Смерть длиною в жизнь

От колхозной эротики до лагерной графики

Стоимость его работ на Sotheby’s колеблется от 70 до 200 тыс. долларов (еще несколько лет назад они оценивались в 10 тыс. долларов). На сегодняшний день на творчество художника единого искусствоведческого взгляда не существует. Одни ценят его работы из «лагерной сюиты», упирая на их «свидетельскую достоверность». Другие предпочитают картины позднего периода с их точечной, пуантилистической техникой.

Несмотря на то что творчество художника многослойно и многозначно, в нем довольно четко просматриваются четыре периода. Постараемся дать ясное представление о творческом пути мастера, дабы заполнить информационный вакуум, существующий вокруг его имени.

Тюрьма и сума

Один из самых мрачных, но и самых оригинальных русских художников, сумевший объединить модернистское новаторство Климта, мистическую составляющую Гойи, выработав уникальный «аквариумно-мозаичный» стиль

В 1946 году, в 19 лет, Свешников загремел в тюрьму (за антисоветскую пропаганду вроде «художники у нас рисуют не то, что хотят, а то, что им скажут»), затем – в лагеря. Удалось выжить, благодаря должности сторожа. Здесь стал рисовать знаменитую серию «Лагерных рисунков», которую позднее условно окрестят «ГУЛАГ-артом». После 1954 года жил на поселении в Тарусе, в 1956-м реабилитирован.

В полотнах до 1946 года (ныне они большая редкость) – голые толстомясые женщины в золотисто-коричневых тонах, беспечно обнимающиеся с темно-загорелыми кавалерами. Колхозно-эротический рай. Думаю, это типичные юношеские фантазии, поскольку время создания полотен не предполагало сыто-лирической атмосферы сельских вакханалий.

Занимателен и автопортрет того периода. На нем художник напоминает писателя Андрея Платонова в юности: задорно-вихрастый, в глазах пытливое любопытство, пронизанное идеализмом.

Однако в лагере Свешникову, как и Платонову на «стройках века», стало не до фантазий. Окружающая действительность в своем каждодневном ужасе оказалась мощнее самой дерзкой игры воображения. Эту действительность он стал передавать тонкими, паутинными рисунками (тушь, перо). Бараки, зэки, тайга.

В его рисунках есть метафизическое единство человеческих фигурок, домишек и природы, а «паутинность» стиля подчеркивала беззащитность обитателей лагерного мира перед его владычицей – Смертью. Достаточно ей дернуть за одну из ниточек-штрихов или дунуть – от всей этой хлипкой человеческой конструкции ничего не останется. Мир в изображении Свешникова становится прозрачнее и пронзительнее, что обозначило стилистку его нового периода.

На поселении он снова вернулся к цвету. В картине с географическим названием «Таруса» (1954) женщина в платке бредет по весенней хляби. Ее развивающая юбка, раскачивающиеся деревья на фоне раскиданных облаков с воронами рождают ощущение колышущегося занавеса. Если ветер усилится и приподнимет его – откроется иная реальность, внутренняя, что правит внешней.

Страшно смешно

Борис Свешников. Последний поезд

Сначала Свешников помещает на подмостках обыденности мистических персонажей, что характерно для третьего этапа его творчества. Сюда относятся великолепные свешниковские «Полеты». То молодой человек в коровьевских клетчатых штанах буднично шагает по воздуху, за ним из раскрытого окна наблюдает женщина с младенцем. То парочка конькобежцев рассекает облака на километровой высоте, оставляя позади кирпичные дома на заснеженной равнине.

В «Похоронах Донжуана» (начало 50-х) на фоне таежных просторов и домика барачного типа происходит гротескно-мистическая сцена: женская толпа (школьницы, домохозяйки, нарядные модницы, парочка беременных и т.д.) хоронит (снова тема смерти!) своего общего Любовника.

В той же манере – «На пустыре» (1957). Какие-то пестрые веселые парни и девушки лихо заколачивают в гроб молодого человека, сорвав с него цилиндр и одежду. Жертва голой ногой в туфле пытается выбить крышку. Рядом свежевырытая могила с услужливо оставленной в ней лесенкой. Музыканты наяривают на флейтах, а обнаженная девушка держит в руках перо. На горизонте празднично-белокаменный город.

Вероятно, Свешников так изобразил компанию, в которой на него написали донос. Они вырвали его из «праздника» и, по сути, закопали живьем. Это определило судьбу и творчество, которое можно обозначить как «репортаж с той стороны могилы».

Если в этой композиции карнавальными красками расцвечены страшные события, то в картине «Дама с черепом кошки» (1956) властвует черный юмор.

Старосветская женщина в длинной юбке и белом капоре внимательно разглядывает крохотный кошачий череп и, наверное, обращается к нему (как Гамлет к черепу Йорика) со словами вроде: «О, бедный Мурзик!» Мимо дамы шествуют два рыбака-обывателя, не терзающих себя сложными вопросами бытия.

На этом полотне много того, что у Свешникова вскоре станет доминирующим. Он тщательно прорисовал галечный пляж, до камешка. Обрывающиеся мостки уходят в темную воду реки. Постепенно все будущие картины Бориса Петровича превратятся в мозаичные панно (главный модернистский ход Густава Климта!). А река станет грозным Стиксом. Еще чуть-чуть – и художник обретет свой основной стиль (четвертый и завершающий).

Потусторонняя фауна

На эту тему
• Краски нового света
• Двери в рай и ад
• Африканское небо на Страстном
• Золотые вериги академии
• Жизнь нерпы в режиме онлайн

В гениальной картине «Потерянные очки» (1961) тоже довольно натуралистически выведена скудная северная почва. Эти сиреневые проплешины и сине-зеленая травка – почти готовая свешниковская «мозаика», словно бы распадающаяся по трещинкам, дабы обнаружить под видимой реальностью метафизическую.

В правом нижнем углу картины на земле валяются круглые интеллигентские очки как свидетельство беспомощности перед насилием их бывшего владельца. Вокруг них, едва различимые посреди трещин, собираются пауки с черепушками вместо головок – первые гости Оттуда.

В 60–70-е Свешников нашел свою уникальную манеру: мозаичные, сине-зеленые полотна, словно бы видимые сквозь толщу воды. В этих «аквариумах» реальные персонажи с метафизическими на равных. Если в работах второго и третьего периода мы только чувствуем присутствие духа смерти, то на этих картинах он обретает черты конкретных образов. И на первом месте по встречаемости – лягушка с берегов Стикса.

Сразу приходят ассоциации с рассказом Сигизмунда Кржижановского (1887–1950) «Мост через Стикс» (1931). Там некий инженер обнаруживает на рабочем столе говорящую мифическую лягушку с реки Стикс. О ее сородичах упоминает еще древнеримский сатирик Ювенал. Они поднимают кваканье, когда Харон перевозит на лодке умершие души. К инженеру она обратилась с просьбой построить мост чрез Стикс, а то ладья Харона не справляется с наплывом граждан в эпоху войн и эпидемий…

Это земноводное на картинах Свешникова является связующим звеном между этим светом и тем. На полотне «Переход» (1986) она предстает в виде огромного туннеля-конуса, в основание которого «всасываются» люди.

В работе «На троих» (1972) лягушка крошечных размеров. Один пьющий – печальный ангел с белыми крыльями, другой – демон в черном трико, а третья, со своей рюмкой водки, – лягушка. Она – посредник.

В садах по берегам Стикса порхают бабочки с черепами вместо головок (олицетворение мертвых душ). Такие насекомые частенько залетают на картинах Свешникова на городские улицы, где прямо из асфальта вырастают кладбищенские ограды и памятники.

Любовь сильнее смерти

Стикс в поздних работах художника – неотъемлемая часть пейзажа. В «Окне со свечой» (первая половина 70-х) две рюмки и две гвоздики на столе символизируют смерть близкого человека – женщины, которая в окне отплывает от заснеженного берега по темно-зеленой реке (Стиксу). Возле края окна прощально застыла ладонь со свечой.

Часто героем своих картин становится сам художник. Он в черных круглых очках, словно Абадонна (булгаковский демон смерти – худощавый мужчина в черных очках, безучастно наблюдающий за войнами), странствует по современному мегаполису. В «Ушедшем сверстнике» (1988) светящаяся дымчатая струйка растворяется в небесах у стандартного панельного дома – это отлетающая душа. Художник зрит, как ежесекундно смерть собирает свою жатву.

Однако всем – в том числе и демоническим – персонажам Свешникова присуще непередаваемое изящество. Но и здесь стоит особняком муза художника: женщина с миндалевидными глазами, чувственными губами и трепетным носом. Художник и муза являются героями «Ноябрьского рассвета» (1980-е), «Посмертного свидания» (1988) и абсолютного шедевра – «Последнего поезда» (1991).

Мастер, сняв на картине свои непременные очки, задумчиво глядит на возлюбленную. Она в ответ одаривает его нежным взглядом. Они понимают друг друга без слов. Между ними фигура смерти в виде скелета, из глазниц которого вырываются снопы света. Они закручиваются между огоньками пассажирских поездов, которые мерцающим серпантином соединяют Мужчину и Женщину. Любовь, что светится в их очах, сильнее смерти. Влюбленные молча договариваются о будущем свидании, когда их уже не разлучат ни железные дороги, ни смерть. Ее просто не будет.