«Чем больше дерьма, тем меньше ущерба»

Жанровая принадлежность фильма, чтобы не смущать зрителей и не вводить в заблуждение критиков, заявлена сразу же на афише.

Эта местами смешная, местами выжимающая и душная история на расстоянии становится редкой силы философской притчей о жизни и смерти

Это неонуар, причем обе составляющие этого термина важны для понимания картины в целом. От классического нуара – тема, атмосфера (все эти грязные бары, «фам фаталь» и стильно-криминальные шляпы), монохром и иногда чересчур прямолинейные отсылки к классике жанра вроде «Гильды» Чарльза Видора или «Мертв по прибытии» Рудольфа Матэ.

Нео- – ироническое переосмысление упомянутых выше канонов, смешанное с театральностью (Гырдев – довольно известный у себя на родине театральный режиссер, ставивший помимо прочих Мэтью МакДонаха) и подчас весьма уловимо отдающее российским перестроечным кинематографом и абсурдом в духе экзерсисов Сергея Курехина.

Тайна «дзифта» раскрывается сразу же – после бородатого анекдота про то, как ревнивый ассенизатор отомстил любовнику своей благоверной, вылив ему в квартиру 300 литров содержимого своей машины, и философского вывода: «Чем больше дерьма, тем меньше ущерба. Морального, не материального».

На эту тему
• Зло на экспорт
• Андрей Архангельский: Девственность – не главное
• ХХХ
• Парад-алле
• Объявлены первые победители ММКФ

Да, «Дзифт» на сленге означает дерьмо. Но и «гудрон», и «асфальт», и даже «мумиё». Все эти коннотации довольно изящно раскрываются в фильме – будь то сюрреалистичная сцена причащения асфальтом возле мавзолея Димитрова («Мумия вождя протекла на площадь») или постоянное жевание (о бубльгумах социалистическая Болгария того времени и ведать не ведала) героем комочка гудрона.

Титры – открывающие и финальные – идут под «Смуглянку-молдаванку» и «Хороша страна Болгария». И это далеко не все проявления соцреализма в картине. Впрочем, предваряя показ фильма, режиссер предупредил, что не стоит относиться к «Дзифту» как к критическому переосмыслению истории, все эти «приметы времени» – всего лишь декорации, даже если и воспроизведены они более-менее натурально.

История, рассказанная в «Дзифте», длится ровно одну ночь, если не считать периодических флэшбеков. На дворе 60-е, место действия – София. Главный герой, по кличке Моль, наколовший на спине «Человек – это звучит гордо» и пополнивший культурный багаж «Кандидом» Вольтера, выходит из тюрьмы после пятнадцати лет отсидки по ложному обвинению.

Его бывшая девушка, по кличке Богомолка, поет буржуазные джазовые стандарты про грешную луну в кабаках и спит с его врагом – бывшим вором и партийным функционером, по кличке Слизняк. Но история не сводится к банальному, хотя и колоритному любовному треугольнику.

Моль ищет не только любовь, у него есть план – «уехать из Болгарии в теплые страны, стать профессиональным боксером и написать мемуары на иностранном языке». Помочь ему в этом может бриллиант, из-за которого он, собственно, и сел в тюрьму. Но не всем планам суждено сбыться. Как говорил одноглазый и многомудрый сокамерник Моли: «Жить можно только надеждой, а она есть только в тюрьме».

Выйдя на свободу, Моль с первых же минут попадает в лапы Слизняка, который начинает пытать его в инфернальных подвалах женской бани в надежде вызнать, где спрятан бриллиант.

Моли удается бежать – здесь Гырдев «включает» раннего Гая Ричи (голые женщины, истошно визжащие при виде мужчины, – беспроигрышный вариант), с невозмутимым видом рассказывает несколько историй из жизни, самое место которым – в сборнике рассказов Юрия Мамлеева или в очередном романе Владимира Сорокина, всячески педалирует литературоцентричность фильма – «Глаза для души словно горошины для принцессы. Спать не дают» или «Самая непостоянная переменная – женщина».

Эта местами гомерически смешная, местами выжимающая и душная история на расстоянии становится редкой силы философской притчей о жизни и смерти («Моль летит хаотично. Если провести диаграмму ее полета, получится жизнь любого человека. Случайно жил – случайно умер»), об отношениях мужчины и женщины.

Впрочем, даже те, кто видит в картине только одну мысль – «все бабы – суки», – не так уж и далеки от истины: политкорректностью автор не страдает.