Эти надломленные рыцари ходят и будут ходить в школы

@ из личного архива

3 сентября 2015, 17:39 Мнение

Эти надломленные рыцари ходят и будут ходить в школы

Сейчас во дворах от мальчиков и девочек можно услышать за минуту мат, слово «сепары» и трогательное «буль-буль-пирожок» – такой же незрелый заквас булькает сантиментами и брутальностями во взрослых головах на Украине.

Дарина Хаевская

публицист

Сложив руки в манерном жесте стареющей звезды немого кино, замер на билборде ангажированный трендом лидер «Решительных граждан» Борислав Береза. Репетирует. Сытый хищный кукушонок, один из десантников-диверсантов, сбежавший из прохудившегося гнезда «Правого сектора*» и ловко заброшенный на чердаки-головы «решительных граждан». В этих чердаках бьют крыльями мысли о прокорме и выживании, а больше там ничего не должно быть.

Суд над Коцабой – зрелище для украинцев, европейцев и психиатров

Все как во сне, в провинциальной оперетке: сентиментально-пафосной, трагикомичной настолько едко, что вышибает слезу у любого с плохим иммунитетом. Пьеса обросла пылью заезженных, но безотказных сценариев и до сих пор развлекает зрителей. Все смеются и плачут одновременно. Все хотят постоять у сцены, посидеть в партере, за кулисами подобострастно тронуть за рукав, смачно бросить помидор и накрыть руганью с галерки.

Во дворе две девочки, поделив между собой и разложив на теннисном столике огромные сахарные дражины, болтают о том, что слышали дома. «А у меня хорошие новости, в Константиновке арестовали...» – тоном своей мамы начинает одна девочка и тут же запинается.

«...Арестовали... э-эээ». Конфузится, запихивает за щеку драже. Она забыла, кого арестовали: это же мама вычитала в новостях о задержании «снайпера-сепаратиста» или «инструктора-террориста». Счастливая мама осчастливила новостью папу, а девочка, как бойкий птенец, утащила незамысловатое семейное счастье вместе с конфетами к подружкам во двор, растеряв половину по дороге. «А Константиновка в Донецке?» – запихивает в рот конфету другая девочка. «Ну да, кажется».

Сейчас во дворах от десятилетних мальчиков и девочек можно услышать за минуту мат, слово «сепары» и трогательное «буль-буль-пирожок» – такой же незрелый заквас булькает крайними сантиментами и крайними брутальностями во взрослых головах.

Волонтерша, исправно поставлявшая носки в зону АТО, пишет кипучий пост о том, как ей все надоело – и ей всерьез отвечает другая: «Ирочка, все точно, только не матерись, ты же не москалька».

Информационный эфир лопается от отчетов и эссе бравых солдатиков-пиарщиков, брошенных в последнюю волну мобилизации занимать и тормошить публику.

Ведущий телепародий на канадскую диаспору Майкл Щур, весь в камуфляже и с бандеровкой на маковке, фотографирует обсыпанную отвратительной крапивницей или потницей собственную руку. Солдатское негламурно-тошнотворное селфи.

«...День 32-й. На коже появились странные красные пятнышки. На животе, груди, спине, шее, лице и на руках. На ногах почти нет. Сегодня пятнышек больше. Меня повели в госпиталь. Завтра – к дерматологу. От чего эти пятнышки – непонятно, у меня такого в жизни не было. Что я ел из необычного перед тем, как заметил: два яблока, два персика, четыре виноградины, пару кусочков арбуза. Это ели и другие парни. Красные пятнышки – только у меня. Спокойной ночи!»

«...День 29-й. Вчера была температура 38,5. Сегодня проснулся весь мокрый – простыня, наволочка, матрац. Все мокрое. И, помните, я показывал фото подушки с грибком? Это не грибок. Это что-то другое. Может, краска. Спокойной ночи».

Телевизионный корреспондент, поехавший добровольцем Илларион, строчит прямо в окопах, на сдобренных кровью и потом листках, эссе, в надежде на будущую книгу.

«...Я сам не понимаю, как я распознал ту самую мину. Возможно, мое подсознание еще не забыло, как звучала приближающаяся авиационная ракета когда-то давно в Газе. И хотя специфичное шуршание мины на свист ракеты совсем не похоже, кое-что общее все же есть: если звук словно зависает над тобой, постоянно усиливаясь, значит, это по твою душу.

«Вниз!» – крикнул я М., скатываясь в заранее примеченное углубление прямо здесь, на склоне. По-моему, я успел дернуть ее за бронежилет. Не уверен. Так или иначе, М. оказалась в ложбинке почти одновременно со мной. Где-то в паре десятков метров шваркнул хриплый рык разрыва. Близко. Под подошвами ботинок что-то громко захрустело. Мне кажется, мы с М. посмотрели вниз одновременно.

Прямо под нашими ногами лежал невесть откуда взявшийся старый похоронный венок. Дурацкие нежно-розовые пластмассовые цветочки, переплетенные с ветками искусственной хвои, обвитые черно-золотой траурной лентой. Кажется, на ней было написано «От друзей». Синхронно мы подняли лица, посмотрев друг на друга... Это был первый, так сказать, персональный обстрел нас русскими. Именной».

Шваркнул. Хриплый. Дурацкий. Рык. Захрустело. Именной. Емко, как плевок во врага махоркой. Стопка литературно-пластмассовых банальностей, спрятанных на груди для потомков.

«...Их яркие блузки продолжали мерно покачиваться, проплывая мимо нас в своей параллельной реальности, где все еще существовали танцы, мальчики и поводы нарядиться на ночь, глядя во что-то еще, кроме бронежилета...».

А это о девушках и хрипло-хрустком столкновении миров. В эту минуту со своего дивана, продавленного ленивой задницей уклониста, читатель должен почувствовать хриплый, дурацкий, шваркающий, именной момент превращения младенчески нежно-розового украинца в будущего пациента с синдромом ПТСР.

С этим ПТСР, или, на худой конец, крапивницей, он будет жить надломленным рыцарем. Вращать безумными глазами. Соблазнять пробитой броней глуповатые яркие блузки. Гордиться и картинно падать под все подряд барные стойки, заслышав хлопки шампанских пробок.

Такие рыцари ходят и будут ходить в школы, чтобы рассказать, как они отвоевали мир для девочек с сахарным драже.

И для других, недостойных девочек – например, дочек Руслана Коцабы.

Их пухлый, не очень молодой и здоровый, не самый спортивный в мире папа – уклонист и изменник родины. Он не хочет посттравматических стрессовых расстройств, кроме тех, что уже получил в СИЗО. «Лучше меня убейте, чтобы не мучился я и моя семья!» – говорит из своей клетки Коцаба. И это не пафосная поза, а вопль отчаяния.

Суд над Коцабой – зрелище для украинцев, европейцев и психиатров. Показушное линчевание собирательного врага – из тех, кто еще на диване, но уже встает.

Мимо клетки проходят строем 58 свидетелей. Все равны, как на подбор: «эталон» генофонда и «цвет» нации – перед наглой рожей врага нации. Кипят негодованием, шипят ругательствами, бредят, невпопад отвечая на вопросы обвинителей. Дай волю – заплюют Коцабу той самой священной фронтовой махоркой.

Изменник родине Коцаба не украл миллиард. Не жонглирует четырьмя паспортами и офшорными счетами, куда текут европейские кредиты. Никого не убил, не поджег. Не похоронил коррупционные, политические преступления и махинации в могильнике закона о гостайне.

Но он преступник, каких Украина еще не видела, поэтому должен сидеть в клетке. А вместо психиатров на зрелище ездит адвокат Коцабы Татьяна Монтян, уставшая смеяться и ужасаться этому бесконечному хороводу.

* Организация (организации) ликвидированы или их деятельность запрещена в РФ

..............