Ольга Андреева Ольга Андреева Почему на месте большой литературы обнаружилась дыра

Отменив попечение культуры, мы передали ее в руки собственных идеологических и геополитических противников. Неудивительно, что к началу СВО на месте «большой» русской литературы обнаружилась зияющая дыра.

4 комментария
Дмитрий Губин Дмитрий Губин Что такое геноцид по-украински

Из всех национальных групп, находящихся на территории Украины, самоорганизовываться запрещено только русским. Им также отказано в праве попасть в список «коренных народов». Это и есть тот самый нацизм, ради искоренения которого и была начата российская спецоперация на Украине.

0 комментариев
Геворг Мирзаян Геворг Мирзаян Вопрос о смертной казни должен решаться на холодную голову

На первый взгляд, аргументы противников возвращения смертной казни выглядят бледно по отношению к справедливой ярости в отношении террористов, расстрелявших мирных людей в «Крокусе».

12 комментариев
31 октября 2007, 09:42 • Культура

Андрей Могучий: «Интереснее учиться, чем учить»

Андрей Могучий: «Интереснее учиться, чем учить»
@ ИТАР-ТАСС

Tекст: Алиса Никольская

Легендарный Александринский театр вскоре открывает новую сцену, полностью посвященную экспериментальным работам. Главенствовать там будет Андрей Могучий, штатный режиссер Александринки и самый яркий представитель своей профессии в Петербурге.

Могучий ставит на самых интересных петербургских площадках, руководит собственным Формальным театром, участвует в фестивалях по всему миру. Его работы любят в Москве, хотя ни один спектакль Могучего не имеет московского происхождения.

Могучий придумал «Не Гамлета», где шекспировскую пьесу разыгрывали в сумасшедшем доме – и она казалась по-настоящему страшной

Могучий выворачивает любой материл даже не наизнанку, а как-то совсем хитро. Беря любой текст, он прочитывает его с помощью визуальных символов и обозначений, и это получается куда внятнее и точнее.

В его «Школе для дураков» по роману Саши Соколова герои тонули в обволакивающем мареве желтых осенних листьев.

В другой работе, по тому же Соколову, «Между собакой и волком», странные существа, недолюди, жили своей текучей, полной событий жизнью, а мы им сочувствовали.

Ухватившись за сочинения Владимира Сорокина, Могучий придумал «Не Гамлета», где шекспировскую пьесу разыгрывали в сумасшедшем доме – и она казалась по-настоящему страшной.

Однажды Могучему захотелось испробовать на вкус цирк – и на свет родился «Кракатук», соединивший сказку Гофмана о Щелкунчике с театральными, музыкальными и цирковыми элементами.

О чем думает этот загадочный человек, чья фамилия отражает его творческую и человеческую мощь? А он ничего и не скрывает.

– Андрей, приходится ли вам задаваться вопросом самоидентификации в профессии?
– Этот вопрос стоит постоянно. Он никуда не уходит. Каждый раз перед новой акцией, связанной с художественным процессом. Что, зачем, куда, почему?.. Самый мучительный вопрос, на который возникают столь же мучительные ответы.

– Но вы все же отвечаете на него?
– Иногда мне так кажется. Но потом понимаю, что это иллюзии. Они уходят, и возникает следующий вопрос.

– Каков ответ на данный момент?
– Я работаю в Александринке. Получаю там зарплату. Не тороплюсь с деланием спектаклей. Раньше я делал 4–5 спектаклей в год, впопыхах, наскоро, бегая в том направлении, откуда идут сигналы. Теперь делаю один, максимум два. Это меня вполне удовлетворяет. У меня есть возможность остановиться и искать ответы в более медленном режиме. Можно осознать правильность направления. Может, я иду верно, а может, совсем в другую сторону надо идти.

– То есть момент стабильности сказался на вас позитивно?
– Для меня – очень позитивно. Хотя такой момент часто меняется на прямо противоположный – у меня много раз в жизни так было. Это я воспринимаю как некий урок, как послание, которое тоже надо использовать в позитивном ключе. В этом смысле, когда у меня все оказывалось благополучно в чисто социальном плане, разрушалось то, что у меня было, что считалось важным. И такой момент, несмотря на некие переживания, вдруг открывает некие неизведанные просторы. Возникает свобода, момент полета.

– Вы прислушиваетесь к среде?
– Конечно. Всегда. Вот, например, я сменил профессию. Моя личная жизнь много раз менялась. Вопрос смены для меня важен, это ступеньки, или этапы. Конечной точки я не знаю, но стараюсь идти по этому пути.

– Вы не ставите себе потолков, ничего не планируете?
– Ну, какое-то время на загадывание тратить следует. Не факт, что все произойдет так, как загадал. Но энергия, потраченная на этот процесс, по закону сохранения энергии в итоге реализуется самым неожиданным образом.

– Для вас что-то определяет профессиональный статус?
– Я не чувствую статуса. Почувствовал его, когда два года назад актеры начали называть меня по имени-отчеству. Тогда я понял, что что-то изменилось. Но мне жалко того периода, когда я был для всех просто Андреем. Все это палка о двух концах. Жизнь идет, ты становишься старше, хочется приобретать какую-то мудрость, которая почему-то не приходит.

Статус дает исключительно социальные возможности, никаких творческих дивидендов. Каждый раз мы сдаем экзамен – такая уж профессия. А доказывать в статусном состоянии сложнее. Отношение-то другое. В каждом возрасте свои проблемы. Нам вон проблемы детей кажутся пустяком, а для них это очень серьезно. В каждом возрасте есть отчего пострадать. И порадоваться.

«Раньше я делал 4–5 спектаклей в год, впопыхах, наскоро, бегая в том направлении, откуда идут сигналы»
«Раньше я делал 4–5 спектаклей в год, впопыхах, наскоро, бегая в том направлении, откуда идут сигналы»

– Вы говорили, что вам интереснее работать с актерами старшего поколения; почему не возникает контакта с теми, кто вам ближе по возрасту?
– Нет, контакт возникает. Мне интереснее учиться, чем учить. Безусловно, возникает момент, когда ты отдаешь, и отдаешь с удовольствием. Ведь у меня есть свой театр, и там я выступаю в роли педагога и учителя и получаю кайф от работы со студентами. Но и преподавая, я всегда учился сам. Студенты для меня – очень удобный материал. Ведь эгоистический зверь, связанный с желанием насыщаться, иногда просыпается. Но насыщаться можно разными способами. И я стараюсь находить моменты, позволяющие мне не терять интереса к профессии и к жизни.

– А что еще вас подпитывает?
– Вся жизнь – это источник. Каждую минуту. Но это профессиональная болезнь, когда каждый момент идет в накопление, в архив.

– Ведь и ваши спектакли можно воспринимать всеми органами чувств…
– Ну, у кого что работает, тот тем и воспринимает.

– Для вас важен контакт с публикой, возможность что-то передать?
– Слово «передать» не совсем точное. Скорее, это некое совместное путешествие. Направление которого мы немного заранее понимаем, чуть больше, чем зритель.

– То есть границы нет? Вы ведь делали, скажем, уличные спектакли…

– Это вообще особая история. Там нет ничего. Есть камни, небо и люди. Все спонтанно. И это принципиально. Но спонтанность не есть импровизация. Импровизации в моих последних спектаклях совсем мало, а вот спонтанность – это очень важный атрибут. И не только в уличных работах. Во всем. И в жизни тоже.

– И природа иногда импровизирует в ответ на некое зрелище…
– Безусловно. Спонтанный отклик. Его невозможно перекрыть, он сильнее нас. И это самое интересное. Надо учиться слушать природные проявления, стараться их слышать.

– Да, и взаимодействовать с природой, входить в некий контакт. Мне кажется, у вас это здорово получается. В ваших спектаклях есть ощущение природы, отсутствие границы между сценой и залом. Но это требует иного актерского существования?
– Да, актер должен быть готов ко многим проявлениям спонтанности. Если говорить о работе с актером, надо говорить в первую очередь об уничтожении сознательных барьеров и табуирования, которые сознание диктует телу. Главное, чтобы человек почувствовал себя свободным, таким, какой он есть, в эмоциональных и иных проявлениях. Поверил себе, услышал себя, стал самим собой.

«Актер должен быть готов ко многим проявлениям спонтанности»
«Актер должен быть готов ко многим проявлениям спонтанности»

– Вы петербургский человек; насколько город дает отпечаток на жизнь?
– Конечно дает. Город – это своего рода инкубатор, который затачивает живущих в нем людей под себя. Мы – биороботы, подчинены погоде, архитектуре и так далее.

– А как это происходит у вас?
– Я люблю лежать на диване, у меня часто болит горло, я ленив и не люблю делать что-то быстро, хотя жизнь вынуждает, – это входит в конфликт с моей персоной. Но зато высекает некую искру, и тогда из этого что-то получается.

– Лень – питерское качество?
– Наверное. Питер – ленивый и неторопливый, но более фундаментальный, чем Москва.

– А профессиональная жизнь в Питере проблемнее, чем в Москве?
– Не знаю. Я никогда не работал в Москве. Но что такое профессиональная жизнь? Мне легче в Петербурге, потому что там я имею возможность выращивания. И мои московские проекты все равно были рождены в Петербурге. В Москве делаются фастпродукты, а Питер располагает к неспешному взращиванию. Иногда это бывает глупо, но момент медленности, медленного мышления дает плюсы.

Если говорить о творчестве в Петербурге, то здесь есть важный момент самосохранения. Город гнилой, болотистый, там много болезней гуляет, выживать можно только за счет того, что ты занимаешься красотой. Эстетикой. Мне кажется, что город и рожден таким красивым, чтобы компенсировать эти разлагающие процессы. Москва – это чернозем, здесь все прорастает. А все произведения искусства делаются в Петербурге именно из инстинкта самосохранения. Надо создавать небольшой остров, окружать себя небольшим объемом виртуальной или реальной красоты, и это дает возможность быть здоровым.

– Довольны ли вы собой?

– Я культивирую позитив внутри себя. Жизнь и так не перенасыщена позитивными событиями. Надо раздавать всем то, что они хотят. У меня есть знакомый, который хочет, чтобы его признавали не только как сочинителя, автора своих спектаклей, но и как режиссера. И мне кажется, надо ему это сказать. Пусть он будет доволен. Пусть люди радуются. Я не вижу смысла в количестве негатива. Межчеловеческих войн так много, а жизнь так коротка, что надо жить там, где тебя любят, и делать свое дело там, где тебя ценят. Иначе нет смысла. Инстинкта самоуничтожения я в себе пока не наблюдаю. Хочется получать позитивную энергию, и я стараюсь находиться в тех местах, где это есть. Это и есть критерий, руль, позволяющий следить, куда идти. Надо идти туда, где тебе хорошо, а не где тебе плохо.

– Разумно. Но есть огромное количество талантливых людей, постоянно идущих на сопротивление…
– Каждый человек набирает себе психологические дивиденды. Значит, ему кайфово, он на этом питается. Но у меня позитив главенствует. Я не могу находиться в отрицательной среде. Конечно, по-разному бывает. У меня был проект, начинавшийся очень мирно, а закончившийся тяжело, но на этом родился спектакль. Хотя все-таки я предпочитаю выращивать цветы в тепле. Может, потому что в Питере его недостаточно.

..............