Руководство к выживанию

«Нас ведь никто не учил этому, не соблазнял, не развращал. Мы сами дошли. И даже и не дошли, а будто в воду – свежую, текучую, плескучую – кинулись безоглядно, упали, обнявшись крепко, и не разбились, не разняли рук, сомкнутых друг на дружке. Нас ведь не учили, мы не знали, как это делается. Мы просто изнемогали, прижавшись друг к дружке; и чтобы от этой продлённости сладкого такого изнеможения сердце не лопнуло, как яблоко – от жара огня; мы – языками, губами, коленками, животами, руками, пальцами, тайными местами – друг дружку, друг в дружку, друг дружке…»

Нас никто не учил

В последнем номере, кстати, завёлся особый библиографический раздел: «Халтура». Радостно видеть…

Да, «Новому Литературному Обозрению» – а цитата именно оттуда – и такое тоже интересно. То есть, на самом деле – это из повести Фаины Гримберг «Мавка».

А цитирует её Александр Чанцев в статье о лесбийском дискурсе – скрупулёзнейшей, научной, въедливой, основательной – других текстов здесь, кажется, и вовсе не бывает.

Нет, предмет интереса «НЛО» – никак не «скандальное» и «запретное». И даже не «странное» и «маргинальное» (хотя это уже, вообще-то, ближе к делу): более всего этот журнал интересует история смыслов.

Их источники, метаморфозы, вообще всяческие приключения между возникновением и тем роковым моментом, когда специалисты-теоретики отловят дикорастущий смысл, истолкуют, очистят, закрепят, засушат…

Кстати, процесс истолковывания, закрепления и засушивания журналу тоже очень интересен. Живой ведь процесс, на самом-то деле. Со своей логикой и своими неожиданностями.

Да, журнал строго научный: один из самых качественных сегодня, по-моему, научных журналов. Во всяком случае, из тех, что посвящены литературе, её истории, теории и обширным социальным и культурным окрестностям. Но главное в нём – не то что бы не это, а – не только это.

У «НЛО» весьма определённый адресат: гуманитарная интеллигенция с либеральными ценностями и «западническими» симпатиями.

Так вот, задача его – не только (может быть, и не столько?) шлифовка теоретического инструментария для понимания литературного процесса. Она ещё и в том, чтобы снабдить нынешнего критически мыслящего интеллектуала-гуманитария инструментами самоопределения. Выработки и защиты своей позиции в мире и в обществе. Дать ему руководство к выживанию. Причём – сугубо научными, аптекарски-точными средствами. Без публицистики. В каком-то смысле – без идеологии.

Да: так нас этому, наверное, никто не учил.

И что нам хотят сказать?

Литература здесь – только повод и материал для того, чтобы говорить – даже не о культуре, но о человеческой природе (Фото: ruslania.com)

Вообще-то, очень многое. Журнал хорош, помимо всего прочего, своей энциклопедичностью и ещё тем, что действительно предпочитает сюжеты неожиданные.

Скандальность, вызов – почему бы и нет? Всё, что проблемно, переходно, неудобно, что ломает рамки или, напротив, претендует их создавать. Фаддей Венедиктович Булгарин, например, – персона куда как неудобная.

Ему за это – целый раздел с характерным названием: «Булгарин как вызов». Или та же «лесбийская социальность», с которой мы начали. Ей в последнем номере тоже посвящён особый раздел. Там её рассматривают, каждый со своих позиций, филолог и социолог (она же – лесбийская поэтесса Галина Зеленина и непосредственный участник).

Эдакая «объёмность» взгляда – вообще специфика «НЛО». Как, впрочем, и стремление проследить движение чего бы то ни было от исключения и скандала – к так называемой «норме» или «мэйнстриму». Тем самым обнаруживается историчность «нормы» и условность «мэйнстрима».

«НЛО» занимают смыслы в становлении, в динамике. О чём бы здесь не писали, во всём – основной, сквозной, «магистральный» сюжет. Это – история смыслов и взаимодействие их с так называемой жизнью: с предсмысловым и постсмысловым материалом.

С тем, из чего возникает смысл как действенное, структурированное понимание – и с тем, во что он отвердевает, когда перестаёт быть предметом обновляющей рефлексии: с культурными и социальными условностями, простодушно принимаемыми (пока учёные заново не проблематизируют) за само естество вещей. Так получается две вполне переплетающихся линии: история самих смыслов – и того, как их улавливают и толкуют профессионалы.

Литература здесь – только повод и материал для того, чтобы говорить – даже не о культуре, но о человеческой природе, спроецированной на культурные условности. О том, что она очень во многом создается ими – и помимо них, в конечном счёте, вряд ли существует.

А какое всё это имеет отношение к нашим личным смыслам? Самое прямое.

Кое-что о неявном: идеология без идеологии

На эту тему
• Геополитика
• Двадцать новогодних воспоминаний
• Путешествие из Москвы в Петербург
• Раздача новогодних слонов
• В переводе на русский

С идеологией здесь, собственно, как раз всё в порядке. Очень явная получается идеология. Просто она неявно осуществляется. Неидеологическими средствами. В каком-то смысле – без идеологии вообще.

Вот например: в числе излюбленных предметов внимания журнала – раннесоветская история. Точнее, то, как складывался «советский гуманитарный канон» в первые два десятилетия после революции и что происходило в отношениях между думающими людьми и властью.

К этим сюжетам «НЛО» возвращается снова и снова. Об этом писали в 50-м номере, в 53-м, 54-м, 78-м, совсем недавно – в 86-м. И вот опять: самый первый раздел недавно вышедшего 88-го номера посвящён советскому «академическому марксизму» 1920–1930-х годов. Тому, как одна теория, совсем ещё недавно бунтарская и авангардистская, пыталась создать себе солидную академическую нишу по вполне типовому образцу, и что из этого вышло. Называется он «Испытание методом: «Новая наука» и кризисы советского утопизма».

С научной основательностью здесь опять-таки всё очень хорошо. Александр Дмитриев пишет о западном контексте «академического марксизма», Оксана Булгакова – о том, каково было теории очутиться в столь характерной для минувшего века роли утопического проекта. Публикация мемуарных заметок «академического марксиста» Михаила Лифшица, писанных им для себя, представляет, так сказать, «человеческую» сторону процесса. Даже его человеческую трагедию.

А вот слово «испытание» наводит на мысль о том, что у сказанного есть сильный этический подтекст. Примерно такой: интеллектуальное усилие – это этически значимое действие. И занимаемая в его результате позиция, хотя бы и чисто теоретическая – тоже. Всё это не остаётся без последствий для судьбы человека и качества его личности. Попросту: мышление создаёт человека.

Более того: на те же мысли наводят разделы «Хроника современной литературы» и «Библиография». Там, казалось бы, только о книжках, а на самом деле – об интеллектуальной добросовестности. О том, что она – ценность этического порядка. В последнем номере, кстати, завёлся особый библиографический раздел: «Халтура». Радостно видеть.

И тему утопии (тоже, кстати, одну из устойчивых здесь) «НЛО» предпочитает, по-моему, из каких-то очень близких к этому соображений. Особенно советскую утопию как тип мышления и отношения к жизни.

Нам всё это не просто очень близко – это у нас в крови. И когда Илья Кукулин пишет о «социальном воображении» кумиров позднесоветской интеллигенции братьев Стругацких и, шире, «альтернативном социальном проектировании в советском обществе 1960-х – 1970-х», а Ирина Каспэ – о том, как воспринимали Стругацких советские и постсоветские читатели, – это всё о том же: о внутренних источниках свободы и несвободы.

А в 87-м номере был блок материалов о том, как власть приручала науку: она это, знаете ли, во все времена делала. В данном случае речь шла о «природознании в придворной культуре Западной Европы в эпоху интеллектуальной революции XVI–XVII веков» и о том, как чувствовали себя поэзия и наука – в частности, в лице Ломоносова – при дворе Елизаветы Петровны. Тоже весьма поучительно.

Это о том, что интеллект способен быть источником и независимости, и ух какой зависимости. Тоже во все времена.

Дело, получается, не в интеллекте. А в том, что глубже его. В ценностном выборе, например.