Теперь активно цитируют Такера Карлсона: Москва намного чище, безопаснее и красивее, чем любой город в США.
«Для меня стало шоком, что Москва, где я никогда раньше не был, крупнейший город Европы с 13 млн человек, намного приятнее любого города в моей стране. Ее архитектура, еда, услуги лучше, чем в любом городе США», – отметил он.
Так и есть, дело не в эпатаже гостя и желании поддеть свое правительство. Я периодически общаюсь с людьми, которые продолжают путешествовать по миру. У них нет никакого повышенного лоялизма. Но они признают: Нью-Йорк, как и большинство крупных мегаполисов мира, переживает процесс деградации. На этом фоне Москва стала казаться международным бенчмарком. Кроме того, в России появился еще ряд центров, которые стали подтягиваться к уровню столицы.
Это парадокс глобального урбанизма, и, возможно, его не стоит объяснять только уровнем концентрации капитала в Москве. В сравнении с бюджетами других мегаполисов мира бюджет Москвы (4,25 трлн рублей) не кажется выдающимся: у Нью-Йорка – 104 млрд долларов, то есть разница примерно в 2,5 раза. Хотя процесс сравнения сложен ввиду разных бюджетных практик, столица России не находится в привилегированном положении, хотя внутри страны дисбаланс очевиден.
Причины московского успеха: концентрация управления, эффект низкой базы, относительно низкая себестоимость затрат, высокий уровень контроля над девелопментом, возможность обременять его социальной нагрузкой. Иными словами, принцип управленческого рычага и жесткой вертикали, который позволяет Собянину выступать в роли прогрессора.
В итоге мы получили модель города быстрых трансформаций, максимально пластичного и управляемого. Назовем это город-конструктор. От красивой картинки до реализации плана дистанция становится минимальной. Необходимость такой модели в свое время Собянин обосновывал через необходимость создать фильтр для талантов, тормозящих их отъезд за рубеж: мы дадим вам альтернативу здесь, в России, которая ничем не хуже плюс не предполагает сложностей адаптации. Этот принцип работал до СВО, но потом стал меняться. Тот, кто хотел, уехал по причинам несредового характера, качество российского мегаполиса перестало служить аргументом.
- Путин заявил о сожалении, что Россия не начала активно действовать на Украине раньше
- Карлсон сравнил Москву с американскими городами
- Запад от бессилия ополчился на интервью Путина
Какую функцию несет Москва сегодня? Парадоксально, но из роли альтернативы она, как верно заметил Такер, начинает выходить на роль лидера глобальной конкуренции территорий. В московских кругах теперь повторяют: «Здесь не то что не хуже. Здесь лучше». Иными словами, город стал инструментом мягкой силы. Конечно, коммуницировать бренд Москвы сейчас непросто, но есть Азия, Африка. Вопрос только в поиске ключевой идеи, которая станет упаковкой.
Однако не стоит и переоценивать устойчивость этой модели, в ней есть свои риски. Общество, избалованное сервисной моделью города, утратило навыки выступать самостоятельным актором по отношению к среде. Управленческие функции делегированы, население умыло руки: все вопросы к мэрии. В такой ситуации снижение планки качества приведет к разочарованию и невозможности выстроить общественную позицию. Горожанин в московской модели скорее пациент, чем полновесный бюргер, он потребитель сервисов.
В этом отличие москвича от типичного парижанина, лондонца, ньюйоркца. Те, при всей слабой динамике их городов, не лишились роли стейкхолдеров процесса. Они – активная сила, которая может бурлить, протестовать, требовать. Москвич – пассивный потребитель блага. Но заметить это Такер, конечно, не успел.
