7 апреля 2014 года в столице Донбасса была провозглашена Донецкая народная республика.
В украинско-донбасской войне обе стороны преследуют множество целей
Три года назад в Донбасс прилетели ветры Русской весны. Примчались они из Крыма, понятное дело, внушив множество надежд, осуществления которых многие тысячи из донецких людей уже и не увидят. Они погибли.
И все-таки каждую весну, задавая себе вопрос, что было бы тогда, в апреле 2014-го, если бы мы могли провидеть свое будущее, могу сказать определенно – все было бы точно так же.
И пророссийские митинги, невиданные даже для Донецка, видавшего и зрелище грозных шахтерских забастовок, и разнокалиберные российские флаги над административными зданиями, и штурмы милиции, прокуратуры, СБУ.
Да и все то, что пришло в апреле после Славянска, когда, как пожар в лесу, пошел пожирать все украинское в регионе парад независимости городов, городков, сел. И на референдум 11 мая 2014 года точно так же валом валили бы толпы – семьями, домами, целыми улицами.
Для утверждения уверенности в этом не нужны усилия социологов – все это донецкие за три года обсудили между собой до мелочей, до пунктиков.
Три года – немалый срок и для осмысления произошедшего. Уже и книги написаны о том, что и как все было.
Нестандартные события донецкого восстания породили и свою мифологию, и свой стиль отношения к ним. Но вот объяснению – то есть ответу на вопрос «почему?» – внимания уделяли мало и участники донбасской революции, и их противники. А если объясняли, то, как правило, все сводилось к самым простым объяснениям.
Между тем невозможно понять смысл донецкого восстания без представления о его истоках. Можно, конечно, продолжать пользоваться пропагандистскими клише, но это чревато повторением многих ошибок, без которых можно было бы обойтись, не оплачивая их людскими жизнями.
Так что без исторического экскурса, хотя бы самого скромного, не обойтись.
Двадцать с лишним лет назад один из харизматичнейших донецких культуртрегеров, поэт и философ Игорь Галкин отрезал: «Привыкайте, мы живем на оккупированной Украиной территории».
Мысль прижилась, она стала одним из основных тезисов внутреннего сопротивления насильственной украинизации и европоцентризму, которые безуспешно, но весьма рьяно Киев пытался насадить в сугубо русском Донбассе.
#{smallinfographicright=770856}Когда мы говорим Донбасс, то практически всегда говорим о Донецке и Донецкой области бывшей УССР.
Дело тут и в культурно-исторической традиции, и в перекраивании большевиками карты Донецкого бассейна по своему усмотрению в свое время. И в том, в конце концов, что Луганская область образовалась в далеком 1938 году путем отрезания от большой Донецкой части районов.
Нынешняя Донецкая народная республика как часть бывшей Донецкой области была сколочена в 1918–1924 годах из кусков двух губерний – Екатеринославской (больший) и Харьковской (меньший), а также части земель уничтоженной к тому времени области Войска Донского.
В экономическом смысле это была срединная часть былой Донецко-Криворожской республики – одного из нескольких буферных государственных образований, созданных комвластью в ходе Гражданской войны в России (1918–1922).
От нее оторвали железно-рудную часть – Кривбасс, да столицу из Харькова перенесли в индустриальную, но очень провинциальную Юзовку, ставшую городом Сталино.
В этническом же плане образовался трехслойный пирог. Север (Славянск – Краматорск – Лиман – Бахмут) говорил на том малороссийском наречии, которое чаще принято называть суржиком, ибо в те края с начала XIX столетия помещики активно перевозили своих крепостных из Подолии.
Дымящий заводами и пылящий рудными отвалами центр (Гришино – Горловка – Сталино – Макеевка – Енакиево – Чистяково – Ровеньки) был исключительно великорусским. Потому хотя бы, что промышленный Донбасс, явившийся России и миру в 1870-х годах, был создан трудом орловских, курских, смоленских, тамбовских, рязанских и пензенских крестьян на деньги британских, французских, бельгийских, а позже и американских предпринимателей.
Малороссы чуть не до окончания Великой Отечественной крайне неохотно шли на шахты. Еще и после войны можно было услышать в Донбассе старинное присловье: «В шахте встретишь кого угодно, кроме цыгана, еврея и хохла».
Ну и наконец, юг – от Донецка до самого Мариуполя тянется территория, на которой густо перемешаны греки (из Крыма и из Греции), украинцы и русские. Села столь разные, да и давно смешавшиеся по крови, идут чересполосицей. Раньше были еще болгары, немцы и армяне. Встречались и еврейские колонии, в одной из которых, кстати, родился знаменитый анархист Лев Задов, адъютант батьки Махно, фантазией писателя Алексея Толстого превращенный в одессита и начальника всей махновской контрразведки.
Весь этот этнический котел, однако, давно сварил свое «кушанье». И оно оказалось совершенно русским. И в культуре, и в ментальности, и в отношении к власти, и в труде, и в верованиях. Остальные вкусовые добавки только добавили аромата в это варево.
Поэтому при всех волнах советской украинизации жители Донбасса оставались русскими. Им так было удобнее всего.
Русскость в Донбассе всегда была прагматичной, но русскость в Донбассе всегда была и новаторской – перечень благоприобретенных за 150 лет отличий дончан от великорусов центральных губерний занял бы довольно много места, поэтому ограничимся только двумя свойствами донецкого характера – независимостью и конформизмом.
В одной из бесед с известным донецким журналистом и политологом, автором книги «Донецко-Криворожская республика. Расстрелянная мечта» Владимиром Корниловым как-то пришлось услышать от него сетование на этот самый конформизм.
Почему сетование? Потому что именно внутренняя вера донецкого человека в возможность договориться с кем угодно всегда отделяла его от достижения желаемого результата.
Как это уживалось в одном флаконе с независимостью? Да потому и уживалось, что каждый из донецких полагает себя полностью свободным в действиях, но числит это же право за другим человеком.
Насилие вообще-то не в чести в Донбассе, несмотря на сложившиеся стереотипы об этом крае. Насилие здесь крайность, которая просто случается во время работы в забое или у доменной печи гораздо чаще, чем в других профессиях.
Конформизм здесь всегда был присущ представителям прежде всего элит, руководителям всех рангов.
Поэтому, например, имея с 1978 года полное право на строительство метрополитена как город-миллионник, Донецк провозился с реализацией этого права до развала СССР, после чего строительство тянули больше 20 лет, да так и бросили недостроем.
То же самое и в экономике с политикой.
Ресурсы и независимость очень быстро дали возможность Донбассу получить самую благополучную жизнь по отношению к другим регионам Украины, которая за почти столетнее владение Донбассом, доставшимся ей от щедрот России, так и не смогла понять своей подчиненной роли в этом регионе.
И пыталась взять свое, заполнить пространство в Донбассе единственно понятным ее сельскохозяйственному разумению способом – силой!
Следствием этого стала полная русификация сознания населения области при бешеных атаках украинизаторов на формальном уровне. Притом что этнических украинцев в Донецкой области к развалу СССР было даже немного больше, чем русских.
Практически на всех парламентских и президентских выборах этот протестный дух населения края определял и протестное же голосование. Не за Кучму, а против Кравчука, не за Януковича, но против Ющенко, Тимошенко.
Напрасные старания донецкого бизнеса стать своим в Киеве, договориться, уладить дело по-тихому сыграли с ним плохую шутку: к тому времени, когда он решил пойти-таки во власть, на днепровских кручах все уже было плотно обсажено националистами из Галичины или националистическими парнями и девчатами в вышиванках из центра Малороссии.
Первый штурм цитаделей власти донецко-луганским истеблишментом был провален. Да и вся последующая политическая история Донбасса в составе Украины – не более чем череда сплошных поражений, неудач и пирровых побед, завершившихся тем, что решивший стать более украинским, чем галичане или полтавцы, донецкий бизнес-народ стал сам в родном краю пропагандировать «украинство» и «европейский выбор».
Их землякам это страшно не понравилось. Еще бы! Наряду с социальным неравенством, которое в крупном клановом бизнесе, несомненно, играет не такую и важную, но очень уж приметную роль, на горизонте региональной жизни замаячило еще и языковое, этническое угнетение.
Тем более что все годы жизни в «незалежной» Донбасс уже гнул шею в националистическое ярмо. Достаточно вспомнить, что из 130 школ в столице Донбасса осталось всего несколько с русским языком обучения, пенсионерам постоянно приходилось напрягать зрение, чтобы понять новоукраинский язык галичан в инструкциях к лекарствам, а судящимся – нанимать переводчика с малороссийского на великорусский. Могло ли все это не угнетать?
Последней каплей в чаше унижений стало открытое покушение на общерусские и советские идеалы, попытка навязать донбассовцам новых «героев» Украины – Мазепу, Петлюру, Бандеру.
Донбасс к 2014 году напоминал бочку с бензином. И спичка для нее нашлась – государственный переворот, осуществленный националистами при поддержке Запада.
Шахтерский край припомнил все. И как при большевиках еще русские земли с русским населением отдавали в состав Советской Украины (чудом выскочили тогда из нее Таганрог и часть ростовских земель угольного Донбасса – Миллерово, Гуково, Шахты), и как проводили украинизацию в 20-х и 60-х годах, и, самое главное, отставив в сторону свой знаменитый конформизм, – как господа из Киева и Львова пытались убить насилием во всех сферах жизни русскую душу народа.
Надо сказать, что в самом начале донбасского восстания можно было слышать голоса сомневающихся: никакого, дескать, прорусского движения у вас в крае угля и стали не было, да вдруг вы такие русские сделались.
Именно для таких и было выше рассказано о том, кто создал индустрию Донбасса, о той самой пассионарной силе русской глубинки, которая и вытесала из угольных пластов Донецкого кряжа самобытный облик русского Донбасса.
Ну а потом, кто вам сказал, что ничего не было?
Еще в конце советской власти в Донбассе появилась общественная организация «Интердвижение Донбасса», которая с рядом родственных самодеятельных структур организовала еще в 1994 году региональный референдум, на котором подавляющее большинство донбассовцев высказалось за русский язык в качестве второго государственного и федеративное устройство Украины.
Если бы к народному волеизъявлению тогда прислушались, сколько жизней можно было бы сохранить сегодня.
С середины 90-х годов в Донецке появилась идейная трибуна русских людей – газета «Донецкий кряж», козырным пером которой и лучшим штыком борьбы с украинским национализмом в Донбассе стал талантливый публицист Дмитрий Корнилов. Роль «Донецкого кряжа» и лично Дмитрия Корнилова в защите русских прав трудно переоценить.
Летом 1998 года при поддержке ряда патриотично настроенных бизнесменов и журналистов в Донецке появилась газета «Русский курьер», редактировал которую автор этих строк.
Газета с первого номера заявила, что смыслом своего существования видит сохранение единства русских Донбасса, Новороссии, всей Украины в конце концов, создание общего информационного пространства для всех трех русских народов и русских языков, а также всех наших соседей и братьев против узколобого селянского шароварства, провинциализма, непременно вырождающихся в расизм и национализм.
Правда, «Русскому курьеру» было суждено просуществовать недолго – менее двух лет. Для закрытия ее привлекались серьезные политические и идеологические силы – указание прекратить ее выход отдавал (негласно, конечно) лично тогдашний губернатор Донецкой области Виктор Янукович.
Некоторый успех проукраинской реакции вызывал определенную растерянность русских сил в Донбассе. Но все равно продолжал выходить, хоть и с определенными проблемами, «Донецкий кряж», свои акции организовывала региональная «Славянская партия», которую возглавлял доцент Донецкого госуниверситета Александр Базилюк.
А в середине этого десятилетия в Донецке появилась знаменитая «Донецкая республика» с Андреем Пургиным во главе. Для уничтожения этой организации были задействованы СБУ, суды, прокуратура, многочисленные СМИ. Но именно «Донецкая республика» стала последней ступенькой на пути русского Донбасса к независимости от Украины.
Необходимо подчеркнуть и такое обстоятельство. В украинско-донбасской войне (думается, смело можно так называть этот конфликт) обе стороны преследуют множество целей.
Что касается Донбасса, то, понимая прагматический интерес Донецка/Луганска (возвращение в состав России в среднесрочной перспективе, улучшение уровня жизни, отказ от подчинения народной жизни интересам олигархов), есть и чисто идеологические мотивы.Их в дни, когда разгоралось сражение за Славянск, очень точно сформулировал луганский писатель Бобров: это война за человеческое достоинство.
С этим сложно не согласиться. Особенно если учесть, что здесь, в Донбассе, в наиболее яркой форме всегда выражалась мысль Н. Бердяева о сути русского понимания свободы как никем и ничем не ограниченной воли.
Это понимание, пересекаясь с жизненно необходимой трудовой дисциплиной на объектах индустрии, дает суть донецкого характера.
Таким образом, истоками донецкого восстания четырнадцатого года стали этническое происхождение, глубоко русское понимание жизни и труда, обостренное чувство справедливости и свободы. А также, безусловно, историческая память населения края.
Что же до смысла осуществления почти столетнего ожидания возврата в Россию, то тут кажется логичным оформление его в республиканскую модель.
Модель буферного государства между «Большой Россией» и ее врагами не нова. Она воплощалась и в автономии гетманской области Малороссии в эпоху между Хмельницким и Мазепой, в судьбу Молдавии и прочих волошских княжеств, Болгарии, Черногории.
А во время Гражданской войны в России таких государственных образований было несколько, самыми известными из которых стали ДКР тов. Артема и ДВР тов. Блюхера.
В известном смысле Донбасс всегда был буфером между громадой русского материка и его будущностью. И тогда, когда разделил крестьянский мир Российской империи на сельскохозяйственное вчера и индустриальное завтра, и тогда, когда саму промышленность во время СССР делил на старые и новые методы производства.
И во всех этих смыслах отчетливо видна роль Донбасса как искупительной жертвы, приносимой Россией молоху прогресса и идеалу справедливой жизни будущего.
Несомненно, не все в регионе осознают эту роль, но все на нее работают.
