Черный азарт алармизма

@ с личной страницы facebook.com

7 апреля 2017, 08:10 Мнение

Черный азарт алармизма

Люди весьма разных взглядов по поводу событий 26 марта уже отписались. И вот, если проанализировать все сказанное вокруг приукрашенного «бунта школьников», окажется, что конфликта поколений нет, но есть социальный запрос на страх перед ним.

Дометий Завольский Дометий Завольский

историк-архивист

В воскресенье, 26 марта, еще задолго до вечера, как только в Сети появились известия, что на заявленные командой Алексея Навального шествия пришло немало студентов и особенно школьников, следом побежали комментарии о том, как ужасно происходящее.

Люди, хлебнувшие коммунального житья или иного долгого стресса, с трудом привыкают к его отсутствию

А несколькими часами спустя именитые и зачастую сановные люди в радио- и телестудиях уже обсуждали вовсю, как это могло случиться, что «мы вновь упустили молодежь».

В Сети и эфире обсуждали: какие были применены манипулятивные технологии? чем они схожи с известными по «цветным революциям», «арабской весне» и «цыганскому гипнозу»? Кто стоит за Навальным и компанией – Госдеп ли, Кремль ли? Не случайно ли массовый выход на улицу школьников произошел на фоне разговоров о зловещих сетевых сообществах самоубийц? И когда в России следует ожидать обвала по образцу 1991 года?

На ТВ немало говорили о патриотическом воспитании, в Сети – о том, кто готов, «как только загорится первая покрышка», выйти навстречу бесчинствующей толпе, ибо уже потерял одну страну и не намерен терять другую.

Акцию сравнивали с «крестовым походом детей», что по одной из версий закончилась продажей несчастных подвижников в сарацинское рабство. Явных же и теневых организаторов акции окрестили «гапонами» и «крысоловами», вспомнив загадку германского городка Гаммельн, куда более мрачную, чем известный у нас каждому эпизод с дудочкой из мультфильма по шведской сказке.

Сторонники Навального удовлетворенно потирали руки, но куда более многочисленные противники и нейтралы были, похоже, не только раздражены – многие испугались всерьез. Речь заходила отнюдь не только о бесчестности вовлечения несовершеннолетних в политику и опасности подобных акций для участников.

Кое-кто разумно замечал, что реплики ангажированных оппозиционеров и лоялистов о толпах «возмущенных коррупцией» то ли подростков, то ли уже студентов отнюдь не соответствуют действительности.

По правде, разные возрастные группы, «от пионеров до пенсионеров», были представлены в «движухе» вполне пропорционально. Школьники же пришли, потому что каникулы, а об акции «за все хорошее» объявили через «Контакт» – и никто не мешает с помощью того же «Контакта» затевать флешмобы, не столь чреватые потрясением основ.

Однако встревоженные уже обсуждали, например, за счет каких ресурсов, быть может, посчастливится восстановить Россию после новой смуты.

Разумеется, весомая реплика о запахе серы и святой воде из романа Стругацких «Жук в муравейнике» вполне рациональна. Тем более в России, дважды за двадцатый век попадавшей в обвал. (Примечательно, что наиболее реалистичная трактовка легенды о крысолове в том и состоит, что дети, в праздник отправившиеся со скоморохом за город, погибли в карстовом провале).

Но вот что настораживает: встревоженные упивались своей тревогой гораздо громче, нежели удовлетворенные – своим скромным успехом.

Удовлетворенные оппозиционеры пугали, но нестрашно; садились в лужу, выдавая фото нахмуренной на полицейского девочки из Чили за исполненное решимости лицо очередной «новой России». Страшновато становилось от того, что не восторженные всем этим граждане охотно пугали сами себя, изобретая «слухи грозные, ужасные» и, как свойственно слухам и домыслам, противоречивые.

Происходит же, судя по всему, вот что.

Невозможно спорить с тем, что Россия – и стратегически, и тактически – проходит через очень трудный отрезок истории. Имеются серьезные риски, что негативные тенденции современной российской жизни могут в более-менее удаленном будущем привести к весьма скверным последствиям. Да и попросту в нашей жизни много слишком очевидного и очевидно устранимого зла, сосуществовать с которым тяжко и оскорбительно. Но катастрофы на повестке дня нет.

Люди весьма разных взглядов по поводу событий 26 марта отписались, например, что в России нет конфликта поколений, исчезли идейные и эстетические противоречия между «детьми», «отцами» и «дедами» (а также «матерями» и «бабушками»), на которых прежде так легко строились драматические сюжеты.

Либертарианец и коммунист, путинист и националист, поклонник Гайдара и поклонник Сталина, верующий и атеист, радикальный оппозиционер и находящий и в нынешнем состоянии России немало хорошего могут быть любого возраста.

Студенты могут категорически не желать перемен, а люди, бросающие пенсионерам обвинения в том, что те-де своим лоялизмом «заедают их будущее», сами зачастую находятся в той же возрастной группе. Есть, разумеется, небезосновательное недовольство родителей качеством образования, но и сами дети уже с начальной школы отнюдь не в восторге от учителей, учебников и спущенной из РОНО чиновничьей дури.

И вот, если проанализировать все сказанное вокруг приукрашенного «бунта школьников», окажется, что конфликта поколений нет, но есть социальный запрос на страх перед ним.

Благожелательные граждане (лет тридцать назад смотревшие фильмы про молодежь, массово объяснявшую «предкам», что те неправильно живут), все никак не могут увериться, что никто уже не настроит против них детей и внуков «за жвачки и джинсы». Родители, спокойно обсуждающие с детьми, что стоит надеть, а что нет, продолжают шутить про «бабок», шепчущих вслед молодым: «Ишь, вырядился!».

Конфликта поколений нет, но есть социальный запрос на страх перед ним

При этом реальные бабушки спокойно относятся к своим хайрастым седеющим сыновьям и татуированным дочкам. Но тоже опасаются, что кто-нибудь соберет несмышленую молодежь, недостаточно знающую «про фашистов», а также про «огонь и глад, и прочие реформы», и устроит «как на Украине». «А Госдеп-то на что?»

Так люди, хлебнувшие коммунального житья или иного долгого стресса, с трудом привыкают к его отсутствию.

Но если обывателю непросто расслабиться и забыть молодежные драки 80-х и 90-е с бандитизмом и наркотиками, выкашивавшими что спортсменов, что отличников, то административный восторг чиновников и прочих людей трибуны – страшная, интернациональная и вечная сила.

Любая бюрократия (включая любую негосударственную) обожает «проблемы» и «вызовы».

Немало было высказано правдоподобных предположений, что после акций 26 марта найдется достаточно лиц, желающих денег на молодежную политику – причем как со стороны тех, кто изъявляет готовность уберечь молодежь от душепагубного «Контактика», а Россию – от революции, так и с противоположной, гарантирующей зарубежным инвесторам тайну вкладов, сокрушение ложного Рима и возврат «похищенного нечестивцами» Крыма.

При этом административный восторг об «освоении средств» на «пропаганду патриотизма» (сводящегося, как правило, к памяти о борьбе с фашизмом и к многонациональной толерантности) еще не так печален в сравнении с административным зудом «усилить борьбу с экстремизмом», сиречь на дальнейшее силовое внедрение тех же антифашизма и толерантности. Как мрачно, с оглядкой шутили в нашей стране, начиная с 1920-х, «в ЦК – цыкают, а в ЧК – чикают».

Наконец, кое-кто припомнил, что пресловутый и злосчастный о. Георгий Гапон, как и недоброй памяти Евно Азеф, были не просто ловкими душеуловителями, а специальными людьми, «согласовывавшими акции». Тогда уместно и припомнить, что отнюдь не все понятно и чисто в развернувшейся в России, особенно во второй половине 2000-х годов, борьбе со скинхедством и прочим «фашизмом» – азефов хватало и там.

В допущении этой мысли нет ничего антиконституционного: интриганство и кусающее само себя за хвост провокаторство – системный порок любой полицейской службы в любой стране.

А посему стоит помнить, что всякое лишнее бюрократическое желание «усилить борьбу с экстремизмом» не только умножит глупость и тоску маловразумительных мероприятий, но, вероятно, переломает лишние несколько судеб молодых и не очень людей, втянутых в эти игры.

Тем же чиновникам и трибунам, да и просто впечатлительным гражданам, кто в азарте, корыстном ли, бескорыстном, кричит о приближении волков, крысоловов, всадников на четырех разноцветных конях (из коих два описаны Борисом Савинковым), следует не забывать: алармизм привлекает реальные угрозы, как ипохондрия развивает реальные болезни.

При этом ипохондрик изначально не вполне здоров, а совсем уж безосновательного алармизма не бывает. Вспомним: весь первый президентский срок Путина был отмечен достаточно массовыми ожиданиями какой-нибудь новой социальной катастрофы. Настрадавшиеся с конца 80-х люди не верили, что улучшения – это всерьез и надолго.

Последствия этого стрессового охвостья 90-х не так обильны, но столь же трагичны: ранние смерти, нерожденные дети. Кризис 2008–2009 гг. был пережит достаточно легко, но и год, и два спустя в финансовых кругах сохранялся черный азарт ожидания «настоящего дефолта», что сыграло свою роль в дальнейшей стагнации.

Сейчас Россия действительно выходит из весьма серьезного экономического кризиса 2014–2016 гг., совпавшего с далекими еще от разрешения внешнеполитическим и общественным.

Худшее, что может ей сейчас угрожать: в экономике – алармистское желание «зарыть кубышку» и ждать нового кризиса, в общественной жизни – свести всю ее к официальной «борьбе с экстремизмом» и к неофициальному ожиданию «большой сдачи».

К концу 1980-х тяжелейший кризис СССР был очевидностью. Однако слишком многие вопросы тогдашней повестки дня разрешились в 1990–1991 гг. по едва ли не худшему из возможных сценариев, пожалуй, именно потому, что общество настроилось на катастрофу, а если кто и ждал скорейшего облегчения – то путем скверным и катастрофическим, «срубим мачту и все лишнее за борт».

Есть у нас и еще более страшный опыт, и до окончательного исчерпания его последствий мы, вероятно, не доживем.

К концу 1916 г. образованная публика в столицах Российской империи пребывала в мрачной ажитации.

К тому времени в итоге Брусиловского прорыва Австро-Венгерская империя держалась лишь германскими костылями. В Малой Азии русские войска под командованием генерала Юденича теснили османов куда увереннее, чем союзники, ведшие с Турцией изнурительную позиционную войну у Дарданелл и в Ираке. Новый командующий Черноморским флотом адмирал Колчак разрабатывал план похода на Константинополь, вопреки германским минам и турецким орудиям.

Русская промышленность работала лучше, чем когда бы то ни было, наконец обеспечивая армию боеприпасами в должном объеме. Мало-помалу готовились к запуску новые мощности по производству автомобильной, бронированной и авиационной техники. Русских ждали в Праге. Объявив об упразднении черты оседлости и готовности воссоздать на своих условиях объединенную независимую Польшу, русская монархия вроде бы рассекла Гордиевы узлы еврейского и польского вопросов. Дипломаты приносили тайные вести о том, что Япония готова переориентироваться с Великобритании на Россию, а США вот-вот вступят в войну на стороне побеждающей Антанты.

Россия – относительно бедная и некультурная, местами нищая и дикая, но обладающая огромным разнообразным потенциалом и растущая даже в войну как на дрожжах – выглядела и чувствовала себя гораздо лучше надрывавшихся союзников и гибнущих врагов.

Но столицы, особенно Петербург, были охвачены черным азартом ожидания катастрофы.

Для одних это было отличное самооправдание своим амбициозным, опрометчивым и бесчестным планам. Для других – искусительная мысль о том, что придется «спасать монархию» каким-то чудовищным для преданного монархиста способом. Третьи просто находили вкус в фатализме и учились быть циниками, благо война...

Разумеется, депрессия и страх перед будущим были естественными спутниками невиданной еще войны, а Россия и перед войной проходила жестокую ломку болезней роста.

Но слишком много в России (и, возможно, за ее пределами) нашлось тех, кто в своих целях подначивал смущенных русских граждан, от рядового запасных батальонов до депутатов, министров, членов царской семьи, что уж пора, пора, пока не поздно, высокогражданственно сдернуть со стола скатерть...

3 апреля сего года после недельного дискутирования вопроса о «крысоловах» в Петербурге случилось настоящее несчастье – террористический взрыв.

Боюсь ошибиться, но обсуждение этого прискорбного события, похоже, отмечено гораздо большим трезвомыслием. Тактичное высказывание версий конспирологических, «умножающих сущности сверх необходимого», встречается с настороженностью, бестактное – с неодобрением.

При этом активная часть общества не впадает в алармизм и морализм недельной давности: она просто готова поспорить хоть с президентом по вопросам о визовом режиме со странами Средней Азии, о здоровой дифференциации порядка предоставления гражданства для нерусских и русских. И это трезвомыслие перед лицом действительно страшного события внушает надежду, что страх перед чудовищами не приведет в Россию настоящих чудовищ.

..............