Оксана Синявская Оксана Синявская Опыт 1990-х мешает разглядеть реальные процессы в экономике

Катастрофичность мышления, раздувающая любой риск до угрозы жизнеспособности, сама становится барьером – в том чтобы замечать возникающие риски, изучать их природу, причины возникновения, и угрозой – потому что мешает искать решения в неповторимых условиях сегодняшнего дня.

2 комментария
Сергей Миркин Сергей Миркин Режим Зеленского только на терроре и держится

Все, что сейчас происходит на Украине, является следствием 2014 года и заложенных тогда жестоких и аморальных, проще говоря – террористических традиций.

2 комментария
Ирина Алкснис Ирина Алкснис Предатели вынуждены старательно вылизывать сапоги новых хозяев

Реакция на трагедию в «Крокусе» показала, что у несистемной оппозиции, уехавшей из страны, за громкими словами о борьбе с тираническим государством и авторитарной властью скрывается ненависть к стране и ее народу.

8 комментариев
19 декабря 2014, 11:50 • Авторские колонки

Антон Крылов: Крым наш? Америка – враг? Ты перестал пить коньяк по утрам?

Антон Крылов: Крым наш? Америка – враг? Ты перестал пить коньяк по утрам?

Гражданам предлагается поделиться на тех, кому стыдно, и тех, кому нет. Причем особо не мудрствуя, автор так и пишет: «свои» – это «те, кому стыдно за свою страну», «чужие» – те, «кого гордость разбирает назло западным недругам».

Начиная с середины прошлого века на военную технику ставят систему опознавания «свой – чужой» для того, чтобы избежать потерь из-за «дружественного огня». Иногда эта система дает сбои, и в результате ПВО сбивает свои же самолеты, а танки ведут бои с собственной артиллерией.

Если и возникает стыд за Россию, то он связан вовсе не с Крымом и Украиной

Человек пока еще устроен сложнее, чем военная техника. Но дихотомия «свой – чужой», основанная на базовом архетипическом принципе «мы – они», по-прежнему является определяющей константой нашей социальной жизни начиная с раннего детства. «Мы» – семья, «они» – все остальные. «Мы» – группа в детском саду, «они» – другая группа. «Мы» – «ашки», «они» – «бэшки». «Мы» – за «Спартак», «они» – за «Зенит». «Мы» – русские, «они» – все остальные.

Если в детстве и подростковом возрасте все кажется простым, то взрослому гораздо сложнее высказать свою идентичность через какой-то одиночный маркер. Если я болею за «Спартак» и мой сосед болеет за ту же команду, это не значит, что у нас будут одинаковые музыкальные вкусы, а наши политические взгляды могут быть ровно противоположными.

Современное общество слишком сложно для базовых дихотомий, но многие все равно раз за разом пытаются уложить себя и других в прокрустово ложе однозначных ответов на однозначные вопросы. Крым наш? Путин – это Россия? Америка – это враг? В Бобруйске был? Ты перестал пить коньяк по утрам? Отвечай, да или нет!

Как в любом случае забивания гвоздя микроскопом, даже при внешне удачном завершении процесса микроскоп неизбежно ломается. А система опознавания начинает выдавать серьезные сбои, приводящие к весьма неприятным последствиям.

Крым наш?

Для многих маркером кажется отношение к Крыму. Мол, те, кто признают полуостров российским – настоящие патриоты (или настоящие ватники), а те, кто не признает – пятая колонна (или настоящие европейцы). Реальность оказывается куда сложнее, вызывая острейшие приступы когнитивного диссонанса в первую очередь у «европейцев».

Михаил Ходорковский, Алексей Навальный и некоторые другие политики, которых принято считать однозначно либеральными и весьма проевропейскими, вполне однозначно высказались, что даже если случится чудо и возглавить Россию будет некому, кроме них, отдавать Крым Украине они не намерены.

Киев. Фотографии диссидентов представлены в музее советской оккупации в экспозиции «Хроники коммунистической инквизиции» (фото: Владимир Синдеев/ТАСС)

Киев. Фотографии диссидентов представлены в Музее советской оккупации в экспозиции «Хроники коммунистической инквизиции» (фото: Владимир Синдеев/ТАСС)

Так что никакой однозначностью даже не пахнет. Некоторые из выступающих против присоединения Крыма также совсем не обязательно национал-предатели: их точка зрения заключается в том, что в 21 веке вовсе не обязательно формально присоединять к себе территорию, которую и без того контролируешь финансово и политически. Например, США не объявляют многие полностью подконтрольные страны новыми штатами.

На городском интернет-сайте The Village опубликована статья, в которой гражданам предлагается поделиться на тех, кому стыдно, и тех, кому нет. Причем особо не мудрствуя, автор так и пишет: «свои» – это «те, кому стыдно за свою страну», «чужие» – те, «кого гордость разбирает назло западным недругам».

Лично мне было стыдно смотреть в глаза тем жителям Крыма, которые на протяжении всех 23 лет непрерывно ухудшавшегося существования в независимой Украине спрашивали: «Ну когда же Россия нас заберет?»

Мне стыдно смотреть в глаза жителям Гагаузии, которые говорят: «Вы там в Москве всем расскажите – мы за Россию!» Мне стыдно за Одессу, в которой я провел не худшие годы жизни, а теперь там безнаказанно при полном одобрении многих представителей «интеллигенции» заживо сожгли полсотни человек. За это стыдно.

А вот перед европейскими пограничниками – не стыдно, а они смотрят на мой паспорт весьма приветливо, венгры говорят по-русски «Добро пожаловать», а французы просто улыбаются.

Если и возникает стыд за Россию, то он связан вовсе не с Крымом и Украиной, но это отдельная тема.

Путин – это Россия?

Цитировать Довлатова про то, что между советским и антисоветским человеком нет никакой разницы, так же банально, как употреблять термин «карго-культ», но с исчезновением СССР этот феномен никуда не делся. Ярые противники Путина ничем не отличаются от его чрезмерно фанатичных сторонников.

И те, и другие уверены, что без личного участия Путина в России вообще ничего не происходит, просто первые безоговорочно все одобряют, а вторые – так же бездумно осуждают. «Кошка бросила котят – это Путин виноват».

Но Путин физически не может поменять все разбитые лампочки в подъездах, лично покарать всех коррупционеров и накормить всех голодных. Противники Путина очень любят обвинять сторонников Путина в патернализме, не замечая, что сами являются еще более оголтелыми патерналистами.

Президент определяет политику всей страны. А за то, что происходит в вашей области, отвечает губернатор, в городе – мэр, во дворе – собрание жильцов, а в квартире – вы лично.

И если поменять президента, то ваши соседи сверху не перестанут выбрасывать презервативы из форточки (спасибо The Village за яркий образ). Просто потому, что это не компетенция президента – следить за чистотой под вашими окнами.

Что бывает, если поменять президента насильственным путем, мы все очень хорошо увидели на Украине – если кому-то не хватило примеров Ливии или Египта или собственной исторической памяти. Революции очень дорого обходятся во всех смыслах – экономическом, политическом, а самое главное – очень снижают ценность человеческой жизни. И почему-то гибнут в революциях, по крайней мере, поначалу – вовсе не те, кто их организовывал.

Оппозиционер – это не враг, о чем президент вполне однозначно заявил на пресс-конференции. Даже в условиях войны можно не разделять политику партии и правительства – чему пример и упомянутый Путиным Михаил Юрьевич Лермонтов и многие другие думающие люди России.

«Оппозиционер, даже очень жесткий, в конечном итоге до конца борется за интересы своей Родины. А «пятая колонна» – это те люди, которые исполняют то, что продиктовано интересами другого государства», – сформулировав эту дихотомию, Путин особо уточнил, что «грань между оппозиционерами и «пятой колонной» – она внутренняя, ее трудно увидеть внешне». И вот на некоторых внешних проявлениях этой грани стоит остановиться подробнее.

Наследственная болезнь

Многие современные оппозиционеры считают себя наследниками советских диссидентов (а часто являются ими в прямом смысле слова). Диссиденты отнюдь не брезговали иностранной помощью – моральной и материальной, а эмигрировав, шли работать на «Голос Америки*», «Радио Свобода*» и другие финансирующиеся из бюджета Госдепа средства массовой пропаганды.

Можно ли их тотально осуждать за это? Наверное, нет. Возможно, были в диссидентском движении отдельные предатели, но большинство были готовы принять помощь хоть от черта лысого, чтобы избавить Россию от коммунизма.

Диссидентам и «голосам» уничтожить режим не удалось, система была взорвана изнутри с самого верха, и на какое-то время система опознавания «свой – чужой» сбилась практически у всей страны. Все иностранное, начиная от колбасы и заканчивая политическими интересами, было объявлено «хорошим», все отечественное – плохим.

Впрочем, довольно быстро выяснилось, что и колбаса импортная так себе, и советы зарубежных экспертов ни к чему хорошему ни в экономике, ни в политике не приводят.

И, пожалуй, главное открытие заключалось в том, что в прекрасном новом мире нет ничего бесплатного. Если США спонсируют поездки российских политиков и журналистов по программе «Открытый мир» – это не благотворительность, а вполне трезвый расчет на то, что, посмотрев на то, чем живет провинциальная Америка, эти люди уже не будут представлять американцев в виде чертей с рогами. А значит, с ними будет проще договориться.

Ни о какой «вербовке», разумеется, речи не идет. Бояться подобных поездок могут только глубоко презирающие Россию люди, уверенные, что в нашей стране любить нечего и, однажды увидев Сент-Луис, человек навсегда возненавидит Барнаул.

И, кстати, подобные программы, безусловно, должны перениматься – недаром многие из принимающих антироссийские законы американских конгрессменов ни разу не выезжали из страны и судят о России исключительно по репортажам СМИ и голливудским блокбастерам. Инвестиции в «политический туризм» окупаются, иначе США не стали бы тратить на это деньги.

Готовность отечественных НКО принимать иностранную помощь, но при этом не считать себя иностранными агентами, идет ровно оттуда – из советских времен и начала 90-х годов, когда западных жертвователей считали бескорыстными сторонниками всего хорошего против всего плохого.

К сожалению, мир изменился. История организации «цветных революций» с помощью получавших западную поддержку НКО – это не фантазии «кремлевской пропаганды», а вполне научный факт.

И некоторая параноидальность государственных органов по этому поводу – это банальный инстинкт самосохранения системы. Который, как в случае, например, с Московской школой гражданского просвещения, бывает, тоже дает сбои.

Базовый элемент

Так возможен ли в современном мире однозначный вопрос, ответ на который позволит со стопроцентной уверенностью определить «своего» и «чужого», не перепутать оппозиционера с национал-предателем, а гражданского активиста – с иностранным агентом?

Да, и он очень простой. «Считаете ли вы, что можно принять иностранную помощь для изменения политического режима?» Если ответ «да» – перед вами враг, и он будет считаться врагом в абсолютно любом государстве мира, даже самом демократическом и интегрированным в международные институты.

Если «нет» – то можно дискутировать о путях к народному счастью, достоинствах и недостатках действующей власти и возможной тактике оппозиции на предстоящих выборах.

Еще один определяющий вопрос: «Считаете ли вы допустимыми человеческие жертвы для изменения политического режима?» Человек, отвечающий «да», вполне может считать себя истинным патриотом России, но мне дискутировать с ним о чем-то вряд ли захочется.

* СМИ, включенное в реестр иностранных средств массовой информации, выполняющих функции иностранного агента

..............