«Народ и так уже офигел»

ВЗГЛЯД: Несмотря на огромную популярность некоторых работ Балабанова, при нынешнем культурном раскладе его новые фильмы попадают в категорию немассового авторского кино. По-вашему, верно ли впечатление, что людей, которым нужны такие глубокие экзистенциальные картины, остается все меньше?

Нужно, чтобы за какие-то большие провинности человек мог лишиться всего, что у него есть

Олег Гаркуша: Вы знаете, я видел, как этот фильм смотрели на одном из сеансов. Конечно, я был на премьерном показе, но недавно посмотрел «Я тоже хочу» снова – мы с моей женой пошли в один из кинотеатров на Невском проспекте. Зал был почти пустой –  человек 20, не больше. При этом среди зрителей были персонажи, которые мешали смотреть, разговаривали по телефону, громко общались. То есть вообще было непонятно, зачем они пришли на такой фильм. Сеанса было всего два, а все остальные сеансы в этот день представляли собой что-то совсем другое – это было гламурно-развлекательное кино, какие-то комедии, зарубежные и российские, какие-то стрелялки... В общем, кино, от которого после просмотра ничего не остается. Сходил, посмотрел, вышел – и все. Вот что показывают в кинотеатрах. А на такие душевные фильмы, как «Я тоже хочу», народ не идет, может быть, потому, что и так уже офигел от всего, что происходит. Ему хочется положительных эмоций, комедий, романтических мелодрам. А смотреть кино и после этого думать о жизни, о том, что будет со всеми нами дальше, не хочется. Вот поэтому так все и происходит.

ВЗГЛЯД: А насколько, по вашим впечатлениям, сейчас известен сам Балабанов? Сохраняет ли он статус народного режиссера, или есть те, кто его вообще не знает?

О.Г.: Имя знают практически все, с кем я общаюсь, а общаюсь я с самыми разными людьми, – и все знают, кто это такой. «Брат» и «Брат-2» – медийные фильмы, в них есть близкие и понятные многим жизненные ситуации, есть приключения, стрельба. Люди, вероятно, любят прежде всего эти работы. А другие его картины – «Счастливые дни», «Морфий», «Про уродов и людей», «Кочегар», не говоря уже о «Грузе 200» – это народу, мягко выражаясь, как обухом по голове. Не то чтобы эти фильмы совсем не понимают, но они сложны для восприятия.

ВЗГЛЯД: Место, куда хотят попасть герои фильма «Я тоже хочу», по некоторым признакам похоже на рай – там все счастливы, и берут туда, по-видимому, праведников, страдальцев и некоторых творческих людей, а бандитов не берут. По-вашему, это религиозный фильм?

О.Г.: На «Закрытом показе» у Александра Гордона один из наших оппонентов, церковный человек, очень сурово ругал картину и оценивал ее как антирелигиозную, говорил, что мы – охальники, что мы нападаем на церковь. А защитники, наоборот, говорили – да вы что, это светлый, православный фильм. Продюсер Сергей Сельянов даже назвал эту работу православным «Сталкером». Так или иначе, религиозный момент присутствует там и в явном виде – например, в начале фильма мой герой заходит в церковь и молится. В церковь заходит и бандит, уже после того, как колокольня счастья его отвергла. Тем не менее, каждый может толковать картину по-своему.

ВЗГЛЯД: А что по этому поводу думает сам Балабанов – важен ли для него здесь православный контекст?

О.Г.: Думаю, что очень важен.

ВЗГЛЯД: Один из ключевых диалогов в фильме – тот, где взгляд верующего человека входит в столкновение с хорошо узнаваемой пострелигиозной картиной мира, включающей в себя уфологические мифы и прочие околонаучные перлы. Один собеседник говорит, что цивилизацию создали инопланетяне, другой ссылается на Библию. Как вы считаете, нужно ли бороться с популярными ныне суррогатами религии, со всей этой кашей из мистики и альтернативной истории, обращать людей в истинную веру?

#{interviewcult}О.Г.: Думаю, убеждать никого ни в чем не надо. Сейчас, за несколько дней до предполагаемого конца света, некоторые – к счастью, немногие – уехали в какие-то дальние места, укрылись в землянках. Кто-то даже начал продавать специальные товары, позволяющие лучше подготовиться к апокалипсису. Одни воспринимают все это всерьез, другие – нет. Мне, конечно, это смешно. Все бывает, и никто не знает, что будет, но я не уверен, что конец света состоится. Однако с кем-то об этом спорить, кого-то переубеждать я бы не стал ни в коем случае.

ВЗГЛЯД: В конце 1980-х всем казалось, что вот наступит свобода – и жизнь изменится. На этой волне поднялся русский рок, и ранний «АукцЫон», при всем своем своеобразии, тоже как-то вписывался в эту рамку – по крайней мере, несколько гвоздей в гроб СССР вы забили. Но вот прошло время – и оказалось, что свобода есть, а счастья нет. Люди мучаются без счастья, уповают на сверхъестественные пути к нему – об этом, собственно, фильм Балабанова. Может быть, не стоит так уж страстно желать перемен?

О.Г.: Я понимаю, о чем вы говорите. Могу ответить, опираясь на собственный опыт. Помимо участия в «АукцЫоне», которому в будущем году исполняется 30 лет, я занимался многим другим. Мне всегда было интересно то, в чем я себя еще не пробовал, будь то кино, театр или даже цирк. Ну, и книги у меня выходили – это само собой. А теперь я участвую в общественной работе – есть благотворительный фонд «Гаркундель», который существует уже 11 лет. Мы поддерживаем молодежную культуру, помогаем молодым рок-исполнителям, организуем им концерты – через нас в свое время прошли «Ночные снайперы», Billy's Band, Animal ДжаZ. Сейчас вот жду помещения от городских властей, не знаю, дождусь ли. Задача в том, чтобы молодые люди не шатались без дела, не кололись, не пили, и чтобы кто-то из них мог реализовать себя в творчестве. Занимаемся и другой благотворительностью, работаем с детскими домами, с различными детскими центрами. Я вхожу в совет директоров «Дома надежды на горе» – это единственный в стране бесплатный реабилитационный центр для алкоголиков. Его мало кто поддерживает, работе его в основном только мешают. Тем не менее, он как-то существует. Недавно мы устраивали там концерт – перед пациентами выступали дети из детского дома, пели, читали стихи. Все были счастливы, смеялись, плакали. Вы сказали, что нет счастья, но для меня вот это, наверное, счастье и есть.

ВЗГЛЯД: Я слышал, что «Дом на горе» вот-вот закроется из-за финансовых проблем.

О.Г.: Проблемы есть, поскольку центр существует в основном на пожертвования. Пациенты приезжают со всей страны, их нужно кормить, поить, за ними нужно ухаживать. Не буду хаять нашу власть, но если уж делаются попытки бороться с алкоголизмом, то почему бы не развить это направление? Вот в Америке, скажем, подобные реабилитационные центры на каждом шагу. Между прочим, молитва, которую я читаю в фильме, читается на всех собраниях анонимных алкоголиков.

ВЗГЛЯД: Реабилитационный центр под угрозой закрытия – тоже вполне балабановский сюжет, и до всеобщего счастья тут опять-таки далеко. Кстати, как вам кажется, жив ли сейчас тот дух 1990-х, который отображен в «Брате» и «Брате-2»? В новом фильме один из главных героев – профессиональный бандит. По-вашему, это персонаж из прошлого, или сегодня бандит по-прежнему остается героем времени?

О.Г.: Думаю, что остается. Нужно еще уточнить, что мы подразумеваем под словом «бандит». Бандит – это только тот, кто убивает? Или бандитом можно назвать и того, кто ворует или просто недобросовестно работает, скажем, в сфере ЖКХ? Того, по чьей вине люди то мерзнут, то обвариваются кипятком? По-моему, это тоже своего рода бандитизм. Такого, как в 1990-х, я в последнее время не наблюдал. Но жульничество и обман никуда не делись, и это очень печально. Вопрос, нужно ли в связи с этим идти на крайние меры. Я не поборник смертной казни, но я считаю, что если ты виновен, то ты должен отвечать очень серьезно. Нужно, чтобы за какие-то большие провинности человек мог лишиться всего, что у него есть. Вот тогда получится что-то изменить. Впрочем, не знаю.

ВЗГЛЯД: Правда ли, что декораций для съемок «Я тоже хочу» не строили, и вся эта апокалиптическая зимняя натура была обнаружена где-то на российских просторах в готовом виде?

О.Г.: Да, это действительно не декорации – места под городом Бежецк Тверской области, где проходили зимние съемки, примерно так и выглядят. Магазин, полуразрушенная церковь, полуразвалившиеся дома – все это там есть. Что было, то Алексей и взял, никто ничего не строил.

ВЗГЛЯД: А люди там живут, или их там, в соответствии с сюжетом, тоже нет?

О.Г.: Туда приезжают рыбаки, там место рыбное. Жители есть, но их совсем мало – человек 60. До революции население было гораздо больше – где-то в районе пяти-шести тысяч. Церковь, откуда в одной из сцен выходят коровы, – фантастических размеров, и в ней, к счастью, частично еще сохранились совершенно замечательные росписи. Но дома почти все разрушены, целых осталось 10–20, не больше.

ВЗГЛЯД: А остов колокольни посреди снежной пустыни, ставший в фильме мистической колокольней счастья, – это тоже найденная натура?

О.Г.: Да, это уже Вологодская область, окрестности города Шексна, только на самом деле колокольня стоит на острове в озере, зимой вокруг замерзшая вода. Балабанов, будучи в тех местах, как-то раз увидел эту картину, она осталась у него в памяти, и в конце концов  в фильме появился такой пейзаж.

ВЗГЛЯД: Правда ли, что на этих территориях царит запустение, и деревенская жизнь там сходит на нет?

О.Г.: То, что я видел, создает очень тоскливое настроение. Множество разрушенных хозяйств, пришедших в упадок зданий, построенных в советское время... Никаких положительных эмоций при виде этого, конечно, не возникает.