В общественной дискуссии, особенно на фоне совсем уж одиозных выпадов пропаганды противника и нашей «пятой колонны», нет-нет, да и начинается разговор о необходимости репрессий. Набор аргументов у сторонников ужесточения внутриполитического курса, в принципе, однообразный. В ход идет опыт Великой Отечественной войны, сталинизм в легкой и тяжелой форме, необходимость хирургического отсечения зловредных образований и так далее, и тому подобное. Иногда кажется, что против этого словесного потока трудно что-нибудь возразить, тем более киевская власть провоцирует нас драконовскими антирусскими мерами и откровенным террором в своем и нашем тылу. Да и западные кукловоды не отстают от своих марионеток – то борются с «русской пропагандой», исключая любой свободный обмен информацией, то открыто призывают местных оппозиционеров наниматься в ихние шпионы. Казалось бы, идеальные условия для самых жестких мер, тем более во время войны.
Хоть завтра учреждай Смерш.
Но в том-то и дело, что победу в Великой Отечественной войне, к которой чаще всего взывают нынешние сторонники репрессивной политики, обеспечила не только и не столько жесткость власти, сколько несломленный дух народа. По свидетельствам множества современников, не страх перед государством, а ненависть к врагу и ощущение единства личной судьбы с судьбой Отечества вели людей в бой.
Обращение «Братья и сестры!» не меньше, чем приказ «Ни шагу назад!», легло на весы Великой Победы.
Сами же по себе репрессии, государственный террор, какими бы благими причинами они ни объяснялись – оружие обоюдоострое, и почти всегда оно оборачивается конкретно против тех людей, которые полюбили им размахивать – и в служебном энтузиазме, и из личного рвения. И для страны, и для общества подобные времена редко заканчиваются благополучно. Мы это хорошо знаем из отечественной истории самых разных эпох – от Ивана Грозного до советских 1920–1930-х годов.
…Разумеется, прочный и стабильный тыл – важнейшее условие во время войны, тем более той войны, в которой ставится под вопрос само существование государства. Из-за беспорядков и излишних разговорчиков в тылу Россия в начале ХХ века упустила победу в двух важнейших для себя кампаниях – Японской и Первой мировой.
Но между защитой безопасности тыла и репрессивной политикой, тем более государственным террором, существует четкая граница. Ужесточение закона в военное время – процесс естественный и неизбежный. Но закон карает конкретное преступление и конкретно переступившего, а не намерение и позицию «вообще». Репрессии же направлены против потенциального источника нестабильности, против «внутреннего врага», который, возможно, ничего еще не совершил, может быть, лишь заявил себя противником тех или иных властных решений, но уже определен и должен быть сломлен или уничтожен. Идеология государственного террора поощряет такого врага искать и находить, в корне меняя общественную атмосферу. Вместо того, чтобы собирать тех, кто с нами, мы начинаем лихорадочно искать тех, кто может быть против нас. Дело обычно кончается анонимными доносами и стремлением через политическое преследование сводить личные счеты. Такая волна легко становится неуправляемой, растет из собственной логики и смывает всё на своем пути.
При этом отнюдь не всегда репрессии служат цели – укрепляют стабильность общества. Очень часто наоборот – они направляют по ложному следу, «искореняют» искренних друзей и союзников, давая дополнительные и весомые аргументы откровенным врагам.
Так начинается ад.
Поддаваясь общему порыву, решая общую задачу, тем более во время войны, очень важно не создавать ситуацию, при которой тебе самому будет невыносимо жить и работать. Государственная и общественная жизнь – даже не диалог, это всегда многоголосие. При репрессивной политике любая дискуссия неминуемо прекращается, а шаг в сторону рассматривается как побег. Всякое несогласие становится основанием для подозрения.
Любому человеку, тем более мыслящему и высказывающемуся (отнесем к ним и наших сторонников репрессий), не стоит рубить сук, на котором сидишь. Неровен час, и такой персонаж окажется с чем-нибудь да не согласен, пусть даже случайно, даже через оговорку или неловкий шаг. И когда вызванная им самим репрессия накроет его с головой, сокрушаться будет уже поздно. Оправдываться – я не хотел, я имел в виду что-то совершенно другое – бесполезно. В дни террора несчастный, на которого пало подозрение, уже виноват. И пусть попробует доказать свою невиновность…
К тому же «сторонники репрессий» тоже имеют собственность – у них могут быть квартиры, автомобили, коттеджи и счета в банках, на которые позарится чей-то завидущий глаз. Вор кричит: держи вора! – и так до бесконечности.
- Апелляции к правде в общении с Западом и украинцами – бессмысленны
- Требовать репрессий – значит, наступать на старые грабли
- Украинские радикалы страшатся Царства Небесного с русскими
Мировая история знает даже не тысячи, а миллионы подобных примеров. Бог в таких случаях правду, конечно, видит, да не скоро скажет.
Но самое существенное, что государство, в том числе и во время войны, выстраивается не только сверху, но и снизу. Уже в нашу эпоху, в дни СВО, очень много откровенных ошибок и прорех удалось исправить, залатать именно благодаря активности общества, самой возможности общественного диалога. Принцип «начальнику виднее» не всегда хорош в армии и всегда плох в гражданской жизни. А при репрессивной политике, помимо атмосферы общего доносительства, этот принцип становится тотальным.
Опасливость и взаимное недоверие очень плохо сочетаются с решением больших исторических задач. К победе ведет солидарность, а не страх.
