Михаил Бударагин: Похвала некрасивости

Всегда останавливаю себя от просмотра соответствующих фотографий, но никогда, конечно, не могу удержаться.

XX век отлично научил нас массовости, а вот XXI может выучить той степени индивидуальности, которая необходима для того, чтобы не впасть в эту ересь бессмысленной красивости

Нет, я не о том, я – о так называемых «конкурсах красоты», которые проводятся по шесть штук на неделе и давно уже прекрасно годятся лишь для фоторепортажей в спокойные дни (не каждый же раз находят бозон Хиггса).

Каждый гордый поселок обязательно устроит у себя дефиле в купальниках, чего уж говорить о крупных городах, а ведь есть еще всякие «Мисс мира» и «Мисс Вселенная» и, наверное, «Мисс Галактика»: я их все время путаю, как и любой нормальный человек.

Трудно не спутать одинаковое, пластмассовое и мертвое.

Вот, например, «самая красивая девушка Москвы» – и ведь не скажешь, что не девушка, и не скажешь, что не самая, и не скажешь, что не из Москвы, а все равно как-то уже даже незачем приглядываться. Все уже понятно.

Нет, не некрасивая, даже не подумайте. Понятно, что любой спор о красоте (особенно в детсадовских категориях «самости») после второго слова превращается в полемику о вкусовых предпочтениях спорящих и их культурном багаже. Кто-то воспитан на кинофильмах с Сашей Грей, кто-то – на полотнах голландских мастеров, а кто-то вообще половину жизни играл в Mortal Kombat, и все, что симпатичней четырехрукого монстра Goro, полагает приемлемым – на всех не угодишь.

Проблема в другом.

Давайте честно: нынешняя культура визуального – это в широком смысле культура смерти, чего-то, в чем осталась лишь форма, изображающая жизнь, а самой жизни уже нет. Если любое изображение в средневековом соборе или любая красивость в православном храме – прежде всего, знак и символ, то есть в том числе и своего рода текст, отсылка к прошлому и попытка рассказать о будущем, то глянцевая красота нынешней визуальной культуры уже не несет в себе никакого содержания.

То есть не то чтобы изображение только сейчас вдруг стало важнее текста: просто именно сегодня мы столкнулись с тем, что любое содержание, любая глубина должны быть немедленно закрашены, забиты досками и посыпаны стразами. Именно поэтому в США придумали айфон, а в России изобрели метод раскрашивания этого айфона в какую-то псевдохохлому (это называется, кажется, «Денис Симачев»).

#{image=647230}Двадцать тысяч одинаковых «мисс-чего-то-там» плохи не сами по себе. Пусть себе ходят в своих бикини, разве запретишь? Кто-то вот бегемотиков из «Киндер-сюрпризов» коллекционирует, почему бы и нет?

Мне только барышень жаль. Я вообще людей редко жалею, незачем, да и на всех не хватит, но в этом случае, пожалуй, стоит. Почти еще детям, с явно еще неокрепшей психикой из раза в раз какие-то не очень понятно откуда взявшиеся мужчины среднего возраста в качестве образца для подражания подсовывают вот это.

Не Марию Склодовских-Кюри, не Веру Засулич, не Валентину Терешкову, а кукол, кукол, кукол. Они уже не помещаются в детской, и, кажется, если оторвать руку у одной, вполне можно заменить эту руку на ногу у другой. Головы вообще только подставляй.

Так выглядит идеал, и никто не может ничего с ним сделать.

В том смысле, что «борьба с гламуром», конечно, только увеличивает количество бессмысленной красивости в мире – ровно так же, как вся полемика вокруг «Светы из Иванова», которую позвали на НТВ, лишь увеличивает упоминаемость НТВ. А делать Кулистикову подробную рекламу своими интеллигентскими страданиями – увольте.

Однако история с «конкурсами красоты» дает нам исключительную возможность почувствовать и понять, как именно нужно действовать в наших тяжелых обстоятельствах.

То, что невозможно победить, можно просто в себе преодолеть. XX век отлично научил нас массовости, а вот XXI может выучить той степени индивидуальности, которая необходима для того, чтобы не впасть в эту ересь бессмысленной красивости.

И здесь если что и работает, то лишь личный опыт и личная судьба, которая всегда – лучший пример.

То есть, буквально, если вам говорят о красоте (особенно в выражениях безапелляционных), указывая на что-то пальцем, просто научитесь не верить этому, понимая, что тут вам просто что-то продают. И учитесь, пожалуйста, учитесь любить некрасивое, не прямое, странное, неожиданное, любить честно и искренне не обложку и даже не то, что скрывается под этой обложкой (там ничего уже давно нет), а то, что никогда ни в какую обложку не впихнут.

Жить в эпоху тоталитаризма (а глянец так тоталитарен, что Иосиф Виссарионович изумился бы), оставаясь нормальным человеком, – это всегда личное маленькое дело, за которое никто не наградит.

Так что придется как-то каждому в одиночку находить и правду, и содержание, и смысл в некрасивых остовах, в заброшенных металлических конструкциях, которые где-то на окраине просто так рвутся в небо, в старых, расползающихся книгах, которые давно уже никому не нужны, в уже совсем белых школьных тетрадях, в кирпичной стене, которая все тянется и тянется до горизонта.

Некрасивость возвращает нас в правду. В то, что мы стареем, мы смертны, мы неуклюжи и смешны, в то, что мы вообще живые. В то, что нас окружают не картонные айфоны и не одинаковые модели (в моем счастливом детстве моделями называли пластмассовые макеты самолетов, танков и гаубиц, так что слово точное), а живые и очень разные люди, из которых нельзя выбирать красивых и некрасивых, а можно только настоящих и фальшивых, потому что это важно, а остальное не имеет никакого значения.

Придется ведь этому всему учиться. Иначе придет «мисс» и сожрет тут все.