Ирина Алкснис Ирина Алкснис Нетерпимость к воровству у государства объяснимо выросла

В России растет число расследованных коррупционных дел. Прошедший год показал, что никакие должности не дают индульгенцию, даже если это замминистра, министры или губернаторы. Это указывает на общие изменения мировоззренческих подходов в госуправлении.

8 комментариев
Евдокия Шереметьева Евдокия Шереметьева Почему дети застревают в мире розовых пони

Мы сами, родители и законодатели, лишаем детей ответственности почти с рождения, огораживая их от мира. Ты дорасти до 18, а там уже сам сможешь отвечать. И выходит он в большую жизнь снежинкой, которой работать тяжело/неохота, а здесь токсичный начальник, а здесь суровая реальность.

38 комментариев
Борис Джерелиевский Борис Джерелиевский Единство ЕС ждет испытание угрозой поражения

Лидеры стран Европы начинают понимать, что вместо того, чтобы бороться за живучесть не только тонущего, но и разваливающегося на куски судна, разумнее занять место в шлюпках, пока они еще есть. Пока еще никто не крикнул «Спасайся кто может!», но кое-кто уже потянулся к шлюп-балкам.

5 комментариев
26 июня 2008, 17:05 • Культура

Родная кость

Родная кость
@ mnog.livejournal.com

Tекст: Дмитрий Воденников

Я тоже видел таких людей. Ну, конечно, пожиже. До одесского авторитета никто не дотянул. Но типология была близкой. Один вдруг перешедший с баса на срывающийся визг кричал на верхней площадке моей лестничной клетки каким-то девочкам: «Я принес пистолет! Это пистолет! Пошли вон!» Причем одна девочка отвечала как раз басом (видимо, энергия силы и голосов умеет перетекать): «Вы что, больной? Мы же пришли просто покурить. Мы же люди».

Другой был еще неотвратимей. По родственной необходимости я вынужден был его видеть раза три в год. Теперь прекратил и это. Любопытно, что в юности он очень увлекался философией. Покупал книги из серии «Памятники философской мысли». Мать им очень гордилась. Потом занялся бизнесом.

Не у всех дочери от страха писаются, но собака – уж точно. Потому что – никто ничего не сделает, кроме нас. Собьются в слюнявые сообщества, мирные закутки и только шебуршат оттуда

Когда я занимался похоронами бабушки, он позвонил и сказал (торопя меня с этим со скорбной поучительностью): «Дела мертвых не должны мешать делам живых».

Это, по-видимому, было наследие философской мысли, которую он так любил в молодости.
Похоронами, впрочем, занимался я один.
Все живые разъехались по летним делам.
Он в том числе.
Мы с бабушкой никому не помешали.

...И еще много где я таких людей видел. Это же, что называется, наша косточка. Соль земли. На них все и держится. В принципе Петр I был тоже такой.

Не у всех дочери от страха писаются, но собака – уж точно.
Потому что – никто ничего не сделает, кроме нас.
Собьются в слюнявые сообщества, мирные закутки и только шебуршат оттуда.

А для того чтобы что-то сделать, надо уметь быть одному,
уметь самому с собой играть. Часами.
Над мировой картой. Над верстаком. Или бутылкой.

Надо уметь быть ни с кем.
Только слушать, как имя твое полощут с переменной громкостью и успехом.
Держать в страхе семью.

В общем, хуже всего, что этот дяденька есть и во мне.

.....

Отец был настоящий мужчина:
таскал мать за волосы,
вставлял под ребра.

Когда он приходил домой
дочери уписивались от страха.

В девяностые он поднялся.
Его имя гремело в городе.

Развозя девиц среди ночи,
шоферы такси любили спрашивать: «Падла!
ты за кого, за Кацапа или за чурок?»

Если водитель был не кавказец,
нужно было отвечать: «За Кацапа!»
Позже всех его дружков завалили.
В живых он остался один,
как пелось в песне «Орленок».

Лет семь промаялся в Лондоне.
Потом вернулся в Россию.

Дочери вышли замуж
за каких-то молокососов:
ни разу к девкам не приложили руку,
а надо бы их учить, разве можно иначе?

Он часами гоняет шары, загоняет в лузу.
Сам с собою играет. К нему никто не приходит,
а если приходит, то не подходит.
Однажды с тоски зашел к младшей дочери в спальню.
Зять был в отъезде. Внука нянчила бабка.
Дочь проснулась, затряслась и обмочилась.
А уже здоровая телка. Могла бы быть посмелее.

Склонясь над зеленым столом, готовясь к удару,
он говорил себе – ну, получается, значит
Кацап не кончился, значит – не кончился, значит
умеет себя поставить – и улыбался.