С самого своего основания Соединенные Штаты нуждались в объяснении того, почему земли, завоеванные и обустроенные Британской короной, должны превратиться в независимое государство. Похожий путь проходила и Украина в 1990–2020-е годы. Киевский эксперимент привел страну к нацизму. Однако сегодняшние события показали, что объяснение собственной истории, миссии и избранности испытывают кризис не только на Украине, но и в самих США. Концепции, оправдывающие существование США как единого суверенного государства, которые безотказно работали два с половиной века, больше себя не оправдывают и уже ни на что не годятся.
Самой старой из них считается так называемый manifest destiny, который переводят как «предначертание судьбы» или «проявленная судьба». Эта концепция оправдывала завоевание Дикого Запада и аргументировала его неизбежность особыми исключительными добродетелями американского народа, необходимостью цивилизации запада континента и неотвратимостью этой задачи, поставленной перед американцами самим Господом. Впервые она прозвучала в статье с говорящим названием «Аннексия» в 1845 году и определила характерный стиль внешней политики США на столетия вперед.
В измененном виде концепция manifest destiny оправдывала Доктрину Монро – декларацию принципов внешней политики США, пытавшуюся защитить Новый Свет от колониальных интересов западных держав. В новом прочтении эта доктрина не только звучала как «Америка для американцев», но и как «Оба американских континента – только для американцев». Концепция определяла внешнеполитический образ мысли США весь ХХ век, оправдывая свержение революционных элит в Латинской Америке, а затем и вообще неугодных политических лидеров по всему миру. Особенно тех, кто добывает нефть. И сегодня многие под влиянием этой концепции считают, что США самой судьбой предписано свергнуть власть в Ираке, Афганистане, Ливии, Иране, Китае, России…
В чем-то дополняла, а в чем-то возражала ей другая концепция – либеральный империализм. Она гласила, что сильное государство с рыночной экономикой должно не просто осуществлять торговую экспансию в другие государства, но и устанавливать и поддерживать там особый режим политической стабильности, благоприятствующий торговле и добыче природных ресурсов. Эта экспансия должна вести к созданию единых культурного и экономического пространств, что выгодно как самой империи, так и народам «либерально колонизированных» стран. Концепция эта появилась во Франции при Наполеоне III, потом к концу XIX века она стала популярной в Великобритании, а в США получила распространение в результате Испано-американской войны 1898 года, породив большое количество патриотических символов вроде «Колумбии» – этакого американского аналога Родины-матери. Нам эта концепция тоже знакома: в 2003 году ее без особого успеха пытался популяризировать Анатолий Чубайс.
Сегодня концепция либеральной империи переживает в США второе рождение. Правда, плод ее уже сейчас кажется каким-то недоношенным. Традиционные представления об американской исключительности, привлекательности американского образа жизни и культурный империализм очень уж грубо сочетаются с тем, что внутри такой либеральной империи все выгоды от такого сотрудничества достаются либеральной «метрополии», а либеральным «колониям» – одни кризисы.
Но и в первый кризис либерального империализма – во времена Великой депрессии – раздавались голоса в пользу того, чтобы смотреть не на откровенно слабую геоэкономику, а на идеалы. Так появилась концепция американской мечты, рожденная талантом историка Джеймса Адамса.
Эта концепция всегда была расплывчатой, смутной и разнообразной, но стала крайне популярной в политической риторике. Редкий кандидат в президенты США обходился без упоминания того, что его правление приведет к осуществлению американской мечты или приблизит ее. Находила она своих сторонников и за рубежом. Многие пытались сформулировать «французскую мечту», «немецкую мечту», «русскую мечту», находили их очень уж похожими на американскую и под влиянием этого впускали американские инвест-компании в свой дом.
Одной из самых успешных попыток конкретизировать американскую мечту можно считать концепцию «Мира Завтра». Изначально это был британский телесериал о современных достижениях в области науки и технологий. Со временем он породил своеобразные выставки достижений народного хозяйства уже на американской земле, соединился с «золотым веком» научной фантастики и создал до сих пор актуальный образ США как технологической державы, где всякий инженер, изобретатель или программист может найти пространство и поддержку для воплощения своих творческих фантазий.
Сериал просуществовал 38 лет, пока не был отменен в начале 2003 года, а концепция «Мира Завтра» еще вдохновляет стартаперов, но уже начала умирать в таких могильниках контент-индустрии, как кинематограф («Земля будущего» с Джорджем Клуни, 2015 год) или компьютерные игры (популярная франшиза Fallout).
Параллельно с ней развивалась другая, менее прикладная, но скорее морально-этическая концепция Града на Холме. Она декларировала тот факт, что американская исключительность не знает себе равных, и другим народам стоит перенимать не только английский язык, но и американский образ мысли, либеральность взглядов и социальные институты. Основным содержанием концепции была своеобразная политико-протестантская духовность, популярная среди консерваторов и предлагаемая к широкому экспорту в другие страны.
Концепцию сложно считать успешной, но она породила новые формы понимания американцами своей исключительности и, надо полагать, обеспечила новой риторикой вмешательство во внутренние дела других стран.
Хронологически Град на Холме сменила концепция внешней политики, которую мы называем Free World. Она гласила, что американская исключительность базируется не на каких-то особых отношениях с Христом, а на особых отношениях со свободой. И если что-то и выделяет американцев из числа других европейских наций, то только то, что это «свободный народ». Разумеется, и вся зона влияния США должна стать таким free world’ом, а в идеале – и весь мир должен стать free. Но не в том смысле, что бесплатно, а в том, что исключая любое политическое сопротивление американской внешней политике.
Эта концепция примирила сторонников Града на Холме и либерального империализма. Фоном этой концепции была борьба с коммунистическим влиянием, а самым страшным разочарованием – распад СССР. Сегодня она воспринимается скорее как реликт холодной войны, но все еще упоминается в политических речах.
Не имея возможности победить на полях сражений, а после нефтяного бума 1970-х – и задушить СССР экономически, американская политическая элита искала новые способы выразить то, за что ведется настоящая скрытая война. Битва переходила в область культурного превосходства, и здесь появились еще две политико-культурные концепции – Новый Вавилон и Империя Добра.
Концепция Нового Вавилона утверждала, что в конечном счете все человечество станет единым, одним обществом и даже одним городом – Нью-Йорком. Поэтому уже сейчас необходимо двигаться в эту сторону и превращать свои города в филиалы Нью-Йорка с его «макдоналдсами», оживленными автомагистралями, «белым» Уолл-стритом и «черным» стрит-артом. Концепция сменила несколько своих редакций и оказалась очень живучей. Поэтому, если мы внимательно приглядимся, многие наши экономические, эстетические и политические предпочтения продиктованы нью-йоркским образцом. И когда какой-нибудь студентик-либерал выходит на митинг протеста, то его претензия всегда сводится к тому, что здесь не Нью-Йорк.
Если Новый Вавилон был концепцией Восточного побережья США, то на западе Голливуд породил другую – вместе с франшизой «Звездные войны». Тогда, в 1977 году, никто не понимал, зачем американцам еще одна космическая опера. Уже были популярные сериалы «Флэш» про Флэша Гордона и «Звездный путь», литература радовала сериями Эдгара Берроуза «Джон Картер на Марсе» и Френка Герберта «Дюна». Но политическое значение фильмов оказалось важнее литературного и проявилось гораздо позднее.
Теперь не надо было объяснять, почему США лучше СССР, не надо бороться на философском фронте, возражая марксистам, не надо на экономическом – санкциями и договорами. Вся борьба происходила в культуре: в области зрелищности, нарратива, информационного влияния, контекста. Есть, мол, Империя Зла и Империя Добра, и так уж получилось, «волей судьбы» опять же, что признаки Империи Добра сочетаются больше с нами, американцами, а признаки Империи Зла – с «ними», Советами.
Инструменты, выкованные в этой плоскости медиа, оказались столь эффективны, что разложили не только СССР, но и сами США. Их полноценная критика началась только сейчас. Частью ее, например, является черная трагикомедия «Не смотрите наверх» (2021), где Империя Добра не только победила на мировой арене, но и загадила мозги своим подданным, породив множество уродливых антропологических типов, всесторонне представленных в картине.
- Плохие для Запада новости с Украины станут концом Зеленского
- Политолог: Запад понизил Зеленского до уровня «мечтателя»
- Николай Азаров: Целью Майдана было втравить Украину в войну с Россией
Параллельно в американском истеблишменте развивалась еще одна концепция – Конец истории. Ее автор Френсис Фукуяма убеждал, что с падением Советского Союза победил единственный образ жизни – либеральная рыночная демократия. Борьба, которая пронизывала всю человеческую историю, подошла к концу, гегелевский дух закончил свое становление во времени и принял окончательную форму. Этой форме больше всего соответствуют США, и всем остальным пора закончить свои собственные национальные истории, также приведя себя в соответствие с наилучшей формой политико-экономического и социального устройства.
Тут же вспыхнувшие по всему миру этнополитические конфликты показали, что конец истории еще не наступил. Фукуяма подвергся жесточайшей критике и сфокусировался на исследовании социальных добродетелей, трансгуманизма и экономики. А США лишились еще одного концептуального объяснения для понимания мира и своего места в нем.
Сегодня мы можем говорить о том, что в Белом доме уповают на последнюю концепцию внутренней и внешней политики – корпоративное государство, она же корпоративизм или корпоратократия. Это объясняет такие странные зигзаги в отношении событий на Украине, когда военные США лоббируют развязывание горячей войны, а затем, получив необходимые гособоронзаказы на перевооружение, поставляют Киеву устаревшие «Абрамсы» и тут же публикуют в мейнстримных СМИ статьи про скорую победу России. В этом свете понятны и свертывание демократии, и широкий институализированный лоббизм, достигший небывалого размаха в последние 20 лет.
Многие описывают происходящее в политических элитах США терминами безумия, но если приглядеться внимательнее, мы увидим новую и интересную ситуацию, с которой США еще не сталкивались. Если раньше политический процесс этой страны определяла смена различных политических концепций – взлет новых на фоне угасания старых, то сегодня мы наблюдаем одновременное или почти одновременное банкротство большинства из них. Больше нет политического языка, на котором США могут продолжать свою внешнеполитическую экспансию и обеспечивать себе моральное превосходство. И за бедностью американской политической мысли мы все отчетливее можем разглядеть мир после Америки.
