Владимир Мамонтов: Он мне Европой в харю тычет

Есть у меня знакомый, который любит повторять: «Володь, ты просто еще не дорос до понимания европейских ценностей, демократии. Понимаешь, демократия – это классическая музыка политики и общественной жизни. Брамс. Дебюсси. А ты все Дунаевского слушаешь».

Все мы люди, все человеки. И Шендерович, и Шухевич. Даже Саня Билый

Не без этого, отвечаю, есть такой грех. Но! Про Брамса врать не буду, а тут вот Дебюсси недавно слушал, симфоническую поэму «Море». Понравилось. Детство вспомнилось, бухта Горностай и ловля чилимов. Берет за душу. Конечно, не как «Цеппелины» или, там, «Не забывай родной заставы», но в один ряд с Here, There and Everywhere поставить могу.

Да и не вяжется, честно говоря: не может быть демократия такой нежной. Прямо рафинад и кружева. Сноб ты, говорю, а не демократ, раз не подпускаешь в свой уютный круг нас, широкозахватных поклонников разного, не всегда евроутонченного.

Так вот и жили, ведя беседы: он мне Европой в харю тычет, я ему родной заставой под дых.

И хорошо жили. Ему без меня трудно: над кем трунить? Перед кем перья распускать и на чьем фоне утонченно выделяться? Да и я, человек сугубо городской и в очках, вдруго ощущал в себе некую былинность, приправленную доскональным знанием творчества The Beatles, когда уязвлял его недостаточной верой в Олимпиаду, царя и отечество.

Вообще симбиоз заклятых друзей, ролевые игры в убеждения и пристрастия – вещь очень важная, слегка волнующая и демонстрирует здоровье общественного организма.

Кроме нас, тоталитарных россиян, некому быть выруганными, обвиненными; некому украинцам излить душу, некого обштопать по-мелкому (фото: Zurab Kurtsikidze/EPA/ТАСС)

Недавно на программе «Право голоса» я вспоминал свою любимую байку про милого украинского националиста, который, едва приеду в Киев, обрушивал на меня рассказы о гетманах, оселедцах, Лесях-поэтессах, пел, декламировал, плясал гопака.

Не забывая костерить меня имперцем. Я выносил это не просто терпеливо, а с неподдельным интересом, поскольку... Поскольку это и вправду было мне не безразлично.

Однажды я поинтересовался: «А чего ты не компостируешь всем этим мозги американским друзьям? У тебя ж их полно. А с нетерпением ждешь меня?» «Воны мене не слухають», – честно признался он и закручинился.

Парадокс нынешней ситуации на Украине в том, что всячески дистанцируясь от России, гонят пургу про «живое творчество масс, последовавшее за майданом» (копирайт Вадима Карасёва, украинского политолог ешё недовно ходиший со вполне битловской гривой), всячески подчеркивая, что теперича «никогда мы не станем братьями», коллеги приаттачены к России намертво.

Из их чаяний в Европе вскоре будут делать собачий корм, а сказать-то ничего нельзя – пан прогневается.

И получается, что кроме нас, тоталитарных россиян, некому быть выруганными, обвиненными; некому излить душу, некого обштопать по-мелкому, некого потроллить «старшим братом», некого позадирать так, чтобы довольство и тепло разлилось по украинским головным полушариям. Добре, добре, пусть покрутится москальский чертяка на виртуальной сковороде, раз уж так получилось с реальным котлом.

Да не забудет прислать угля и газу по самой низкой цене, а мы пока подоговариваемся насчет летального оружия. А что? Главное ведь верить, что украинская государственность с живым творчеством масс в летальной опасности, и ясно, откуда опасность! Ну не от Байдена же, не от Саакашвили. Не от Нуланд. Це братья. И сестры.

Но тут есть одна закавыка: чем дальше заходит конфликт, тем серьезнее наши с приятелем лица, тем злее обвинения, тем отвязнее лексика, тем тоннельнее сознание. Увы, я и по себе это замечаю. С каких-то пор я престал умиляться вышиванками. Да и мой националист мне не звонит и не пишет.

Зато на программе «Пятого канала» познакомился по скайпу с депутатом Рады Гончаренко, тем самым. Что в Одессе. Его в наипрямейшем эфире российского телеканала спрашивают: а как вы оцените с точки зрения евросвобод запрет на аккредитацию наших журналистов? Отмену въезда по внутренним паспортам? А он отвечает: что говорить о ваших журналистах у нас, если меня задержали у вас?

Это мы знаем, говорим, а некоторые вам даже сочувствуют, хотя после Одессы это непросто. Сейчас не об этом. Как насчет цензуры, отключения телеканалов и прямого запрета? И он слово в слово повторяет: что говорить о ваших журналистах у нас, если меня задержали у вас? «Может, там пленку заело?» – подумал я. Но эфир-то прямой! По скайпу! Какая пленка? Ведущий сделал еще один заход. И опять ответ тот же.

Это тупик, граждане. Мы с ними как с людьми, а они считают нормальным жечь «колорадов» в Одессе, прилетать в Москву хоронить Немцова, показывать справку про травму живота. Последнее, видимо, правда, поскольку ненависть тут и правда животная. Такого спрашиваешь: любишь, что ли, Бандеру, уважаешь Шухевича? А он: Майдан пробудил живое творчество масс.

Млеешь, что ли, от волынской резни? А он: а у меня на границе 15 минут проверяли паспорт. Считаешь, что российские СМИ надо запретить, их журналистов выслать, и это есть путь в Европу? Полагаешь, что Крым тоже заслужил участь Донецка и Луганска, где тысячи полегли от снарядов карателей? А он: в Москве мне живот травмировали.

После таких бесед смотрю я в мрачные закоулки своей души и думаю: а может, парадоксально прав Виктор Шендерович* в своей последней биоклассификации, и мы не только не братья, но и разные биологические виды с некоторыми поганцами?

Но нет, гоню эту мысль, потому что в силу традиционного советско-дарвинистского образования знаю: все мы люди, все человеки. И Шендерович, и Шухевич. Даже Саня Билый, что уж про отдельных депутатов Рады говорить. Да и дед моей мамы был украинец.

Я, конечно, тоскую по временам, когда мы в Киеве могли у Днепра спорить с визави, а потом слушать – хоть Дунаевского, хоть Дебюсси. Но я наберусь терпения и подожду. Терпение и прощение – это ведь тоже вполне европейские ценности, с излишком – к счастью для многих травмированных животов – свойственные русскому человеку.

* Признан(а) в РФ иностранным агентом