Откуда брать старт

Семь лет правления Владимира Путина прошли на ура – сначала мы выбирались из-под глыб ельцинизма и усмиряли Басаева. Потом на нас свалилась манна нефтедолларов, и наш «средний класс» утешился покупками. МР3-плееры, DVD-плееры, Ford-Focus. Эльдорадо! Живи на яркой стороне! Резонно задаться вопросом: что, так и протянем до 2008 г., «не чуя под собою страны»?

Макеты «зияющих высот»

Между двумя путями развития, которые назовем сырьевым и инновационным, власть склоняется ко второму, инновационному

Так, согласно одному из нацпроектов, крестьянам выделяются льготные кредиты на покупку племенного скота. Прекрасно! Но ведь именно племенной скот был вырезан в России в последние 15 лет. Остались лишь неприхотливые буренки на подворьях. Разве причины этого устранены? Разве сокращение поголовья скота прекратилось в 2005-2006 гг.? В том-то и дело, что нет. Устранение этих причин и стало бы национальным проектом, а создать на бюджетные деньги несколько красивых ферм – совсем другое дело. Хотя и этому все рады – пригодятся.

На этом фоне важным изменением может стать недавнее заявление Путина о необходимости перехода России к инновационному пути развития. Если так, то это действительно может стать историческим поворотом, тем «общим делом», которое сможет сплотить общество после 2008 года. Надо, однако, напомнить, что идея такого перехода была выдвинута сразу же после того, как Путин стал президентом в 2000 г. Тогда Минпромнауки было поручено разработать «концепцию инновационного развития». Были подготовлены аналитические доклады, в них показывалось, что дело это сложное. А тут взвились цены на нефть, и проблема тихо исчезла. Заговорили о России как «энергетической сверхдержаве», что и понималось как выбор экспортно-сырьевого пути развития.

И вот «инновационный путь» снова в национальной повестке дня России. Но что власть имеет в виду под этим понятием, пока никто так и не раскрыл. Пояснения расплывчаты, речь по большей части идет о поддержке обрабатывающей промышленности, а это совсем другая проблема. Надо ли нам самим об этом говорить? Я считаю, что да, надо – даже если со стороны власти это лишь предвыборная риторика. Этот разговор нам нужен потому, что сама тема задает канву рассуждений, которая поможет нам понять общую ситуацию в стране и среднесрочную перспективу. Начнем с самых общих вопросов, которые сразу встают при подходе к проблеме.

Что означает «выбор пути развития» России? От чего зависит выбор? Прежде всего, от того, понимается ли Россия как страна со своим народом и хозяйством, или она становится пространством, на котором действуют «операторы» глобальной экономики (включая и кое-каких российских). Это и предопределяет критерии и даже те средства, которые можно использовать в достижении той или иной цели.

В 90-е годы Россия рассматривалась реформаторами как пространство, что и привело к глубокому кризису. Глобальные операторы были заинтересованы в том, чтобы это пространство было очищено от «сорняков» – российской промышленности и лишнего населения, потребляющего драгоценную нефть и кислород. Ни о каком «инновационном пути» не могло быть и речи, от нас требовали произвести деиндустриализацию. Теперь власть делает нам знаки, что она исходит из представления о России как стране со своим народом, своей культурой и «путем развития». Более того, между двумя путями развития, которые назовем сырьевым и инновационным, власть склоняется ко второму, инновационному.

Он означает, что государство возродит научно-технический потенциал России, соберет ресурсы и организует общество для новой программы индустриализации. Эта программа будет инновационной, ибо за 15 лет паралича хозяйства произошел технологический провал. Новые мощности придется ставить на технологической базе уже другого поколения. Освоение каждого станка будет небольшой инновационной программой, обновление потребуется от всех, от каждого работника. Речь идет о тотальном преобразовании страны.

Прыжок в «царство точности»

В небывало теплую зиму чуть-чуть подморозило – стали лопаться трубы

Возможен такой рывок? Да, возможен – наш народ его совершил в 30-е годы, когда десятки миллионов молодых крестьян стали образованными людьми, измеряющими размеры в микронах, а время в секундах. Потому и победили в войне. Это была особая культурная революция, «прыжок в царство точности». Запад совершил ее за два века, Россия, Япония и Китай за 2-3 десятилетия. Теперь мы пережили «революцию регресса», и надо наверстывать.

Нужно ли нам такое усилие сегодня? Это – проблема выбора, тут решает не логика, а совесть. Логика лишь позволяет упорядочить объективные данные. Если Россия – открытое пространство, то Запад не допустит здесь никакого инновационного пути развития, нефть ему и самому нужна. А если мы идем на «новую индустриализацию», то экспорт нефти и газа придется сокращать.

Если продолжим прежний путь, то доля населения, которую кормит «труба», будет неуклонно уменьшаться. Остальным придется перебираться в «цивилизацию трущоб». Иллюзия, что мы все сможем прокормиться в «энергетической империи», теплится лишь потому, что мы живем еще на старых советских системах. Но они дышат на ладан. В 2003 г. было сказано, что стабилизация положения в ЖКХ стоила на тот момент 5 триллионов рублей. Значит, сейчас стоит около 7 триллионов. Никто эти деньги вкладывать не собирается, а население не сможет их выплатить при всем желании. И вот, в небывало теплую зиму чуть-чуть подморозило – стали лопаться магистральные трубы теплосетей. Слегка повысили температуру воды – и они не держат давления, изношены до предела. Это значит, еще два-три года, и даже «средний класс» в холодную зиму останется без тепла.

Восстановление систем жизнеобеспечения народа России, а не узкого круга «собственников», возможно только на базе отечественной промышленности. А прокормить народ можно только на базе отечественного сельского хозяйства, потому что для модернизации промышленности потребуются средства, на которые сегодня закупаются «ножки Буша». Но переход к такому «пути развития» означает именно революцию – при нынешнем порядке он в принципе невозможен.

В 2001 г. еще рассматривался компромиссный вариант постепенного перераспределения энергоресурсов в пользу производства. Это позволило бы мобилизовать дремлющие ресурсы населения, а государству сделать инвестиции в создание «анклавов высоких технологий». Они стали бы «локомотивами» для развития других отраслей.

Это был вариант пройти по краешку пропасти. Но уже тогда условием его было оживление хозяйства в целом, стабилизация социальной системы и восстановление источников накопления средств государством.

Уже тогда была неопределенность – хватит ли времени, чтобы обновить старые системы до полного истощения их ресурсов. Но с тех пор прошло еще 6 лет, и оставшийся запас прочности совсем мал. Многие отрасли уже не могут ждать, пока «очаги высоких технологий» возьмут их на буксир. Программа восстановления срочно требуется во всех отраслях и, прежде всего, в сельском хозяйстве – иначе все средства развития будут «проедены» и уйдут на ликвидацию аварий.

Значит, программа инновационного развития уже не может быть половинчатой, а должна стать тотальной, по всему фронту, как в 30-е годы – при одновременном выполнении чрезвычайных проектов по созданию «центров высоких технологий». Но такая программа возможна только при изменении общих социальных условий в стране. Индустриализация, широкомасштабная научно-техническая деятельность и новаторство возможны лишь на фоне общего улучшения жизни населения и оптимистических ожиданий – при отсутствии «социальных страхов». Инновации всегда сопряжены с риском, и в обстановке страха всегда предпочтительно примитивное воспроизводство.

Мотивация «российского типа»

Куда же делся тот полет мысли и духа, который отличал нашу профессиональную элиту во всех группах – ученых, инженеров, рабочих?

Нам знакомы две больших программы инновационного развития – западная и советская. Пружины подобных программ Японии и Китая нам известны хуже. На Западе мотором программы был индивидуализм предпринимателя, который видел в новаторской организации производства и в накоплении денег выполнение Призвания, способ служения Богу. Успех в этом деле измерялся на рынке в денежной форме.

В России и СССР мотивы были иными, но столь же высокого накала. Об этих мотивах – особый разговор. Но опыт показал, что побудить наших людей к напряженному творческому труду и инновациям на принципах рыночной экономики «российского типа» очень трудно. А может быть, и невозможно – скорее, они этим займутся на Западе. На рынке мы наблюдаем лишь точечные акции купли-продажи изобретений и технологий, в основном, добытых из старых советских запасов. Стабильного инновационного процесса как большой системы в условиях нынешней РФ не складывается.

Об индикаторах, которые приводят к такому выводу, тоже стоит поговорить особо, но сам вывод является достаточно очевидным. За 90-е годы разрушена большая система, в которой и существует инновационный процесс. Не деньгами же он жив, а людьми. Взглянем снизу: много фундаментальных открытий, порождающих инновации, берут начало от рабочих, замечающих аномалии в поведении материала или в ходе процесса. В советской системе рабочие сообщали о своих наблюдениях инженеру, в БРИЗ (бюро рационализации и изобретательства), работникам отраслевого НИИ, посещающим завод.

Через них импульс шел в НИИ АН СССР, оттуда приезжали посмотреть – и по той же ткани человеческих и организационных отношений шел обратный поток инновации. Сейчас вся эта ткань изорвана в клочья, многих ее кусков вообще нет.

Более того, общество вообще потеряло интерес ко всему этому. Скажите Стаханов – и в ответ равнодушие или смех. Неинтересен сам факт, что этот шахтер сделал важное открытие, выразил его в простых словах и произвел инновационный проект, позволивший ему выполнить в забое 14 норм. Освоение структуры этого проекта, даже его философии, стало основой стахановского движения. Спросите сегодня молодого рабочего, близко ли ему это?

Наше общество переживает культурный кризис, который подавляет в людях творческие импульсы. Признаком его служат общее снижение квалификации работников, ориентация на «легкие» деньги, низкий престиж тяжелого непрерывного труда (особенно физического), увлечение оккультными верованиями и дешевой мистикой. А со стороны государства и «собственников» – низкий уровень инвестиций в науку и техническое творчество. Даже, можно сказать, общая неприязнь к производству. Всей душой – к торговле, финансам и праву.

Куда же делся тот полет мысли и духа, который отличал нашу профессиональную элиту во всех группах – ученых, инженеров, рабочих? Тут много причин наложилось друг на друга. Но я все же выделю одну, которая сверху, в сфере сознания – с 70-х годов влиятельная часть нашей интеллигенции стала работать «на понижение». Высокие мотивы, бескорыстие, творческое любопытство стали объектом иронии, а потом и издевательства. Правилом хорошего тона стало говорить о таких вещах с напускным цинизмом, а уважительно отзываться именно о рыночных отношениях. Ты мне, я тебе, никто никому не обязан. Поначалу это было маской, а потом маска приросла к лицу и стала от него неотличима.

На эту тему
• Россия считается особенной
• Россия и Запад поменялись местами
• Потенциал суверенной России
• Философия праздника
• СССР, Сахаров и Шафаревич
• Опять пойдем своим путем
• Берегись автомобиля

А послушайте политиков. Перейти на инновационный путь развития? Проще простого – нужно «субсидирование процентных ставок по кредитам, предоставляемым на расширение выпуска высокотехнологичной продукции». Ах, этого недостаточно? Тогда еще «конкурентная среда разработчиков, поставщиков и дилеров». Деньги и конкуренция! Какая там протестантская или православная этика, служение Богу или Отечеству. Мы упростились до кнута и пряника.

Это ошибка. Инновационный тип хозяйства возможен только при коллективном духовном подъеме людей, соединенных в сложной, высокоорганизованной совместной работе. Ученый, инженер, рабочий, управленец и множество других работников должны иметь мотивацию высокого уровня, которую не заменить ни рублем, ни страхом. Создать в нынешней России условия для сотен тысяч таких коллективов – трудное и великое дело. Это – исторический вызов для нашего поколения, и первым делом надо ему соответствовать хотя бы мысленно.