В беседе с Александром Трофимовичем Семченко, представителем одной из групп российских протестантов, человеком уже немолодым, в советское время «сидельцем» за веру и распространение библейской литературы, известным своим крайне скептическим, если не сказать острее, отношением к священноначалию Русской православной церкви, обсуждая с ним вопрос его участия в одном общехристианском мероприятии, уважения ради я употребила термин «Церковь» применительно к протестантскому течению в России, чем вызвала у него явное раздражение. «У нас только одна Церковь, – прервал он меня, – ваша».
Как бы мы ни относились к демократии, с Церковью она несовместима
И эта его фраза – может быть, немного с оттенком досады – охватывала и всю проблематику русского протестантизма – неструктурированного, разрозненного, зачастую рассоренного между своими же общинами, подчас без стандартизированных богослужебных канонов, с различной трактовкой догматического наследия; и успех, и авторитет, и доминирующее положение в обществе русского православия: в силу иерархичности, устоявшейся каноничности, единой догматической базы, слаженности и отсюда огромной мощи института Русской православной церкви.
Парадокс в том, что очевидное протестанту, который, совершенно не симпатизируя православию, между тем признает и выделяет его абсолютно верное институциональное устройство, далеко не всегда очевидно православным верующим и даже православному духовенству.
Вот это несогласие – или иногда несогласие с Церковью (при этом обычно несогласные всегда подчеркивают: «Именно с институтом Церкви») – представляет собой часть огромной проблемы не только т. н. людей «церковных», но и общества вообще. Впрочем, последнее намного свободней в способах и средствах приведения себя в порядок, поскольку и цели перед собой полагает другие.
А церковному сообществу хорошо бы вернуться к истокам и возрождению собственного сознания: к Евангелию, к вере в Бога, в конце концов, потому что проблема неверия у современных верующих – вопрос уже не частный, это вопрос профанирования церковной жизни вообще.
Многие верующие, говоря «Церковь», подразумевают священнослужителей, а еще проще и вернее – лиц, ответственных за положение дел в Церкви. Такое миропонимание и мироощущение в корне противоречит духу Церкви, зато снимает с каждого из нас ответственность за то, что в нашей Церкви происходит.
Каждый из нас принял крещение во Христа, мы получили в пищу Тело Его, мы молимся «Отче наш» (именно «наш», а не «мой»), мы называем друг друга братьями и сестрами, нас объединяют одни заповеди, и Христос собрал нас потому, что Его жизнь – это собрание всех воедино, и любовь ко Христу собирает нас в Церковь, делая одним целым.
Церковь – это мы, но... «По тому узнают все, что вы мои ученики, если любовь будете иметь между собою». А если сегодня мы внутри Церкви разделены на «левых» и «правых», «либералов» и «консерваторов», «просвещенных» и «оголтелых», разве способны мы воспринять ту Любовь, которую открывает нам Евангелие? Мы разобщены, разруганы, расставлены по разным углам нашими политическими или человеческими взглядами, и зачастую мы не являем собой церковное единство – мы живем без любви.
Но откуда или как, каким образом, почему в Русской церкви сегодня появились консерваторы и либералы? Неужели прошлогодняя «Болотная» так изменила часть верующих? Или возвращение Путина в президентское кресло так потрясло церковный народ? Или эти противоречия долго тлели внутри нашего религиозного сообщества, и вот теперь всполохи огня видны для людей внешних?
#{religion}Почему стало возможным появление (или проявление) священника Дмитрия Свердлова, олицетворяющего часть либерально настроенных верующих? И самое интересное: почему мир, далекий от наших крестов, хоругвей и поклонов, далекий даже от самого священника Свердлова, который когда-то выбрал не славу мирскую, а жизнь церковную, делает его «героем нашего времени»?
Индивидуализм – то, за что мир без устали борется, – индивидуализм исказил и отравил церковное сознание.
Упреки либеральной части верующих в отношении Церкви, что она превратилась в «религиозный дом быта» посредством взимания мзды за требы, освящения машин-дач-квартир, крещения без оглашения или через встречи с властью и окормление религиозных нужд последней, могли бы стать существенными, но эти упреки от либералов к консерваторам – всего лишь часть правды.
Мы все: и либералы, и консерваторы – уже давно оставили за собой право выбирать в церковной жизни то, что нам нравится: от храма, в который ходим, до священника, которого слушаем, и до отрывков текстов Писания, применяемых нами по ситуации и в зависимости от нужд текущего дня.
Нам не понравилось то, что сказал один священник, хотя это может быть абсолютной правдой – voila! – мы найдем себе другого священника, который скажет нам то, что не будет нас коробить.
И это наше общее лицемерие по отношению к Церкви независимо от политических пристрастий, и то, что это мы извратили суть и смысл церковной жизни, лишает нас морального права поучать друг друга или, что еще хуже, обвинять друг друга как внутри церковных общин, так и во внешней среде.
Чудовищно то, что не только прихожане, но и настоятели в своих заблуждениях заходят столь далеко, что очертания ереси перед ними уже хорошо различимы. И это касается отнюдь не периферийных попов, ложно либо ошибочно трактующих Писание, либо искажающих богослужебные каноны, либо истово совершающих всякого рода «отчитки», нет! Это касается вполне себе «продвинутых», как говорят о них в народе, священников.
Так, например, прихожане отца Дмитрия Свердлова, искренне симпатизируя ему, презирали епископа, представителем которого Дмитрий Свердлов являлся и чью власть в своем приходе (согласно церковно-иерархическому укладу) осуществлял.
И сам Свердлов, и его прихожане забыли, что настоятель в приходе (в приходе как в части Церкви) представляет именно Церковь, ее догматы, ее иерархию, ее учение, а не самого себя, не свои идеи, не свои ценности.
И в этой связи интересы своего прихода (то есть свои и своих прихожан) он должен соотносить с интересами всей Церкви, с ее целями и задачами, потому что настоятель подчинен Церкви и ей подчиняет приходскую жизнь, а не наоборот.
В сущности же Свердлов был подчинен совершенно другим интересам, целям и задачам, не входящим в цели и задачи Церкви. И приход в лице своего настоятеля отстаивал приходские ценности перед Церковью –более-менее успешно, до тех пор пока Свердлова не запретили. Прихожане выбрали себе пастыря, через которого доносили до всего церковного (и не только церковного) сообщества свои идеалы, вынуждая всю Церковь принять эти идеалы за собственные или как бы признаться в том, что либеральные ценности и честные выборы* Церковь не волнуют.
К счастью, в Церкви невозможна демократия. Ее в Церкви никогда не было, нет и не будет, потому что Церковь не преследует никакие земные (человеческие) цели или задачи. В Церкви невозможна демократия так же, как она невозможна в армии или семье. Церковь состоит из людей, но основана не людьми, а Христом, и у нее одна задача – спасти каждого, то есть спасти всех нас. Через крещение, покаяние, прощение, благодать и любовь – всех привести к истине и спасению, к жизни во Христе.
Как бы мы ни относились к демократии, с Церковью она несовместима.
Случай со Свердловым может быть диковинным для нас в том смысле, что современен и расположен в тренде борьбы против власти, но как заблуждение с подменой смыслов – совершенно не нов. В этом же примерно ключе заблуждался Глеб Якунин, страдавший вообще всю свою жизнь и только потому, что либо не понимал, либо не сумел понять, спасать он хочет или спасаться. И в отстаивании своего права делать в Церкви то, что считает нужным, дошел до абсурда и был отлучен от нее. Правда, до этого еще он перешел под юрисдикцию Украинской православной церкви Киевского патриархата, но и оттуда ушел в Апостольскую православную церковь.
Похожий случай был с Яковом Кротовым, за исключением того, что в дьякона его рукополагали не в Русской церкви, а в Апостольской православной, откуда он тоже вышел, войдя в Украинскую автокефальную православную церковь.
Похожий случай – священник Георгий Кочетков, которого запрещали в служении на несколько лет и лишали прихода за несоответствие его учения учению православия. И это притом что им двигали вполне благие намерения – например, подготовка людей к принятию крещения. Но Кочеткову удалось развить такую систему катехизации, что, многоступенчатая, с множеством сторонних терминов, со старостами и наставниками, она становилась похожей на непреодолимый квест, постепенно обрастая явными признаками секты.
В результате прихожане Кочеткова пришли к выводу, что именно их система оглашения (подготовки к крещению) является единственно верной, именно их богослужения канонически выверены, именно их настоятель – настоящий священник, а другим приходам крупно не повезло.
Индивидуализм – и попытка выстроить свою церковь в рамках общины, оторванной от тела Церкви, – исказил и отравил церковное сознание. А там, где в людях хотя бы тень внутреннего превосходства, – там нет Христа. Вдумайтесь, насколько абсурдна сама мысль о том, что одни христиане лучше других, потому что прошли какую-то особенную систему оглашения.
Мы тянем в Церковь все человеческое, все мирское, потому что гораздо сложнее мораль, нравственность, честность, совестливость, заботу, любовь, любые духовные ценности – вообще все, что стоит внутренних трудов и сердечного напряжения, втянуть в мир. И вот немного нашего уродства то в этом храме, то в том, у кого-то гордость, у кого-то политические амбиции, у кого-то жадность, у кого-то глупость. Кого-то выводят за штат, кто-то уходит сам, а кто-то становится священником, и в Церковь приходят новые люди со своими новыми проблемами, и наша жизнь и борьба продолжаются.
В дискуссии, организованной после закрытого показа фильма «Расстриги» в исторической резиденции московских митрополитов в Черкизове, протоиерей Всеволод Чаплин сказал: «Человек ставил перед собой программу – например, сделать из Церкви политическую силу. Или вернуться к нормам XVII века. Или сделать Церковь двигателем демократии. Когда ничего из этого не получилось, особенно за достаточно большой срок, люди уходили. Потому что цель жизни, поставленная неправильно, не могла в принципе быть осуществлена в нормальной церковной общине».
Специально для газеты ВЗГЛЯД
* СМИ, включенное в реестр иностранных средств массовой информации, выполняющих функции иностранного агента
