинства поведением, внушенной педагогом нацеленностью на позитивные ценности. В строгом соответствии с принципами ансамбля (тут хочется сказать: соборности) они играют «Мальчиков» с глубинной «достоевщиной», но о милосердии и воспитании духа; «Мариенбад» - эпистолярный роман Шолом-Алейхема, лихую еврейскую комедию, исходящую ядом и любовью в отношении смешных людей из провинции. И глубокая версия пьесы Островского «Поздняя любовь», без излишних страстей и купеческой удали, и игровой, фонтанирующий Шекспир в «Как вам это понравится», и суровая российская мистика в «Ехай».

Сергей Женовач

Все, что выпускает курс Женовача, становится на порядок выше иных театральных новостей; все чаяния направлены на то, чтобы необыкновенно удачный курс стал театром - хотя бы во имя справедливости, которая совсем не всегда сопровождала судьбу режиссера Женовача, не раз терявшего свои театры.

Курс Константина Райкина в Школе-студии МХАТ оказался так же необыкновенно урожайным. Лучшие из них приняты в труппу «Сатирикона», и теперь за ними имеет смысл хорошо следить. Несмотря на все наветы, Райкин обладает-таки способностью выводить звезд - это видно хотя бы по среднему поколению «Сатирикона»: Сиятвинде, Аверину, Стекловой, Суханову, Трибунцеву.

С необыкновенной нежностью «райкинцы» сыграли мюзикл по «Снегурочке» «Страна любви» - их поколенческий взлет, усиленный образом любовной жертвы, фантастического «горения» ради искусства.

В стенах Школы-студии можно видеть их «Сцены из семейной жизни» - драматичнейший опыт освоения сценария Ингмара Бергмана, где, меняясь парами, актеры воссоздают картину мерного уничтожения одной счастливой семьи. Крепкий, красивый, изящный курс, который не сможет пропасть в театральном мире.

Наконец, режиссерский курс Камы Гинкаса в той же самой Школе-студии МХАТ. С ними произошла почти невероятная вещь: Кама Гинкас, отрицающий современную пьесу 2000-х годов, несмотря на то, что начинал карьеру в Москве именно с постановок Володина, Галина, Радзинского, решил заставить своих учеников самостоятельно погрузиться в мир новой драмы, новой речи, новых ритмов и конфликтов. Поступив мудро и толерантно, даже наступив на горло собственной песне, Гинкас вывел первое режиссерское поколение, воспитанное на драматургии, адекватной им самим.

Шестеро учеников Гинкаса дебютировали в профессии с текстами своих современников: Ирина Керученко («Фантомные боли» Василия Сигарева), Антон Коваленко («Пять двадцать пять» Данилы Привалова, «Дембельский поезд» Александра Архипова), Илзе Рудзите («Свадебное путешествие» Владимира Сорокина), Алена Анохина («Вилы» Сергея Калужанова), Максим Кальсин («Полковник Птица» Христо Бойчева), Роберт Олингер («Настоящий Запад» Сэма Шепарда).

Эта ситуация подмены профессионального театра студенческим (случай редкий, но не уникальный) показывает, что Москва сегодня тоскует по новым именам, ждет их.

В сущности, вся инфраструктура сегодня настроена не обслуживать авторитеты, а разыскивать тех, которые могли бы ими стать, и выводить потихонечку «в люди».

Кому-то покажется, что путь со студенческой скамьи к «Золотой Маске» нынче слишком короток, быстро выхолащивает художника хотя бы той скоростью, с которой ему приходится выдавать шедевры, соответствующие статусу вундеркинда.

Не стоит укрываться, и это сегодня присутствует, многие уже сошли с дистанции.

Время укорачивается, скорости увеличиваются, и уже театру нужно плясать под современный темпоритм, который, как известно, совпадает со скоростью электронного письма, отправленного в России, а полученного в Австралии.