Максим Суханов: секрет спокойствия на сцене

Два в одном флаконе (интервью бумажное и звуковое) – главная отличительная черта серии «Внутренний голос», где помимо сборника Максима Суханова планируется (скорее всего, на осень) выход не менее интересных книг. А пока у читателей газеты ВЗГЛЯД появилась эксклюзивная возможность побывать в зазеркалье этих самых невышедших книжек.

Кит или тигр?

«Муравьи и инъекции» – так называется книга, которую известный актер Максим Суханов надиктовал издательству «Запасный выход»

- Кем ты стал раньше – артистом или бизнесменом?
- Можно так пошутить: бизнесменом. Потому что я уже в школе очень любил, когда вокруг меня все размножается. Я размножал рыбок и продавал их на Птичьем рынке, я размножал птичек…

- …и продавал их на рыбном рынке…
- Да. Я всегда понимал, что деньги ниоткуда не придут. Ну вот не будет такого. Так оно, в общем, и получилось. Может быть, это такая моя неталантливая установка, но так оно и получилось, что нет таланта кого-то так обаять, чтобы в твой карман посыпались чужие деньги. Я знаю, кстати, что такой талант у людей существует, и я его наблюдал не только в литературе. Это действительно замечательно, но у меня ничего такого не происходит. Поэтому я всегда, делая что-то и потом продавая или перепродавая, стремился к финансовой независимости. Никаких особенных иллюзий по поводу профессии актерской в этом смысле я не имел. То есть совсем. Черное поле здесь было.

- Что поддерживает твое внутреннее равновесие между миром театра, в котором существуют определенные внутренние амбиции, и миром бизнеса, в котором каких-то определенных амбиций не существует?
- Как-то, увлекаясь нейрофизиологией, я прочел книгу Бехтеревой. И там было придуманное ею определение по поводу мозга человека: о детекторе ошибок, который мозг со временем формирует. Он может быть очень простым, а может быть и трагическим, этот детектор ошибок. Включается он, допустим, у человека с того, что он один раз вспомнил о том, что не выключил утюг. Возвращается домой и видит, что утюг выключен. И дальше, ты понимаешь, это может развиваться. В конце концов этот детектор ошибок начинает выстраивать заслон для всего твоего существования. Он меняет твою психику, происходит нарушение и смешивание тех территорий, которые смешиваться ни в коем случае не должны. Я думаю, это существует, и я этим пользуюсь – огромным механизмом абстрагирования одной территории от другой. Механизм этот может быть как подсознательным, так и сознательным. Я очень точно и в красках представляю себе территорию театра, когда я вхожу туда и занимаюсь репетициями, захлопнув за собой дверь территории жизни. Очень хорошо представляю себе территорию дома, бизнеса. И эти две территории внутри меня ни в коем случае не должны пересекаться.

- Ты очень счастливый человек в таком случае…
- Ты эту фразу оставь для диска. И я считаю, что если есть у кого-то хотя бы крупица этого, то это нужно обязательно развивать, потому что это нормализует и уравновешивает твою психику. Система абстрагирования. Чего не происходит чаще всего у людей, которые долго чем-то занимаются (актеры ли, режиссеры ли) и вместе со своими занятиями стареют физически и психически. У них происходит полнейшее смешивание того, что смешиваться не должно, и они становятся «мастодонтами», каменными болванами, я не знаю, как угодно их можно назвать. Это огромная тема.

Жизнь не проходит, а прошла…

Максим Суханов

- Хорошо, милый мой друг, возраст ваш таков, что пришло время задать вопрос: а может быть, жизнь прошла, как тетка в магазине, – быстро и незаметно? И какие у вас прогнозы на будущее, неврозы и страхи?
- Понимаешь, ты меня опять хочешь натолкнуть на что-то такое, что…

- На страдальческое.
- Да, что может нести за собой как минимум не ответ, как максимум депрессию. Ты хочешь, чтобы я сейчас, в настоящем, пробежал мгновенно на первой или на второй дорожке свою жизнь и разочаровался в ней. Или же, допустим, вообще что-либо сказал. Я человек, который живет настоящим. И я всегда себя к этому призывал. Я не знаю, что произойдет дальше, я не знаю, переселюсь ли я куда-то еще или этого не произойдет. Но я чувствую, что моя поддержка космическая такова, что я делаю все правильно. Не агрессивно правильно, ни в коем случае, не призывая к этому еще кого-то. Это состояние одиночки, но оно светлое, оно не мутирующее. И я уже давно в нем пребываю, и оно позволяет мне развиваться, потому что все время призывает по тому или другому вектору направлять свое любопытство. Я не перестал быть любопытным, и я с трепетом выхожу на сцену, если говорить о профессии, и этот трепет я никогда не посмею себе потерять.

- Странно, исходя из всего, что ты до того сказал, можно предполагать твое абсолютное спокойствие на сцене.
- Нет, ни в коем случае. Мы путаем территории. Все, что касается территорий театра, сцены, – трепет и пограничное состояние, которые возникают на сцене, они к жизни, конечно же, не имеют отношения. И мне нужно это одним взмахом прервать, когда я оттуда выхожу, и не остаться с этим дальше, когда я еду на машине. Понимаешь?

- Но продолжают ли тогда твои герои жить внутри тебя? Или ты умудряешься сделать вот так вот рукой, как ты мне только что показал, и после спектакля полностью отрезать все и уйти в совершенно другую историю?
- Я не позволяю им жить внутри себя, и я думаю, что это неправильно. Я бы даже сказал, что это праздно – позволять героям жить внутри себя. Это безответственно, потому что эти герои-персонажи имеют отношение только к тебе самому и больше они ни к кому отношения не имеют. И эти твои герои не должны вступать в коммуникацию ни с кем из жизни.

Максим Суханов

- Но тебя по ним меряют.
- Это неважно.

- Зритель так устроен.
- Конечно. Но они, персонажи, не должны вступать в коммуникацию из-за соображений ответственности перед этими людьми – это раз; а второе – из соображений тайны, той сакральности, в которой они возникают. Ты не имеешь права ими так распоряжаться, они созданы на этой сакральной территории и они не могут быть смешаны с территорией жизни.

- А ты такой порядочный?
- Здесь дело не в порядочности, а в том, что я себя берегу. Я себя люблю, и если я это беречь не буду, с этого я начну разрушаться. Зачем же я это буду делать? Я же вижу этот путь.

- Максим, вы способны убить человека?
- На такие вопросы я всегда отвечаю, что все зависит от мотиваций. Я не могу тебе сейчас в здравом рассудке, когда мы с тобой сидим, прекрасно разговариваем, сказать, что, Борь, ты знаешь, – да. Так хочется порой убить человека, и я способен. Это неправильно. Это не моя работа, это точно не мой путь.

- Что самое главное вы бы сказали своим детям? Что им делать и как жить в этом мире, когда тебя уже не будет, когда они останутся одни? Есть у тебя какая-то формула жизни, формула счастья?
- Это стремление к покою. К глобальному покою, но не к успокоенности, не к равнодушию. Просто для принятия решения, для решения какой-то проблемы никто и ничто лучше не поможет тебе, как ты сам в состоянии покоя. Это очень сложно делать, но стремиться к этому нужно.

- Дети поймут такую сложную мысль?
- Как преподать. Не нужно быть дидактичным. Язык метафор всегда интересней, чем язык знаков, потому что метафору мы можем и так считать, и так считать. Знак для нас более определенен. Может быть, моя способность к фантазии даст возможность им объяснить это каким-то другим образом. Поймут или не поймут – это и от них тоже будет зависеть, это игра не в одни ворота.

На эту тему
• Екатерина Деготь: Художники больше не элита общества
• Не забытое старое
• Петр Мамонов: Бегал, бегал, а тебе уже 55
• Что происходит на свете? Да просто весна
• Не избежать погибельного гнева…

И вполне возможно, что дальше будет допущена череда ошибок, но, может быть, через них они придут еще к чему-то. У нас ведь вообще очень большой страх есть, особенно у людей творческих, перед ошибкой. А вот эта вот фраза, что «художник имеет право на ошибку», в ней много правильного. Художник обязан совершать ошибки. Репетиционный процесс дан тебе для того, чтобы ты шел по пути ошибок, чтобы ты их не боялся, исправлял их и приходил через них еще к чему-то…