Реформы без воли и разума еще долго будут называть перестройкой

23 апреля 1985 года избранный за полтора месяца до этого генеральным секретарем ЦК КПСС Михаил Горбачев выступил на пленуме ЦК – высшем органе власти страны в то время. Доклад генсека назывался «О созыве очередного, 27-го, съезда КПСС и задачах, связанных с его подготовкой и проведением» – но по сути это была первая программная речь, обосновывавшая необходимость реформ в СССР.

Генсеку необходимо было просто задуматься о том, как он собирается управлять огромной страной в эпоху перемен

Сказать, что она была неожиданной, нельзя – как в руководстве страны, так и в самых разных слоях советского общества хорошо осознавали необходимость серьезных изменений. Другое дело, что не было единого понимания – каких именно. Но было общее ощущение потери динамики развития, драйва.

Непрерывный рост уровня жизни в послевоенный период привел к тому, что людям банально не хватало всего – от качественной одежды до новых машин. Советская плановая экономика медленно реагировала на изменения спроса. Особое раздражение отсутствие изобилия, конечно же, вызывало в первую очередь у тех, кто мог сравнивать с положением дел за границей. Это была не такая уж и маленькая часть общества, учитывая, что в нее входили не только дипломаты или имевшие дело с зарубежьем чиновники, но и военные из контингентов в соцстранах, и туристы, достаточно массово выезжавшие в Восточную Европу, и гражданские и военные специалисты, работавшие в странах третьего мира. Не получается с коммунизмом – так давайте хоть колбасу с джинсами: примерно так выглядели претензии небольшой, но активной части советского общества, немалая доля которой была сосредоточена в столице.

Возразить ей партия мало что могла – аргументы про безработицу, которой у нас нет, а там «человек человеку волк», не воспринимались неудовлетворенными потребителями. К тому же кто бы стал рассказывать им об советских ценностях – в той же Москве в комсомольском активе все больший вес набирали будущие «комсомольские олигархи», то есть молодежь, не верившая ни в какие ценности, кроме материальных.

Идеологическая атмосфера в самой партии была душной – по причине как укоренившегося догматического толкования марксизма и отказа от его творческого развития, так и вымывания в среднем партийном звене идейных коммунистов приспособленцами и карьеристами. Да, они составляли заметное меньшинство в общей массе номенклатуры – но именно их поведение вкупе с открытым цинизмом представителей «теневой экономики» (вышедшими на свет в 70-е годы), процветавшей в первую очередь в столице и южных национальных республиках, и порождал то отношение к номенклатуре как к «зарвавшейся и оторвавшейся».

Внешнеполитическая ситуация была, конечно, напряженной. Противостояние с Америкой, гонка вооружений, шестой год шла война в Афганистане. В стране не было настроя ни на конфликт с США, ни на сближение с Западом – соревнование воспринималось как данность. Люди гордились тем, что страна стала одним из двух мировых лидеров, и расстраивались из-за того, что мы уступаем тем же США в уровне жизни.

Но если говорить все-таки о каком-то главном ожидании большинства народа, то его можно было охарактеризовать просто: надо наводить порядок. В управлении, в работе, в организации жизни – в том числе и через кадровую чистку, ведь во многих регионах у власти сидели кланы, сложившиеся за двадцать лет непрерывного руководства одного и того же первого секретаря. Порядка ждали от Андропова – но он вскоре умер, и теперь его же ожидали от Горбачева.

То, что порядок должен быть достигнут в результате реформ, тоже не вызывало возражений. Так что новый генсек имел огромный кредит доверия. И 23 апреля он предложил свой план – который потом получит название перестройки, хотя в самой речи на пленуме Горбачев все три раза употреблял это слово не в качестве лозунга.

Главный пафос его речи сводился к тому, что СССР развивается медленно, и нам нужно ускориться, что можно сделать, только перестроив все управление экономикой. Причем нужны качественные, а не количественные изменения – перевод экономики на интенсивный рост через увеличение производительности труда до высшего мирового уровня и кардинальное ускорение научно-технического прогресса. Научно-техническая революция вообще подавалась тогда Горбачевым как главная задача – «речь идет по существу о перевооружении всех отраслей народного хо­зяйства на основе современных достижений науки и техники».

А перестройка – как изменение системы управления экономикой. И самих предприятий – «Сейчас нам стала яснее концепция перестройки хозяйственного механизма... Нужно смелее двигаться вперед по пути расширения прав предприятий, их самостоятельности, внедрять хозяйственный расчет и на этой основе повышать ответственность и заинтересованность трудовых коллективов в конечных ре­зультатах работы». И управляющих органов – «Следует начать практическую перестройку работы и верхних эшелонов хозяйственного управления, нацелить их прежде всего на решение перспективных социально-экономических и на­учно-технических задач».

На эту тему
• Горбачев: Не намерен покидать Россию, что бы ни случилось
• Горбачев назвал причиной конфликта на Украине срыв перестройки

«Истори­ческие судьбы страны, позиции социализма в современном мире во многом зависят от того, как мы дальше поведем дело, – повышал планку Горбачев. – Широко используя достижения научно-технической революции, приведя формы социалистического хозяй­ствования в соответствие с современными условиями и потребностями, мы должны добиться существенного ускорения социально-экономического прогресса. Другого пути просто нет...»

Действительно – все сказанное вполне разумно, тем более что «высшим смыслом ускорения социально-экономического развития страны» Горбачев объявлял «неуклонно, шаг за шагом повышать бла­госостояние народа, улучшать все стороны жизни советских людей, создавать благоприятные условия для гармоничного развития личности».

Не получилось ничего – ни ускорить, ни создать, ни даже сохранить. Никто из советских людей, слушавших или читавших доклад генсека, не мог и предположить тогда, что всего через шесть с небольшим лет ни от страны, ни от ее социального строя не останется камня на камне. Несомненна его личная огромная вина в случившемся. Обладая всей полнотой власти, он не имел ни четкого плана действий, ни хотя бы воли в проведении своего курса. Хотя какой курс мог быть у того, кто не был ни марксистом, ни имперцем, ни националистом, ни даже хотя бы жестким прагматиком-реалистом?

Отсутствие стратегического видения он заменял тактическими шараханиями, кадровой игрой и борьбой за личное политическое выживание. Вместо обещанной им экономической реформы с упором на научно-техническую революцию он начал одновременно, а потом и выведя ее на первое место, политическую реформу, открывшую идеологические дискуссии о прошлом и будущем, стимулировавшую межнациональные противоречия и общий хаос в умах и сердцах.

Но главное – он полностью разбалансировал всю систему управления страной и экономикой. Через бесконечные замены руководителей регионов, министерств и предприятий (чего стоят хотя бы выборы директоров коллективами), перераспределение полномочий между различными уровнями власти, через стремительное и самоубийственное ослабление роли КПСС как несущего хребта всей вертикали власти.

За четыре года, к концу 89-го, Горбачев сумел не только дезориентировать всю управленческую верхушку, но и вызвать разброд и шатание в национальных окраинах, породить серьезные опасения насчет грядущей реставрации капитализма у большинства и надежды на свободный рынок у меньшинства, подорвать позиции СССР в Восточной Европе и обречь на исчезновение социалистическое содружество – при этом исходя из самых благих пожеланий. Даже в Китае его приезд весной 1989-го символически совпал с главным испытанием для китайских реформ – волнениями на Тяньаньмэнь, став их дополнительным катализатором.

После знакомства в Пекине с Горбачевым Дэн Сяопин охарактеризовал его своим соратникам коротким и нецензурным словом, описывающим умственные способности советского руководителя – и в этом не было ничего от китайского высокомерного отношения к иностранцам. Просто старого многоопытного китайца удивили не только, мягко говоря, наивные представления Горбачева о мировой политике, но и его подход к реформам – ведь Дэн решал тогда задачу ускорения развития страны совсем иными методами.

Китай стартовал со своими реформами на несколько лет раньше Горбачева, в конце 70-х – и начинал с неизмеримо худших позиций, чем СССР. К концу 70-х КНР, столь же сложная в управлении, как и СССР, пришла с еще более жесткой плановой экономикой и идеологической системой, с совершенно устаревшей промышленностью и гораздо более низкими стандартами жизни. Вдобавок ко всему Китай всего за несколько лет до этого вышел из десятилетия разрушительной культурной революции. И что в итоге? Реформы Горбачева провалились, а Китай совершил фантастический взлет – за треть века став первой экономикой мира и державой, осуществляющей глобальную экономическую экспансию.

Никакой особой трудолюбивости китайцев нет – русские люди при необходимости могут работать столь же слаженно и производительно. Китайцам просто повезло с реформатором – Дэн без лишних слов стал проводить земельную реформу, а для создания промышленности привлек иностранные инвестиции в специально выделенные экономические зоны, создавая совместные предприятия под жестким партийным контролем. Дело не в том, что Горбачеву нужно было создавать свои особые экономические зоны или начинать с реформы на селе, идти по китайскому пути – нашему генсеку необходимо было просто задуматься о том, как он собирается управлять огромной страной в эпоху перемен. Даже не говоря о том, что у него не было плана реформ – просто как управлять 11 часовыми поясами с десятками народов, если сломать существующую вертикаль власти?

Конечно, он не думал, что ломает ее – просто реформирует, перестраивает. Но уже к концу 1989 года ему стало понятно, что он теряет поддержку в партии – и тогда он решил перенести центр тяжести власти с партийных на советские структуры, а потом и вовсе на созданный им институт президентства: то есть заботился о собственной власти, а не об управлении страной.

Горбачев всегда юлил и выворачивался – и в итоге довел страну до августа 1991-го, когда его обманутые соратники попытались спасти страну от фактической ликвидации, угрожавшей ей в результате подписания нового федеративного, а по сути конфедеративного договора. Да, Горбачев формально не убивал СССР – это сделал Ельцин – но по сути именно он сделал все для того, чтобы это произошло. Да, формально он не отказывался от социализма – это произошло при том же Ельцине – но именно он подготовил почву для того, чтобы пришли Бурбулис и Гайдар.

Поражение Горбачева-реформатора стало не просто самым страшным провалом правителя России в ее истории – оно привело к катастрофическим результатам для всей страны. По счетам тех «реформ» мы платим до сих пор – и будем платить еще долго, начиная с Донбасса и заканчивая бомбой социальной несправедливости, заложенной в фундамент нашего общественного строя. Но главный урок из опыта Горбачева мы все-таки извлекли – для того, чтобы действительно перестроить что-либо у себя дома, нужно иметь волю и разум. А не желание удержаться у власти или прийти к ней.