Евдокия Шереметьева Евдокия Шереметьева Почему дети застревают в мире розовых пони

Мы сами, родители и законодатели, лишаем детей ответственности почти с рождения, огораживая их от мира. Ты дорасти до 18, а там уже сам сможешь отвечать. И выходит он в большую жизнь снежинкой, которой работать тяжело/неохота, а здесь токсичный начальник, а здесь суровая реальность.

22 комментария
Борис Джерелиевский Борис Джерелиевский Единство ЕС ждет испытание угрозой поражения

Лидеры стран Европы начинают понимать, что вместо того, чтобы бороться за живучесть не только тонущего, но и разваливающегося на куски судна, разумнее занять место в шлюпках, пока они еще есть. Пока еще никто не крикнул «Спасайся кто может!», но кое-кто уже потянулся к шлюп-балкам.

5 комментариев
Игорь Горбунов Игорь Горбунов Украина стала полигоном для латиноамериканского криминала

Бесконтрольная накачка Украины оружием и людьми оборачивается появлением новых угроз для всего мира. Украинский кризис больше не локальный – он экспортирует нестабильность на другие континенты.

3 комментария
17 октября 2006, 18:12 • Культура

Павел Басинский: «Горький созвучен нашему времени абсолютно…»

Павел Басинский: Горький созвучен нашему времени

Павел Басинский: «Горький созвучен нашему времени абсолютно…»
@ magazines.russ.ru

Tекст: Юрий Безбородов

Павел Басинский, всю сознательную жизнь проработавший обозревателем «Литературной газеты» (ныне он литературный критик «Российской газеты»), – один из наиболее известных членов Академии современной российской словесности, объединившей в своих рядах 40 ведущих литературных критиков страны.

Басинский – один из основных и наиболее последовательных сторонников нового реализма. Возможно, интерес к творчеству Горького напрямую связан с эстетическими пристрастиями Басинского-критика. Об этом литературного критика расспрашивал корреспондент газеты ВЗГЛЯД Юрий Безбородов.

- Павел, когда и почему вы начали заниматься изучением творчества Максима Горького?
- Заниматься Горьким я начал давно, в середине 80-х годов, когда закончил Литературный институт имени Горького, тогда же задумался и об аспирантуре.

Вообще-то я хотел заниматься Фетом, Тургеневым, XIX веком. Но студент полагает, а кафедра располагает. Сказали – или Горький, или не будет аспирантуры.

Согласился. Но схитрил: взял тему «Горький в зеркале русской критики рубежа веков». Вчитался в эту самую критику и вдруг понял, что Горький, без дураков, – ключевая и самая главная фигура рубежа. Без кого угодно можно теоретически представить эту эпоху, даже без Блока. Пустота, конечно, будет огромная, но эпоха в целом сохранится. А без Горького – нет.

Он – точка, где стянуты все силовые нити эпохи. Убери эту точку – и все развалится. Ну и пошло. Увлекся темой «Горький и Ницше» и так далее.

Жизнь Горького я рассматриваю в религиозном свете, потому что Горький, по моему глубокому убеждению, прежде всего религиозная фигура
Жизнь Горького я рассматриваю в религиозном свете, потому что Горький, по моему глубокому убеждению, прежде всего религиозная фигура

- Почему вы написали эту книгу именно сейчас? Ведь, казалось бы, Горький не является самым востребованным сегодня писателем?
- Потому что издательство «Молодая гвардия» мне эту книгу заказало и выплатило аванс. Прожить на этот аванс полтора года, пока писал книгу, конечно, было невозможно, а с журналистской работы временно пришлось уйти.

Но я понял: или сейчас, или никогда. Раз сверху прозвучал «звонок», надо писать. Опять же Игорь Петрович Золотусский, автор книги о Гоголе в серии «ЖЗЛ», мне говорил: «Павел, если вы не напишите эту книгу, ее не напишет никто». Вот так уж вышло.

- Вы пытаетесь показать современность Горького как писателя для тех, кто воспринимает его скучной фигурой из школьного учебника…
- Этот писатель созвучен нашему времени абсолютно. Пьеса «На дне» неисчерпаема в трактовках, как «Гамлет» и «Чайка». Другое дело, что Горький – фигура слишком большая для нас.

Мы сейчас боимся «большого», эдакая культурная «макрофобия». Отсюда, в частности, такая любовь, например, к Довлатову (камерный) и нелюбовь к Солженицыну (неохватный). Вот и Горький многих пугает. Четыре тома «Самгина» и так далее. А я как раз большие фигуры люблю.

- Как бы вы определили жанр исследования?
- Я бы определил жанр этой книги как духовная биография.

Жизнь Горького я рассматриваю в религиозном свете, потому что Горький, по моему глубокому убеждению, прежде всего религиозная фигура. Это человек, который пытался создать религию Человека и протянуть мост между Ницше и социализмом. Поэтому книга местами читается довольно тяжело, я понимаю это.

Не хватает рассказа о женщинах Горького, а их у него было немало. Но я сознательно пошел на это. О женщинах напишут другие. Того, что о Горьком написал я, не напишет никто.

Например, о том, что главный источник его трагедии – это нелюбовь матери к своему сыну, который стал невольным отцеубийцей. Когда молодой Пешков это осознал, он возненавидел мир, в который поселил его Господь Бог, возненавидел Бога и всю жизнь пытался доказать, что Человек может сделать землю прекрасной, а Бог сделал ее ужасной.

- Как долго вы писали книгу и собирали материалы?
- Писал полтора года, материалы собирал с середины 80-х годов, в том числе архивные.

- Какие личные открытия поджидали вас во время написания этого текста?
- Ну, если не считать открытием то, что Горький – религиозная фигура, то есть и конкретные небольшие открытия. Например, ницшеанские мотивы в творчестве Горького, причем очень глубокие, появились раньше, чем он Ницше прочитал. Скажем, «Макар Чудра» – очень серьезный ницшеанский «трактат», а писал его молодой Пешков, который с Ницше знаком не был. Просто они мыслили в одном ключе.