Тимофей Бордачёв Тимофей Бордачёв Иран преподает уроки выживания

Непрестанное состояние борьбы и древняя история выработали у иранской элиты уверенность в том, что любое взаимодействие с внешними партнерами может быть основано только на четком понимании выгоды каждого.

2 комментария
Сергей Миркин Сергей Миркин Чем современная Украина похожа на УНР 1918 года

Время идет, но украинские политики соблюдают «традиции», установленные более чем 100 лет назад – лизать сапоги западным покровителям, нести ахинею и изолировать политических оппонентов.

4 комментария
Борис Акимов Борис Акимов Давайте выныривать из Сети

Если сегодня мы все с вами с утра до вечера сидим в интернете, то и завтра будет так же? Да нет же. Завтра будет так, как мы решим сегодня, точнее, как решат те, кто готов найти в себе силы что-то решать.

6 комментариев
12 марта 2008, 13:42 • Культура

Смерть во сне

Смерть во сне
@ calend.ru

Tекст: Дмитрий Воденников

– Вчера мы в обеденный перерыв говорили с Юлей, и она сказала, что хотела бы умереть во сне. Я тоже.
– Это между какими тремя порциями блинчиков вы решили?
– Это мы не между блинчиков. Это мы между пельменями. Ну а решили сразу. А что?
– Ничего... Но я думаю, что Юля имела в виду совсем другое.

– Бламанже в сиропе?

– Нет... Я думаю, она просто хотела сказать, что умереть она хотела бы быстро. Как если бы выстрел в затылок. Или – как тромб оторвался. Чтоб почти ничего не почувствовать. А умереть во сне – это чревато. Черт их знает, эти сны.

– В смысле?

И в полном отчаянии – задыхаясь, как в коробке, или как клаустрофоб в остановившемся лифте – Вы вдруг понимаете, что уже не проснетесь

– В смысле, Анечка, что Вы слишком много едите. Будете потом говорить: «Я переела пельменей, и всю ночь меня мутило. Наверное, это от того, что очень много думала о смерти». Вы очень утонченная девушка. Я за вас опасаюсь.

– Вам бы только смеяться надо мной. Поэтому-то я так много и ем. От горя…

– ...

– И все-таки?..

– А если про «все-таки», то мне кажется, что сны такая подозрительная реальность, что лично я бы опасался им доверять свою смерть. Сами подумайте... Даже когда Вам снится кошмар, Вы все равно краем спящего сознания помните, что это сон. Это Вас и спасает. Даже если (а это самый обычный, тривиальный, общий кошмар) во сне к Вам кто-то, страшный и жуткий, ломится в дверь, пытается ее открыть с той стороны, а Вы сомнамбулически не можете удержать замок или ручку. Как через воду видите, что щель все шире, как даже кто-то черную или мертвую руку вставляет в щель, и дышит-дышит... И такая беспомощность, и такой ужас. Такая безнадежность.

Но ведь даже тогда Вы знаете, что ДВЕРЬ ТАК И НЕ ОТКРОЕТСЯ. Это так часто повторялось у Вас в снах, что Вы уже – знаете. Да, ужас, да, леденящий страх, да, паника. Но Вы в самый последний момент всегда (понимаете, всегда) успевали проснуться. Выдернуть себя сначала в пред-соние (в после-соние), на узкий перешеек между реальностью и сном, а потом и увидеть себя на собственной кровати, в действительной жизни, в поту и крике.

Но дверь НИКОГДА НЕ ОТКРЫВАЛАСЬ. Это закон.

– ...

– Но в этот раз – она откроется. И вот представьте себе, что смерть во сне – это как раз тот момент, когда дверь, скрипя, распахивается, и Вы видите, КТО за ней. И этот самый ТОТ, который там, за дверью, дышал всю Вашу жизнь, караулил Вас и во снах хотел вам зла, в комнату все-таки входит.

И в полном отчаянии – задыхаясь, как в коробке, или как клаустрофоб в остановившемся лифте – Вы вдруг понимаете, что уже не проснетесь. Никогда.

Это во-первых.

– А во-вторых?

– А во-вторых... Скажите, кстати, а у Вас есть гарантии, что после того, как ТОТ, КТО ЗА ДВЕРЬЮ войдет, время не станет вечностью? Вы же никогда не досматривали этот сон.

Не могли. Ибо это было выше Ваших сил. А тут у Вас будет возможность досмотреть его во всех приятных подробностях. Пока будет длиться ваша реальная агония. И эта агония будет долгой.

К тому же... Признайтесь, Анечка: мы все это отлично знаем, что любое физическое действие, которое мы испытываем спящими, наш сон преувеличивает. Не микширует, не уничтожает, а преувеличивает. Даже жалкий будильник там гремит (пока мы не поймем, что это он), как колокол или как гром. А если нас уколоть спящих, нам приснится вдруг, что нас ранили. Причем в самое мясо. В самый живот. В самую болящую мякоть.

Ну а теперь подумайте, когда Вас будет трепать реальная агония (а она у Вас будет), какую муку Вы будете испытывать в пространстве сна. Какой ад, какую невозможную пытку.

И даже если умирать не больно, как долго все это будет длиться.

Это как у Тарковского (я не помню, как там потом, там начинает ритм сознательно меняться, как бы торчать строчкой, как выломанной спицей или штакетиной, ну да неважно):

Я так давно родился,
Что слышу иногда,
Как надо мной проходит
Студеная вода.
А я лежу на дне речном,
И если песню петь –
С травы начнем, песку зачерпнем
И губ не разомкнем.

Я так давно родился,
Что говорить не могу,
И город мне приснился
На каменном берегу.
А я лежу на дне речном
И вижу из воды
Далекий свет, высокий дом,
Зеленый луч звезды.

Я так давно родился,
Что если ты придешь
И руку положишь мне на глаза,
То это будет ложь,
А я тебя удержать не могу,
И если ты уйдешь
И я за тобой не пойду, как слепой,
То это будет ложь.

__________

– Мне понравилось.

– Это Вы про блинчики, Аня?

– Нет, это я про бламанже с сиропом.

– Я так и подумал.

..............