Мы много говорим и еще много скажем о поиске русской идеи. На мой взгляд, сегодняшнее отсутствие точных определений нашей сверхидеи – скорее благо. Любая скоропалительная попытка облечь в слова то, что ускользает, не давая упаковать себя в жесткие формы догмы, чревата.
Есть такое философское понятие – апофатика. В богословии апофатика имеет дело с тончайшими божественными энергиями и предпочитает познавать Бога не через то, что Он есть, а через то, чем Он не является. Ибо есть вещи не называемые, есть вещи, ускользающие от определений. Согласно апофатическому богословию, всякий человек в глубине своей так же непознаваем, как и Бог, и в сущности «не имеет дна». Итак, будем иметь смирение. Не будем торопиться, спешить назвать вещи, которые и не могут быть названы, ибо человек несовершенен, не может знать всего, ему не под силу объять необъятное. Но если мы будем смиренны, тверды и настойчивы, в свое время то, что мы ищем, обязательно явится нам как некое новое откровение.
Не так давно мы отметили столетие замечательного русского мыслителя, академика Игоря Шафаревича. В своей работе «Две дороги к одному обрыву» (1989) Шафаревич ясно нарисовал конец техногенной цивилизации. Цивилизации, в которой человеку приходит конец.
30 лет назад Игорь Ростиславович еще не прозревал этого конца. Зато его дано увидеть нам: 69+ гендеров, на которые распался человек, которого мы знали. Мир, обратившийся вдруг в какой-то нехороший цирк с безумными клоунами. Причем цирк этот вот-вот полыхнет пожаром, клоуны разбегутся, и не ясно еще, что у них на уме, и не стоит ли уже вырыть ров и построить античумную дамбу?
Я вовсе не призываю к «осадному менталитету» и «психологии осажденной крепости». Крепость-то, конечно, нужна. Но ворота ее тоже должны работать «апофатически» тонко: впуская все полезное.
Признав, что в человеке есть лишь два пола – мужской и женский, мы остановились на самом краю того обрыва, о котором предупреждал Шафаревич. Остановили распад человека. Пусть и в самый последний момент, пусть и только «в отдельно взятой стране», но остановили.
И вот – и Венгрия салютует нам на Западе («В Венгрии существуют только два пола – мужчина и женщина, все остальные сказочные персонажи могут покинуть страну», как заметила министр по делам семьи Венгрии Каталин Новак). А за ней и Австрия и Словакия смотрят на наш опыт сочувственно, и тоже, кажется, не против. А уж консервативная Азия и подавно будет за нас.
Многие на Востоке сегодня обрели в нас ту силу, которой так не хватало в однополярном мире, тот камень, на который можно теперь опереться. Проще говоря, тот минимум консерватизма, который необходим для выживания в слишком быстро сходящем с ума мире.
И взгляните – этот минимум консерватизма, разве он уже не работает как настоящая сверхидея, пусть еще и не названная по имени? Разве не разделяет два разных, не похожих друг на друга мира, даже больше, чем украинский конфликт? А если работает, если разделяет, то зачем и слова? Почтим невыразимое молчанием и будем двигаться дальше.
А двинуться нам придется, и очень скоро. Ведь мало остановиться на краю пропасти. Теперь от этого края нужно, во-первых, отойти на безопасное расстояние, а во-вторых, начать размышлять о том, а какого именно человека мы хотим защитить?
Остановить распад человека – что ж, наша сверхидея нашлась? Но каким же будет тот человек, которого мы утвердим в качестве идеала, отличного от «идеала» Запада? Человек, которого мы будем растить в нашей школе. Которого захотим увидеть в нашей культуре. Которого будет определять наша философская антропология. С которым будет иметь дело наша социология. И которого будет защищать наша юриспруденция и дипломатия. Вот о чем нам следует глубоко задуматься прямо сейчас.
