Юрий Караш: Я благодарен Фиделю Кастро

Для меня уход Фиделя Кастро – это личная потеря.

Я не могу сказать, что был знаком с команданте, хотя однажды стоял в метре от него во Дворце приемов в центре Гаваны. И я давно перестал верить в то, что он говорил, особенно касательно грядущей эпохи социалистически-коммунистического благоденствия.

Просто так сложилось, что мой путь в политические науки начался с изучения Латинской Америки на истфаке МГУ, а продолжился в Институте Латинской Америки АН СССР, где я защитил кандидатскую диссертацию. И в 1984–1985 годах, будучи еще студентом истфака, я проходил практику на Кубе.

В те годы, когда туристическая поездка за железный занавес приравнивалась почти что к покорению Эвереста, многомесячная командировка в самое западное из всех государств соцлагеря воспринималась почти как полет в космос. Такой след она и оставила в моей душе вместе с Кастро, благо с начала 1960-х годов в сознании жителей нашей страны Куба и Фидель были слиты воедино.

Куба «си», янки «но»?

В 1964 году Фидель пишет президенту Линдону Джонсону: «Думаю, враждебность в отношениях Кубы и США носит в равной степени неестественный и ненужный характер и может быть прекращена

Всякая революция, которая не смогла принести обещанные блага тем, кто в нее когда-то поверил, вынуждена предлагать им мифы.

Кубинская не исключение. Ее сторонники (или просто поклонники таких харизматических личностей, как Фидель, его младший брат Рауль или Эрнесто Че Гевара) усиленно пестовали внутри себя три мифа.

Первый: в основе бескомпромиссного противостояния Кубы с США лежит отвержение американских ценностей не только руководством страны, но и всем кубинским народом.

Второй: социалистическая Куба была «сотворена» Советским Союзом как оплот марксизма-ленинизма в Западном полушарии и уже в силу данного обстоятельства является безусловным другом Москвы.

Третий: на Кубе «все счастливы», ибо имеют бесплатное образование и медицинское обслуживание. 

Начнем с первого мифа. Мало кто знает, что Кастро и его соратники изначально не были настроены против США – ни тогда, когда воевали в горах Сьерра-Маэстра, ни в 1959 году, когда пришли к власти.

Администрация Дуайта Эйзенхауэра почти сразу же после занятия повстанцами Гаваны признала новое правительство Кубы, попутно не пустив на территорию Америки бежавшего диктатора Фульхенсио Батисту, а в апреле 1959 года Кастро приезжал в США, правда, по приглашению не официального Вашингтона, а американских СМИ.

В ходе того визита Фидель возложил венок к мемориалу Линкольна и встретился с вице-президентом Ричардом Никсоном. Тогда же, будучи юристом по образованию, он выступил перед студентами юридического факультета Гарвардского университета. Речь его неоднократно прерывалась аплодисментами, хотя накануне газета The New York Times известила американскую публику о расстреле под Сантьяго без суда и следствия 75 политзаключенных, связанных с режимом Батисты.

Но, несмотря на подобные «объятия», в которые заключила его Америка, именно тогда антиамериканизм и пустил корни в душе Кастро. А почвой для этого послужила человеческая обида, которую вольно или невольно нанес Фиделю Эйзенхауэр, отказавшись встретиться с ним.

«Подумайте, – говорил он спустя многие годы, – президент США не захотел встретиться со мной просто для того, чтобы угостить чашкой кофе. Он пожалел для меня чашки кофе!»

Вроде бы смешно, но не для гордого креола, каковым был Фидель. Достаточно вспомнить латиноамериканские фильмы и сериалы – уязвление чьих-либо чувств недаром столь часто является одной из главных сюжетных линий. Распространенный на Западе принцип «ничего личного», лежащий в основе деловых отношений между людьми, в Латинской Америке не работает.

Не стоит, конечно, думать, что кубино-американские отношения безнадежно испортила одна чашка кофе.

Кастро наивно поделился с Никсоном планом реформ на Кубе, которые включали в себя национализацию значительной части сельскохозяйственного сектора – основы экономики страны, а определенная доля в этом секторе принадлежала американским фирмам. Выражая свое недовольство, США стали поэтапно вводить ограничения в торговле с Кубой – и на каждый из этих этапов «Фидель и его команда» отвечали новыми атаками на американскую собственность на Кубе, пока не национализировали всю.

За этим последовали разрыв дипломатических отношений, интервенция в залив Свиней в 1961-м, в ходе которой Кастро впервые назвал свержение режима Батисты «социалистической революцией», Карибский кризис 1962-го, блокада, эмбарго и многочисленные покушения на жизнь Фиделя.

Но даже после Карибского кризиса Кастро не оставлял попыток наладить отношения с США.

В 1964 году Фидель пишет президенту Линдону Джонсону письмо, в котором есть такие строки: «Думаю, враждебность в отношениях Кубы с Соединенными Штатами носит в равной степени неестественный и ненужный характер и может быть прекращена».

Чтобы показать отсутствие какого-либо «железного занавеса» между Кубой и США, о котором упоминал Кеннеди, Гавана разрешила так называемые полеты свободы: с конца 1965-го по начало 1973-го пассажирские самолеты из Майами дважды в день приземлялись на кубинском курорте Варадеро Бич, где забирали желавших эмигрировать в США. За семь лет «полеты свободы» перевезли в США 265 000 кубинцев.

В начале 1970-х годов остров стали посещать американские законодатели, а в 1977 году США и Куба открыли в столицах друг друга представительства собственных интересов. 

Однако приход в Белый дом президента Джимми Картера, поведшего борьбу за «права человека» во всем мире, а также отправка Фиделем в 1980 году в США иммигрантов с помощью так называемой паромной переправы Мариэль, где вместе с обычными кубинцами были уголовники и психически больные (это было показано в культовом американском фильме «Лицо со шрамом»), перечеркнули наметившееся сближение.

Когда в середине 1980-х годов я был в Гаване, дух «американской мечты» в виде недоступных, но очень притягательных для простых кубинцев валютных магазинов, дорогих, построенных еще при Батисте отелей и обилия голливудских фильмов, демонстрировавшихся в местных кинотеатрах, был весьма осязаем.

Даже чисто с материальной точки зрения он ощущался не меньше, чем идеалы революции, повсюду отражавшиеся в портретах Кастро, Камило Сьенфуэгоса (еще один герой революции), Че Гевары, а также в их пассионарных цитатах и лозунгах, украшавших внутренние помещения и стены зданий.

Осенью 2012 года, когда я вернулся на Кубу, на острове шла экономическая либерализация, и многие молодые люди в возрасте от 20 до 30 лет не таясь говорили, что ждут, когда Америка «заберет остров назад», жалуясь на невозможность «развернуться» и коррупцию в органах власти, пытающихся «доить» еще только зарождающийся частный бизнес.

Миллион рублей в день

На эту тему
• Жизнь и новая жизнь Фиделя Кастро
• Кубе есть что предложить России в обмен на нефть
• Кастро всегда живой
• Александр Роджерс: А за спиной у обоих одобряюще улыбается Маркс
• Обаме не удастся выполнить свое главное обещание
• Обама везет с Кубы много фотографий и ни одной договоренности
• Патриарх летит в Латинскую Америку из-за «русского мира»
• Сближение США и Кубы сопроводит волна судебных исков
• Приезд на Саммит Америк организатора убийства Че Гевары возмутил Кубу
• Посол Кубы рассказал о блокаде острова американцами
• Владимир Путин встретился с братьями Кастро
• Россия простила Кубе советский долг в 29 млрд долларов
• Младший Кастро признал, что его старший брат разорил страну
• Рауль Кастро ответил на призывы Хиллари Клинтон
• Венесуэла, Никарагуа и Боливия пригрозили Обаме

Вопреки расхожему представлению, что кубинская революция – это дело рук Москвы, а Фидель и его сподвижники чуть ли не советские агенты, СССР не имел к появлению под боком у США «острова свободы» никакого отношения.

Интерес Кремля к событиям на Кубе в период ведения там вооруженной борьбы против режима Батисты вполне удовлетворялся отрывочными сообщениями ТАСС. Из них следовало, что «какой-то Кастро» со своими сторонниками пытается свергнуть диктатора в стране, которая представала на карте лишь одним из государств-пятнышек, усеявших архипелаг Карибского моря. Выглядело это как сугубо местные «разборки». И лишь после того, как победившая власть стала обострять отношения между Кубой и Америкой и устами Фиделя заявила о социалистическом характере революции, Гавана стала одним из центральных интересов Москвы.

Прорыв сквозь цепь империалистов, да еще и рядом с главной империалистической державой мира, казался доказательством исторической правоты марксизма-ленинизма. И когда Никита Хрущев посмотрел на события на Кубе под этим углом, он, по словам его сына Сергея, «просто влюбился в бородача». 

Цена той любви хорошо известна.

Тут и мир, поставленный на грань ядерной катастрофы в ходе Карибского кризиса, и миллион рублей в день, в который обходилось Советскому Союзу содержание Кубы по ценам начала 1980-х годов. Для тех, кто не помнит или не знает: килограмм мяса тогда стоил два рубля, а самый простой автомобиль «Жигули» – пять тысяч рублей.

Таким образом, СССР ежедневно отправлял на Кубу эквивалент 500 тонн мяса или 200 «Жигулей». И даже в наши дни, когда времена «социалистическо-стратегической» дружбы между Москвой и Гаваной кажутся приметой далекого прошлого, Россия продолжает любить Кубу. Один из последних примеров – решение правительства РФ списать Гаване долг почти в 30 млрд долларов.

При этом любовь сопровождали ссоры.

Первое отчуждение между Москвой и Гаваной произошло в 1962 году, когда СССР без консультации с кубинской стороной вывез с острова свои баллистические ракеты, завершив таким образом Карибский кризис. Фидель посчитал себя «преданным», что, естественно, отразилось на тоне общения между двумя странами. Тогда же он и написал письмо Джонсону, предлагая «подружиться». Отношения оттаяли лишь в 1968-м – после вторжения СССР и других стран ОВД в Чехословакию. 

Кстати, о Чехословакии. Если в былые времена в странах Восточной Европы советские граждане (совсем не обязательно военные) зачастую воспринимались как «оккупанты», то на Кубе такого отношения к ним (к нам) не наблюдалось.

Режим Кастро не устанавливался руками Москвы. Кубинская власть не поддерживалась советскими штыками, как это было в восточноевропейских странах. Все военное присутствие СССР на Кубе по большому счету сводилось к одной мотострелковой бригаде численностью 1500 человек, не считая персонала, обслуживавшего станцию радиоэлектронной разведки Лурдес.

И Куба, несмотря на принадлежность к советской сфере влияния, демонстративно подчеркивала свою независимость, в частности была и остается активным членом Движения неприсоединения.

В то же время на Кубе понимали, что режим Кастро во многом держится за счет экономической поддержки Москвы. Когда Советский Союз распался, Россия не только вывела с острова свой военный контингент, но и значительно сократила помощь Кубе. То же сделали и бывшие советские сателлиты Восточной Европы, вслед за Москвой потерявшие интерес к поддержке «оплота социализма» в Западном полушарии.

В результате экономическая ситуация на острове резко ухудшилась, что привело к падению уровня жизни большинства кубинцев, но не к смене политического строя. В итоге Россия в глазах многих кубинцев (не обязательно диссидентствующих) оказалась «кругом виноватая»: удерживала своей экономической помощью Кубу в соцлагере – плохо, перестала помогать – еще хуже.

«Рай» иждивенческого социализма

Когда я был на Кубе в середине 1980-х, продуктовые карточки, бытовой аскетизм, недоступные простым кубинцам «брендовые» джинсы и майки в валютных магазинах воспринимались мною как временные трудности. Казалось, надо лишь немного потерпеть, поднажать – и скоро дерево кубинского социализма в изобилии покроется сладкими плодами, досыта накормив островитян и побудив другие страны последовать кубинскому примеру.

Я снова оказался на острове спустя 27 лет, и то, что я тогда увидел, ужаснуло.

По сравнению с той Кубой, в которой я бывал прежде, передо мной лежала обнищавшая страна. Нет, по улицам не бродили толпы голодных и просящих милостыню, напротив, было немало (по крайней мере, в Гаване) хорошо одетых и вполне удовлетворенных жизнью людей.

Но во внешнем облике подавляющего большинства кубинцев – в их взглядах, одежде, манере себя вести – читалось, что одним из основных источников их существования являются продуктовые «пакеты выживания» под названием «либреты», по сравнению с которыми продуктовые карточки середины 1980-х годов казались рогом изобилия. Даже в столице в глаза бросались облезшие, давно не ремонтируемые здания, а иногда и просто развалины, в которых, тем не менее, жили люди.

В те ноябрьские дни 2012 года мне вдруг открылась простая истина: на Кубе был построен «иждивенческий социализм».

Его суть состояла в том, чтобы создавать видимость торжества идей марксизма-ленинизма под боком у «самого империалистического государства планеты», а СССР и его сателлиты платили за удовольствие иметь эту иллюзию. Безвозмездная помощь, измеряемая миллиардами долларов, и сам факт наличия за спиной Гаваны «большого брата» укрепляли режим личной власти Кастро, придавали ему уверенность в завтрашнем дне и позволяли претендовать на особую роль в Латинской Америке (да и в мире в целом).

Чтобы помощи со стороны соцлагеря было еще больше, Куба экспортировала национально-освободительные революции в страны третьего мира, включая Латинскую Америку, Африку и Азию. Как правило, это происходило в форме командировок кубинских военных советников и поддержки партизанских движений, но доходило и до отправки воинского контингента, как это было в Анголе (до 60 тысяч человек) и Эфиопии (около 1200 человек).

Подобный «товарооборот» с Кубой устраивал соцстраны. Они ей – «кормежку», она им – сокращение империалистической сферы влияния в мире. Суть этой иждивенческой системы стала очевидна после окончания холодной войны.

Профессор Гаванского университета Роландо Родригес в интервью Первому каналу заявлял, что с развалом СССР на Кубе стали есть кошек и голубей, а сами кубинцы сравнивали этот период с блокадой Ленинграда.

Разумеется, достижения Кастро за более чем полвека нельзя свести только к символическому присутствию социализма в Западном полушарии и посильному участию в борьбе с империализмом во всем мире. Даже Дариэль Аларкон Рамирес – один из бывших соратников Фиделя, а впоследствии его ярый противник – признает, что образование и здравоохранение на Кубе стали одними из лучших в Латинской Америке.

Но зачем это образование людям, если по окончании вуза они вынуждены идти работать продавцами на рынок? Что же касается здравоохранения, кубинцы, которых я спрашивал о нем, с иронией в голосе говорили, что «для кого надо» оно действительно хорошее. Мне как человеку, выросшему в советские времена, хорошо понятно, что они имели в виду.

(фото: из личного архива автора)

Режим, построенный Кастро на Кубе, не смогли принять даже его ближайшие родственники и дети.

Сестра Хуана живет в южной Флориде, считает своего брата «чудовищем» и не разговаривала с ним больше сорока лет. Дочь Алина Фернандес бежала с Кубы в США по фальшивому паспорту, а двое племянников Фиделя стали членами конгресса штата Флорида и одними из руководителей антикастровской оппозиции.

И это притом что, останься родственники Кастро вместе с ним, безбедная и комфортная жизнь, находящаяся за пределами мечтаний простых кубинцев, была бы им гарантирована.

Означает ли это, что борьба Кастро и его соратников за свержение диктаторского режима Батисты не была нужна кубинскому народу? Нет, безусловно, она была нужна, но, как оказалось, разрушившие старое не смогли создать жизнестойкое новое.

Кричать с суровыми лицами на митингах «Патриа о муэрте!» и «Венсеремос!» оказалось проще, чем развивать конкурентоспособную промышленность и сельское хозяйство. А это, в свою очередь, не отменяет того, что почти 30 лет Остров свободы вызывал у жителей СССР искренние возвышенные чувства.

Герой книги американского писателя Роберта Джеймса Уоллера «Мосты округа Мэдисон» говорил: «Прежние мечты были прекрасны. Они не сбылись, но я рад, что они у меня были». И за эти мечты о процветающей Кубе, о победе добра над злом и торжестве справедливости люди моего поколения всегда будут благодарны Фиделю.