«Первые свободные выборы»

@ kagarlitsky.narod.ru

31 октября 2011, 12:20 Мнение

«Первые свободные выборы»

Первые свободные выборы, проведенные после начала Арабской весны, стали не просто определенным политическим рубежом, но и культурным экспериментом. Дан старт новому политическому процессу, беспрецедентному для арабского мира.

Борис Кагарлицкий

директор Института проблем глобализации, постоянный автор деловой газеты ВЗГЛЯД

«Видите ли, Тунис – это вообще не африканская страна, а европейская, которая по географическому недоразумению находится в Африке», – рассуждал тунисский историк, демонстрирующий мне уникальную коллекцию античной мозаики в Национальном музее.

Дан старт новому политическому процессу, беспрецедентному для арабского мира

Мой собеседник говорил на безупречном французском и вообще был бы совершенно похож на парижанина, если бы не устойчивый средиземноморский загар, выдающий жителя южных широт. «А как же насчет демократии, – усомнился я. – Политические порядки-то у вас не совсем французские». Историк не стал возражать. «Да, с демократией у нас не очень... Но, знаете, у нас в Тунисе развита культура компромисса. Вот, например, наш предыдущий диктатор Бургиба. Во время своего правления он всё строил себе мавзолей в родном городе Монастыре. Когда его свергли, то поселили в маленьком домике, с хорошим видом на этот самый мавзолей. Там он и доживал. А ведь могли бы убить».

Судьба следующего тунисского лидера, президента Бен Али, тоже сложилась относительно благополучно, если сравнивать с участью его коллег и соседей, уже пострадавших от Арабской весны. Его не линчевали, как Каддафи, не отдали под суд, как Мубарака, не запустили ему во дворец ракету, как к йеменскому Салеху. Да и сам диктатор повел себя на редкость разумно. Он не стал бороться до последнего, а поняв, что дело доходит до настоящей революции, перевел краденые деньги в заграничные банки и смылся. Тоже в некотором роде культура компромисса.

После бегства президента страну охватила демократическая эйфория, сопровождавшаяся реальными изменениями. Было провозглашено университетское сопротивление, студенты и профессора стали сами выбирать себе руководство – от ректоров до деканов и заведующих кафедрами, на предприятиях укреплялись профсоюзы, полицейские стали выходить на демонстрации, требуя гуманного отношения к себе со стороны населения, а берберы вспомнили, что они вообще не являются арабами и у них есть собственные культурные права. Политики произносили речи, напоминающие выступления ораторов Французской революции. Журналисты писали обо всём этом, не боясь цензуры. И наконец, настал решающий день, когда население избрало собственную Конституционную Ассамблею.  Вот тут-то и обнаружилось, что Тунис, при всем сходстве с Францией, всё-таки несколько от Европы отличается: лидером голосования стала исламская партия «Ан-Нахда» (Возрождение), созданная  организацией «Братья-мусульмане*».

На протяжении всего периода независимости братство подвергалось гонениям. Президент Бургиба ислам не жаловал, говорили, будто в Рамадан он ел жареную свинину и запивал красным вином. Байка, конечно, но из разряда тех, что формируют культурную традицию общества. При Бен Али отношения власти и религии намного лучше не стали, а потом началась американская война с терроризмом, в которой почти все арабские режимы приняли активное участие и принялись искать среди своих подданных пособников «Аль-Каиды*». Носить бороду стало небезопасно.

Нетрудно догадаться, что «Братья-мусульмане», как и положено жертвам правительственных гонений, стали вызывать сочувствие общества. Но был и другой источник пополнения их рядов, весьма характерный для бывших французских колоний в Северной Африке. Хорошее образование давали столичные университеты, где преподавали, естественно, на языке бывших правителей. Образование на арабском давали провинциальные заведения, где учили хуже. А главное, их выпускников потом не брали на работу в приличные конторы, где нечего делать с таким плохим французским!

Помучившись некоторое время в различных второсортных конторах, унылых провинциальных газетах и заштатных университетах, эти люди постепенно проникались убеждением, что именно им известна великая сермяжная правда, становились почвенниками, что применительно к условиям арабской страны значит исламистами.

Именно они создали партию «Ан-Нахда», которая 23 октября 2011 года добилась исторического успеха, получив более трети голосов избирателей и заняв первое место на первых в истории страны свободных выборах. Причем показательно, что тунисцы, работающие во Франции или Швейцарии, голосовали за «Ан-Нахду» примерно в той же пропорции, что и жители африканской республики. Состав избирателей говорит сам за себя. Партию поддержали крестьяне, жители небольших провинциальных городов, а также малообеспеченные слои столичного населения, не имеющие ни хорошей работы, ни стабильного заработка. Промышленные рабочие за «Ан-Нахду» свои голоса не отдавали, зато мелкие лавочники увидели именно в ней свое будущее. С тунисцами, живущими в Европе, произошло то же самое. Эмигранты, хорошо вписанные в местную жизнь, свободно говорящие на французском и работающие на крупных предприятиях, не проявили к пропаганде исламистов ни малейшего интереса. Но те, чьи дела на чужбине шли неважно, кто чувствовал себя изолированно, во враждебном окружении, кто не находил себе места за пределом арабского квартала, поддержали исламское «Возрождение».

И всё-таки мой давнишний собеседник был прав в том, что на техническом уровне тунисцы выборы смогли организовать не хуже любой европейской страны, а может быть, даже лучше. Зарегистрировали 81 политическую партию, всем дали возможность высказаться, никого не притесняли, не запугивали, а голоса считали честно, так что даже у проигравших не было никаких претензий. Прогнозы многочисленных отечественных комментаторов, прочивших арабскому миру всяческие ужасы после свержения диктатур, не оправдываются. По крайней мере, на этом этапе. Проверка на прочность для арабской демократии ещё впереди, но начало получилось многообещающим.

Идеологический спектр оказался исключительно широким – от правых либералов до коммунистов и от исламистов различного толка до «пиратской партии», мечтавшей повторить на руинах древнего Карфагена успех, достигнутый недавно их единомышленниками в Берлине. Они требовали неограниченной свободы доступа в Интернет и отмены копирайта, а их эмблема, на которой был изображен тунисский флаг, стилизованный под Веселого Роджера, не могла не напомнить публике об историческом факте – именно Тунис был в XV–XVII веках одним из прибежищ мусульманских корсаров. К сожалению, жители африканской республики не оценили этих усилий и отдали предпочтение кандидатам других сил.

Итоги голосования подсчитывались медленно, они стали более или менее полными лишь к вечеру вторника. Быстрее всего пришла информация из Франции и Швейцарии. Уже тогда стало ясно, что лидирует партия «Ан-Нахда». Пресса по всему миру сразу же заявила, что в Тунисе «победили исламисты». Но при внимательном взгляде на расстановку сил в Конституционной Ассамблее картина открывается куда более сложная.

Успех «Ан-Нахды» был значительным, но выглядел таковым лишь на фоне разобщенности так называемых «светских» партий. Напротив, у «Ан-Нахды» нет соперников на поле «политического ислама» (в этом плане ситуация радикально отличается от Ливии и Египта, где исламисты уже сейчас расколоты на враждующие фракции). Задача Учредительного Собрания, избранного тунисцами, состоит в том, чтобы написать новую конституцию, однако необходимого для этого большинства голосов у победителей нет. Как раз наоборот, две трети мест в ассамблее принадлежат именно «светским партиям», которые не только не поддерживают идею о введении в стране законов «шариата», но и считают это самой главной опасностью. Впрочем, и «Ан-Нахда» ничего такого не требует. Вернее, она выступает за сочетание «исламских ценностей» с либеральной демократией западного типа, беря за образец Партию справедливости и развития (ПСР) турецкого премьер-министра Раджепа Эрдогана. Как и в Египте, «Братья-мусульмане» (по крайней мере, их официальные лидеры) выглядят умеренными консерваторами и представляют собой политическую организацию местной буржуазии, недовольной засильем иностранного капитала. Другое дело, что массовая база партии состоит из крестьян и из малообеспеченного городского населения. Эрдогану удалось совместить интересы этих двух групп на фоне экономического роста, который переживала Турция, а вот получится ли это у его арабских последователей, выходящих на сцену в условиях острого кризиса, – вопрос по меньшей мере открытый.

В этом плане интереснее всего посмотреть не на победителей, а на тех, кого пресса, не вдаваясь в подробности и детализацию, объявила проигравшими. И тут выясняется, что картина куда сложнее, чем кажется на первый взгляд. Дело не только в том, что суммарно светские партии набрали больше голосов, чем «Братья-мусульмане», причем почти в два раза больше. Важнее то, как распределились эти голоса. Катастрофическое поражение потерпели именно либеральные партии западного типа. Напротив, левые добились явного и впечатляющего успеха. Если «Ан-Нахда» получила 90 мандатов, то левые суммарно завоевали 97 мест, но разделены они оказались между 8 партиями.

Можно предположить, что если бы левые выступили единым фронтом, они могли бы завоевать большинство в Учредительном Собрании. Хотя избирательная арифметика не так проста и не всегда дозволяет механическое сложение голосов. Соперничество нескольких организаций, охватывающих достаточно широкий спектр взглядов – от умеренных социал-демократов и лейбористов до коммунистов и троцкистов, вполне закономерно.

В ходе этого соперничества внутри левого центра произошло перераспределение сил. Провалилась Прогрессивно-демократическая партия, которую первоначально считали фаворитом. Вперед вырвались социал-демократический Конгресс за Республику (CPR), популистская Аридха Шаабиа – Народная петиция и партия Эттактол (Демократический Форум за труд и свободу), связанная с профсоюзами. Коммунисты и более радикальные левые тоже оказались представлены в ассамблее, но получили от одного до пяти голосов на каждую из организаций.

По итогам выборов «Ан-Нахда» не может сформировать правительство большинства. Надо договариваться с кем-то из левых. Технически возможный вариант, который уже обсуждает пресса, – это коалиция исламской партии и Конгресса за республику. Но какую политику будет проводить эта коалиция? Будет ли она устойчива? «Нахдисты» могут, конечно, составить и правительство меньшинства, но как долго они в таком случае продержатся у власти?

Если Тунис – это действительно страна компромисса, то партии так или иначе договорятся. Вопрос лишь в цене и форме компромисса. Писать конституцию и реформировать экономику будут на основе соглашения между силами, представляющими разные классы, политические идеологии, интересы и ценности. Возможно, так оно и к лучшему. Конституция должна будет устроить всех. Или никого.

На первый взгляд, именно камнем преткновения должен стать вопрос о религиозных ценностях, находящихся в противоречии с принципами светского государства. Шариатская традиция «Ан-Нахды» против республиканских принципов, прочно усвоенных учениками французских якобинцев из CPR. Права женщин и свобода совести против Корана и их обычаев.

Первые свободные выборы, проведенные после начала Арабской весны, стали не просто определенным политическим рубежом, но и культурным экспериментом

«Ан-Нахда» обещает на права женщин и гражданские свободы не посягать, ссылаясь на ту же Турцию, где с приходом исламской партии ничто в этом отношении радикально не изменилось. И очень может быть, что свое обещание «нахдисты» сдержат. Только в этом случае на передний план тут же выступят новые противоречия, быть может, даже более острые. Левые партии требуют введения бесплатного здравоохранения, масштабных программ помощи безработным, создания новых рабочих мест. Того же хотят малообеспеченные избиратели «Ан-Нахды», но у спонсоров этой партии, скорее всего, будут совершенно иные приоритеты. Ведь социальные программы надо оплачивать из налогов, которые отнюдь не вызывают восторга у бизнеса, даже исламского. Неспособность правительства справиться с продолжающимся кризисом может резко развернуть всю политическую дискуссию, дискредитировав «политический ислам» гораздо сильнее, чем приписываемое его лидерам намерение ограничить права женщин.

Первые свободные выборы, проведенные после начала Арабской весны, стали не просто определенным политическим рубежом, но и культурным экспериментом, который ставит само над собой тунисское общество. Учитывая, что на ноябрь назначены выборы в Египте, а через 8 месяцев выбирать депутатов будут в Ливии, речь идет о событии, значение которого выходит за пределы одной небольшой страны. Дан старт новому политическому процессу, беспрецедентному для арабского мира. И этот процесс принесет нам ещё немало сюрпризов.

Специально для газеты ВЗГЛЯД

* Организация (организации) ликвидированы или их деятельность запрещена в РФ

..............